Вы не вошли.
Страницы: 1
Экспедиция
Пролог
...люди шли и шли к Горцу. Шли и группами, и поодиночке. Кто морем, кто болотом, а кто и прямо через Грань. Да, и в одиночку, и через Грань – а как-то проходили. И им верили. Злой умысел требует наличия ума, а кто же в здравом уме двинет через Грань! Хотя сам-то Горец – родом как раз из тех краев. Что ж, выходит, и там добрые люди живут!
Бывало, приходили и прямиком из белого лагеря. Вроде бы даже и не заметив. Верили и таким. Выведывать да высматривать здесь, у Горца, было нечего. Весь лагерь, как на ладони. Врагу оставалась только самая малость: сломить, наконец, это отчаянное сопротивление измученных, изверившихся уже во всем людей. Но с этим последним вышла заминка – бригада Горца стояла. Насмерть? Нет, о смерти здесь и не думали. Как ни крути, а старуха, к каждому придет в свой час. Да и куда от нее денешься? Все одно не миновать. Так что и торопиться нечего – ни к ней, ни от нее... Сама придет. А торопливых, она, сказывают, не любит.
Многие делились и новостями. В том числе и о Хорунжем, посланном, вроде бы, Горцу на помощь из Центра. С отрядом во тьму тьмущую сабель. А то и вовсе без отряда. Вот, явится он сюда, дескать, молодец этот, Хорунжий, посмотрит, какие тут дела приключились… да и взмахнет волшебною палочкой. Вот, тогда… фьюить… и наступит сам собой, стало быть, мир. И мы, наконец, будь оно неладно, перестанем рубать друг друга. Экая радость, заглянуть, что там, внутри! А там-то, внутри, у всех одинаково. В чем и убеждаешься после первой же доброй рубки. А лучше, чтобы ее, окаянной, и вовсе не было…
Одни толковали, что слышали де, да, идет, идет брат Хорунжий на помощь. И что славно рубятся его казаки. И что вот-вот будут здесь. А насчет того, как же ты, пеший, да обогнал их, конных, про то, мол, и сказу нет. Ну, нет, и точка.
Другие, вроде, своими глазами видели, как повесили казаки того молодца, выходит, Хорунжего. Вместе с командою его из семи человек. Вот так, прилюдно, да под барабанный бой белюзга и повесила. Сначала остальных, а напоследок и самого...
Тут или примерно тут, выбравшись из окопа, вступил в беседу, покуривая трубочку, последнюю, похоже, подружку, ибо с женским полом тут было, прямо скажем, туговато, и сам Горец.
- А скажи-ка, добрый человек, усы-то у него, у Хорунжего были рыжие, али как?
- Как есть, рыжие! – испуганно перекрестился боец, и вправду вспомнив длинные рыжие усы, уныло свисавшие на повешенном.
- Упокой Господи их грешные души, – отозвался Горец, подняв к небу вечно спокойные серые глаза, – только это был не Хорунжий. Во первую голову, отродясь не носил он ни усов, ни бороды. Брился начисто. Во-вторых, брат мой, Хорунжий такой жгучий брюнет, чернее не бывает. И рыжие усы у такого… и, самое главное, други, почему мы все здесь так ждем друга моего, Хорунжего, почему я его жду. Должен сказать, выросли мы с ним на одном дворе. Ну, в одном селе по-вашему. И не то, чтобы уж очень дружили, но знаю, что если и можно в чем на него положиться, то вот именно в таких вот делах. В детстве он был хилым мальчиком. Часто и подолгу болел. И посему, великим слыл фантазером по части выпутывания из всякого рода оказий. Когда батька вот-вот появится с хворостиной. Вот, мне и хочется послушать, что он предложит, чтобы нам всем сообща выпутаться их такой нэлегкой ситуации, в которой мы оказались…
Начался обычный в ту пору утренний обстрел, бойцы дружно рассыпались по траншеям, и стало, конечно, не до болтовни…
Ближе к вечеру на штабе среди командиров, набивая трубку, была тут и такая традиция, но об этом, может быть, в другой раз, Горец проворчал, – все могу понять. И то, что усы отрастил. И в рыжий цвет выкрасил. На что только не пойдешь ради форсу…
- Опять же, конспирация, – удачно, хохмы ради вставил кто-то из командиров…
Генерал устало отмахнулся, не поняв или не приняв шутки, – канспырация? Какая там канспырация! Да он в канспырации панымает, как свинья в апельсинах. Ну, нэ дано человеку! Что с нэго возьмешь… но, вот, чтобы сам Хорунжий стоял и сматрэл, как казнят его людей… нэт… в такое я павэрить ныкак нэ могу…
Затянулся, из трубки пошел привычный дымок, и заседание штаба началось.
Никто из присутствовавших даже не улыбнулся. Просто, изверившиеся во всем люди должны же были во что-то верить!…
Вот и ждали мифического спасителя, известного, кстати сказать, в лицо во всей бригаде одному Горцу, как манны небесной. Разочарования, неизбежного при встрече, не опасались, ибо так далеко давно уже не заглядывали.
Глава 1
Начинать приходится с конфуза. Хотя, в наши времена подобных происшествий, пожалуй, и не избежать. Если по совести, их и чрезвычайными-то назовешь разве что с известной натяжкой. Влип-то в историю я один. По собственной, стало быть, дурости. Группа, слава Всевышнему, есть же правда на небесах, осталась в стороне.
И, очень надеюсь, ребята благополучно добрались по назначению. Они же все из военных. Не то, что ваш покорный слуга.
Примечание на полях.
Люди действительно дошли без потерь. И рассказ командира, вплоть до событий на площади включительно, подтвердили.
Подпись. Горец.
Собирать все эти заметки в нечто удобоваримое будут другие. Которые, возможно, не всегда окажутся и в курсе происходящего. Так что, сразу оговорюсь об имени, под которым я здесь фигурирую. Ума не приложу, откуда взялась эта кличка. Сам-то я учился в Московском Университете, когда и грянула эта дурацкая война. По-другому и не назовешь. И к действующей армии отношения никогда не имел. Как говорится, ни сном, ни духом. А вот, поди-ка, приклеилась…
Стояли мы лагерем у какого-то пригородного села. Ни что за село, ни что за город, понятия не имею. Как говорится, не до того было.
Примечание. Тоже мне, грамотей. Этот теперь понятия не имеет. Язык, видите ли, отсох. Город Путятск Воронежской губернии, а село Малые Перунцы. Подпись. Горец.
Погода поутру выдалась чисто осенняя – серая, промозглая, под стать настроению. Костровали мы в леске неподалеку от села, и вышло так, что настала моя очередь идти за солью. Было, на что обменять. Мелочи там всякие, будь они неладны. Объяснили бы хоть толком, что хватаю. Ну, прихожу я в село, обращаюсь к казачкам, слово за слово, и вместо сольцы, взяли они меня, казачки, тепленьким. Связали, да и повезли в город…
Примечание на полях. Напраслину на себя наговаривает командир. И вся история эта темная и нехорошо попахивает. Подпись. Горец.
Если кратко охарактеризовать случившееся на площади, иного определения, кроме как цирк, наверное, и не придумаешь…
***
Рынок небольшого уездного городка прилично, а если точнее, где-то наполовину заполнен народом. Торговлишка идет вяло, что и не удивительно. Больно уж невеселая случилась оказия. Поймали красного. Сольцы ему, болезному, видите ли, захотелось… а как распознали краснопузого, на морде-то у него не написано, так про то, кто ж его знает! С виду, типичный студент. А может и впрямь, рыбки с ребятами наловили, да ушицы захотелось. А что друзей назвать отказался, за такое честь ему да хвала. Правильный парень…
Как в народе говорится, дело мастера боится. И, коли сам Хорунжий взялся удирать, то вот вам, пожалуй, образчик Искусства…
Площадь наполовину заполнена народом. Здесь же размещен конный отряд с целью проведения показательной акции – впечатляюще бестолково – почитай, не степь-матушка! Казнить должны были уже давно. Собирались поначалу пристрелить, но не решились: казнь непременно велено было совершить прилюдно. В назидание, стало быть. Не ровен час, убегать станет, а пуля, она дура…
Вот, если бы взяли его с людьми, точно попробовал бы. Такие слухи о нем ходили упорно. А дыма без огня не бывает… а тут… самое плохое, получается, сиди и жди неизвестно чего. То ли рванет, то ли не рванет.
Собственно, чего ждали-то, как раз было известно. Ждали карету с молодой любовницей городского головы. Который здесь же, на площади, и гарцевал на черном жеребце. В крупных белых яблоках. Какого лешего ему стукнуло покрасоваться перед курвой молоденькой, про то ему одному и ведомо. Вообще-то, виселица, оно дело невеселое. Ну, да нам их, бар, ясное дело, не понять…
Коротали время, кто как умел. Узник как раз разговор затеял. Аккурат, выходит, с самим батюшкой, городским головой. Тоска же, ясное дело. Покукуй-ка сам под петлей…
Вот, дескать, вы, батюшка, городской голова, не хотите ли, могу погадать напоследок.
А этот дурень так и подскочил на коньке-то, – цыган, что ли?
А ентот, Хорунжий-то, и впрямь, черный, как черт. Ну, вылитый цыган и есть. Особливо сейчас, когда небритый. Вот, с усами только и подкачал. Нету у него усов-то. А без усов, какой же ты цыган! Вот такие вот дела, братцы, получаются…
- Цыган, не цыган, а Искусству сызмальства обучен… – отвечает, стало быть, студент.
- Ну, погадай, коль сам предложил.
- Так, руку надо позолотить!
- Эй, ты, не балуй тут у меня! Ишь, чего удумал. Руку ему позолоти!
- Ну, коль монетки жалко, барин, так уж не обессудь.
- Да не в монетке дело, дурья твоя башка, а порядок на то и даден, что соблюдать его надобно.
Вот так они вдвоем и чесали языками, покамест. К великому, выходит, всеобщему удовольствию. Какое – никакое, а все развлечение…
Все бы хорошо, да только бес, видать, и попутал барина. Возьми он, да и крикни казаку-то, узника, выходит, сопровождавшему. Дескать, развяжи-ка ему руки. Оно и так, как ни крути, недолго уже осталось. Ноги-то у того давно, стало быть, развязали. Дойти чтоб смог. Ну, а казаку что, его дело служивое, возьми, да и махни штыком.
С усилием массируя затекшие ладони, побелевшие от крепких тугих веревок, студент даже поморщился от боли. Казак разрезал узы ловко, не поранив.
Наконец, тяжело вздохнув, студент обернулся к гарцевавшему рядом городскому голове.
- Лови, – взмахнул тот рукой в изящной, черной, бархатной перчатке, и в воздухе мелькнула монета. Не иначе, как золотая…
Городской голова сразу же начал брать быка за гора. Пора было уже и поспешить, поскольку успел усмотреть в конце улицы долгожданную карету.
Однако и тут случилась заминка. Ибо, ловко поймав монету, да спрятав ее где-то в глубине сюртука, изрядно, по правде сказать, поношенного, горе гадальщик опять подал голос:
- Перчатку то снять надобно, ваша милость. Иначе, как же по ладони!
- Ну, ентот дурень перчатку стянул, да ладошку и сует. И, ясное дело, тут же оказался в грязи. Аккурат, у гадальщика под ногами. А тот на жеребце за палатки и сиганул, выходит. Прошу прощения. Дело-то все вышло аккурат на базарной площади. Так что, палатки, они тут вокруг и стояли. Где ж им еще стоять! Охрана, ясное дело, встрепенулась. Ну, рванули они, стало быть, следом. Кто конным, кто пешим. Кто как успел. Объехали вокруг палаток-то. И, ясное дело, обратно. Народищу невпроворот. А на коньке-то через всех переть, оно, конечно, несподручно…
Ну, вылетел он, студент первым. Привстал в стременах, да и оглядывается вокруг. Думал, видать, куда еще сигануть. Да пока думал, военный подпоручик, который как раз с есаулом казачьим лясы точил, подскочил и его самого в грязь. Хорунжий, студент-то ентот, видать, не растерялся, на ноги вскочил, да и бежать.
Как раз верховые, да прочий люд из-за палаток выскочили. Ну, тут они не церемонились. Нагайки свои повыхватывали, давай ими свистеть, стреляют то ли в воздух, то ли уж и не знаю. Не разобрать было. Словом, когда городской-то голова голос повысил, да порядок навел, а много ли времени-то прошло? Да и куда ему было деваться! Народу же кругом пропасть. Где ж тут спрячешься. Средь бела дня. Даже и карету отогнали. Любовницину, выходит. А вот, поди ж ты. Как в ад провалился. Тьфу ты, пропасть! Нету, и все тут. Даже и сам думаю, гляжу, и не знаю, что и сказать…
- Ти нэ знаешь, и правильно дэлаешь, – Горец выбил трубку в пепельницу, искусно вырезанную из какой-то замысловатой коряги, и неожиданно спокойные пальцы привычно принялись набивать ее снова, – а что скажут товарищи командиры?
- Пока ничего, товарищ генерал, – ответил за всех пожилой мужчина, путиловский рабочий, – а точно это Хорунжий?
- Хорунжий, не Хорунжий... похож, – Горец начал, было, кипятиться, но взял себя в руки и сбавил тон, – точно Хорунжий, я знаю этих его людей.
На сей раз это была глубокая траншея прямо под открытым небом. Штабные сидели на крепких деревянных скамьях, появились здесь уже и такие, и вокруг столь же добротно сделанного стола. Вновь прибывшие пока стояли. Со стороны степи, с позиций белых рассмотреть, что именно тут происходит, было невозможно. Вот, если только с Грани глянуть... но Грань, она и есть Грань...
- Прысаживайтесь товарищи, – набив, наконец, трубку, Горец закурил, и явно оживился, – как говорытся, в тэсноте, да нэ в обиде.
Дежурящие бойцы быстро доставили откуда-то еще одну длинную скамью, и все вновь прибывшие, а их оказалось семеро, настороженно сели.
- Итак, товарищ, вам слово, – Горец обратился к Путиловцу. Имена до окончательного выяснения отношений здесь предпочитали не произносить. Ненадолго. Кто есть кто, тут научились распознавать быстро...
- Вот, скажи-ка, товарищ, – обратился тот к соседу парня, который только что говорил, – ты же у нас токарь, человек образованный поболе, чем твой товарищ из деревни, прошу прощения, я не хотел вас обидеть...
- Так и есть, чего уж там... – повеселев, что отмучился, ибо речь давалась явно с трудом, хмыкнул тот, – из села и есть, – чем сразу же сбросил напряжение.
Командиры заулыбались. Такое искусство здесь ценили.
Следующим заговорил мужчина лет тридцати, к которому как раз и обращался Путиловец. Перебивая его, сверху донесся шум битвы. Видимо, пытаясь с ходу перепрыгнуть через траншею, да не рассчитав ширины, сорвался и упал прямо на стол кто-то из беляков. Упавший только вздохнул, и тут же затих. Почти сразу же в штабе появились бойцы. Пожилой, лет шестидесяти от роду, совершенно уже седой командир поднял веко.
- Отмучился, сердешный. Ну-ка, взяли!
Труп унесли.
- Мы прыносим извынения за вынужденные неудобства. Продолжайте, товарыщ…
- В первую голову, ясно, куда он делся. Не иначе, как в карету. Больше некуда.
- Ясное дэло, что в карету. Это-то и нэпонятно, они же там не лыком шиты! Почему нэ проверили!
- Они просто ошиблись… товарищ… командующий?
Горец удовлетворенно кивнул, и показал трубкой, – продолжай. Об этом в свое время.
- Они спутали Хорунжего с этим самым подпоручиком, и вправду приезжим.
- А ты сам нэ спутал?
- Да я знаю прекрасно их обоих. В карете, любовница городского головы, это ж его, подпоручика жена!
- Что же он, офицер, тэрпит такую жену?
- Так, она ж из него веревки вьет! Ну, так вот, они, вроде спутали и погнались за подпоручиком. Тот, как казачки из-за палаток выскочили, как раз тоже бежать пустился. А как разобрались что к чему, уже ни кареты, ни подпоручика.
- Так что ж, он бабу свою, выходит, спасал?
- Получается, что так.
- Провокация? – Горец бросил быстрый взгляд на Путиловца. Тот, однако, не поддержал:
- На провокацию непохоже. Что-то уж слишком хитро. Скорее всего, покорил наш общий друг женское сердце. Как он по этой части?
- Да, ныкак. Так же, как и по части канспырации… так, еще кто хочет сказать, таварыщи?
- Я видел, как они верхом уходили из города, – подал голос седьмой, явно примкнувший к остальным дедок, – вчетвером…
- Троих мы знаем. Кто еще, – глаза Путиловца сузились, и голос дрогнул, словно чуя добычу.
- Да, дед с ними был.
- Возраст деда? Неужто с твое? Телосложение?
- Плотного телосложения. Коренной русак моих, примерно, лет. В синем, сильно потрепанном костюме…
Горец с силой хлопнул ладонью по столу, – даже костюма нэ переодели… что скажешь?
Путиловец от волнения привстал, но, как и прежде Горец, быстро взял себя в руки, не проявляя лишних эмоций, – Профессора действительно держали в этом же городе. А, учитывая его обстоятельства, я бы это объяснил только одним образом. А это точно? Не шутишь, дедок?
Тот испуганно перекрестился, – истинный крест.
***
Нахлестывая коней, перепуганный до смерти кучер вихрем летел по узенькой улочке, естественным образом догоняя едущий впереди такой же крытый экипаж. Поравнявшись, Хорунжий на миг выглянул из-за занавески, – ну что, поменяемся?
Сидящая напротив под ручку супружеская пара смущенно переглянулась. Подпоручик на всякий случай уточнил, – что вы конкретно предлагаете, сударь?
- Махнуть не глядя. Мы к ним, они к нам…
- Можем встретить сопротивление. Да и шум поднимем. Время военное…
- Разве это преграда для джигита?
Быстрый взгляд на супругу. Та в ответ покраснела, и очаровательно потупила очи…
- Слушай-ка, дружок, – обратился офицер через секунду, сидя уже на облучке рядом с кучером, – мы сейчас тебя покинем. А ты погоняй немножко на свой вкус. Идет?
Покрывшийся липким, холодным потом кучер деревянно кивнул…
Примечание. Можно долго говорить, Хорунжий такой. Хорунжий сякой. Да, он не дьявол, и не ангел. Но уже за одного Профессора мы все должны сказать ему искреннее спасибо. Хотя, справедливости ради, замечу, что ни самого Профессора, ни того, кто именно сидел в той карете, Хорунжий в то время знать, конечно, не мог. И еще, забегая вперед: его люди, которые, не задумываясь, выполнили такой приказ своего молодого командира, без сомнения зная, на что идут, ибо дураков и сумасшедших там не держат, проявили больше пролетарского сознания, чем кое-кто из наших горлопанов.
Подпись. Горец.
Начальнику Третьего охранного отделения
Воронежской губернии
Полковнику Лызину
Докладная записка
Четвертого сентября, то есть сего дня, во время этапирования на допрос из центральной тюрьмы в здание жандармерии бесследно исчез известный бандит, член РСДРП с момента основания, доктор химических наук 1838 года рождения Полозов Иван. Предположительно отбит из кареты группой Хорунжего. Лица, сопровождавшие арестованного, исчезли бесследно вместе с ним. Прошу позволения принять все меры к скорейшему поиску и задержанию указанных лиц.
Начальник жандармерии штабс-капитан Петраков.
Резолюция. И немедленно. Подпись. Лызин.
- Пагады, дедусь, какой из тебя вояка! Вот, при штабе будышь. Кашеваром, – Горец, остановил последним выходившего деда, чуть привстав, и не выпуская трубки из рук, знак того, что заседание штаба будет продолжено. Для тех, кто понимает.
Дед, сорвав с седой головы потертый треух, прижал его двумя руками к животу. И, кланяясь в пояс, замер в ожидании.
- На сегодня мы должны абсудыт еще адын, паслэдный вапрос, товарищи. Я представляю вам светило военной науки при трех последних государях-императорах, его превосходительство, генерала Сумарокова. Что скажытэ, господин генерал?
Дед чуть выпрямился, и, не меняя ни позы, ни голоса, ответил, – да, вот, пришел умирать за Россию матушку. Дозволите?
Горец обменялся быстрыми взглядами с Путиловцем. Тот чуть заметно кивнул.
- Ну, умирать, оно дело нехитрое. Мы, вообще-то луды нэдоверчивые, ваше превосходительство…
Дедок ответил твердо, – товарищ, только товарищ.
- Но уж больно хорошую весть вы нам принесли… как говорится, на крылышках!
***
Генерал Сумароков, для виду прикомандированный к штабной кухне, на деле принял оперативно-тактическое командование бригадой, что не замедлило сказаться на ходе военных действий. Бойцы заметно повеселели. И хотя не знали, в чем дело, все это по соображениям конспирации держалось в строжайшей тайне, дело оно было ясное, как божий день. Если раньше каждой атаки беляков, а случались таковые по пять – шесть на дню, ждали, как конца света, то теперь, уж на своей-то территории, начали и бивать…
Командование объединенной группировки белых армий, занявших долину, или по терминологии Горца, степь матушку, ошибочно оценив обстановку, объяснило происходящее несколько возросшей за лето численностью ополчения и естественным от чувства обреченности ожесточением. Истина открылась только через месяц, после газовой атаки, предпринятой командованием белых и вынужденно последовавшей за нею сменой командующего.
***
Ночную тишину нарушало только потрескивание сучьев в костре, щемяще напоминая детство. Подпоручик криво усмехнулся. Очередная картофелина полетела в закипающий уже котелок, и он поднял глаза.
- Как звать – величать-то, мил человек? – негромко поинтересовался собеседник, с привычной сноровкой орудуя перочинным ножом.
- Георгием, Иван? Простите великодушно, по фамилии как-то неудобно.
- Иннокентьевич. Стало быть, мы с вами частично знакомы? Не припоминаю оказии.
- Вот, и я про то же. Черт знает, куда юбки заведут нашего брата, мужика… чтоб я, гвардии офицер Бомбиста не знал!
- Ну, и как самочувствие, в такой-то компании?
- Да, знаете ли… ишь ты, гнилая попалась, – подпоручик бросил гнилую картофелину в костер и потянулся за следующей, – вы понимаете, Иван Иннокентьевич? – Георгий повел рукой с ножом вокруг, – Смотрите, красотища-то какая! А мы воюем, воюем... все никак не навоюемся. А святая наша матушка Земля смотрит, наверное, да диву дается – и чего творят мужики… еще вчера… да что там вчера, вечером еще сегодня, скажи мне кто, истинный крест, на дуэль бы вызвал негодяя! А тут вот, не знаю, поверите ли, сидим мы вот с вами, даже и на душе полегчало.
- А насчет юбки к чему?
- Так, про то у нее самой спросите… идет, никак.
В темноте послышалось осторожное похрустывание веток, и миниатюрную полянку заполнил звонкий женский голос, – а вот и я, мальчики… а где же командир? Неужто отослали, и секретничаете? Так, может, и я не вовремя?
- Ты вот как раз вовремя, – проворчал Иван Иннокентьевич, – ну, принесла молока?
- Да, вот же оно, – женщина присела, держа в двух руках крынку.
- Так и несла?
- А то!
- Ну, что скажете? – спросила она тихо, и откинула со лба сбившиеся волосы.
Показалась она Полозову высокого роста, с благородным, удлиненным лицом. Образ аристократки из высшего света совершенно не гармонировал с родом ее занятий, о котором он был прекрасно наслышан. Чего только война не вытворяет с людьми!
- Да вот, Иван Иннокентьевич советует нам с тобой прекратить все это, – тихо сказал Георгий.
- Двумя руками за… а, кстати сказать, что именно?
- Как кличут-то тебя, красна девица? – подбросив в кипящий уж вовсю котелок последнюю картошину, собеседник Георгия вытер о траву и закрыл нож…
- Татьяной с детства кличут. Ой, а можно, я вас дядей Ваней буду звать?
- Зови уж. Ну, с вами двоими мне все более или менее ясно. А что с третьим молодым человеком? Командиром, выходит, нашим?… чуешь, голуба, каша-то какая заваривается? Жили бы в городе среди своих, да и горя не знали. А теперь, последнюю мелочь, небось, на картошку-то пустили.
- Не без этого… – Татьяна опустила глаза и даже теперь, в темнотище, заметно покраснела.
- Ну, меня скомандовал спасать он. Это мы уже выяснили. А его самого, выходит, ты?
- Да, я приехала как раз на площадь-то. Гляжу, а он – в дверях, и в глаза смотрит… я его за руку, да и в карету, и дверцу захлопнула. Сама не знаю, как все и получилось. Сижу после, и трясусь, как осиновый лист. А ну, как проверят?
- Ну, оно и понятно, – Иван Иннокентьевич встал и тщательно отряхнулся, – ну, а все же, этот самый, молодой человек. Вернемся к нему.
- Так это Хорунжий! Вы о нем слышали. Не могли не слышать, – Татьяна подняла на собеседника слегка удивленные глаза.
- И это меняет дело, – Полозов снова присел, – Хорунжий, говорите? Он не из наших. Но Горец ему доверяет. А Горец… он мало кому доверяет… да… последняя любовь Горца… прошу прощения, не имел в виду ничего дурного. Хорунжего я поддержу. Не могу не поддержать. Итак, я с вами… а с этой вашей неуставной деятельностью надо кончать. Со мной, или без меня, значения не имеет. Сами понимаете. Георгий? Татьяна?…
Георгий молча кивнув в сторону жены, – я как она…
- А я двумя руками за… – сказала Татьяна, бросив на мужа испепеляющий взгляд, – ну, коли мы, кажется, договорились, пойду, покличу командира? А то, как бы не обиделся…
- Ничего с ним не сделается, – отвечая, дядя Ваня зачерпнул ложкой, попробовал варево, немного посолил, – он у нас мужик правильный. Знает, когда надо командовать, а когда не надо.
***
Его превосходительству,
Начальнику третьего охранного отделения
Воронежской области,
Полковнику Лызину.
Донесение
Записано агентом Писарем со слов агента Молочника.
Довожу до Вашего сведения, что агенты Астраханка и Хмурый в настоящее время находятся в составе группы Хорунжего. Информация от агента Астраханки. Более подробными сведениями не располагаю, так как, сообщая информацию, Астраханка очень спешила.
***
Неуловимым движением Татьяна вскочила на ноги, обернулась, выставляя вперед руки, и оказалась в объятиях по-кошачьи неслышно подошедшего командира.
- А вы очень тихо ходите, господин Хорунжий… – подал голос недавний пленник, – и сразу, с небольшим опозданием приношу благодарность за чудесное спасение.
- Да, что вы, Иван Иннокентьевич, почту за честь. Это была полицейская карета, уж я-то успел на них насмотреться, уголовника в такой сегодня не повезут. Должно быть, человек интеллигентный. А в остальном просто повезло. Кстати, если не возражаете, я буду звать вас Профессором…
- Почему именно так? – подчеркнуто тихо переспросил дядя Ваня.
- Потому, что вы и есть мой профессор. Химии, с вашего позволения. Московского Университета. Неужели не узнаете?
Профессор улыбнулся, – ну, до сессии нам с вами сегодня далековато. А насчет узнать в таких-то обстоятельствах… хотя, погодите, постойте-ка, не вы ли на экзамене приводили мне пример этой странной взрывчатой смеси… о которой я, признаться, и сам не слыхивал, признайтесь уж, на практике не приходилось случаем?
- Не пробовал, – ответил Хорунжий с неожиданной серьезностью, – да я и не по этой части. Хотя, существуют опасения, что в атмосфере вокруг места взрыва могла возникнуть цепная реакция с непредсказуемым распространением токсинов. Побочные эффекты в таком случае сведут на нет все наши усилия.
В ответ профессор смеялся долго, даже до слез, – уели меня, старика.
Татьяна, все еще полуобернувшись, стоявшая в объятиях командира, смутилась, высвободилась, и подсела к костру. Затем, подняла сверкнувшие на затененном лице глаза, – вы так тихо подошли, что испугали даже…
Ответом оказалась смущенная улыбка, – это дань детству. Я ведь вырос в горах. А там знают цену каждому шагу.
- Ну, хорошо, товарищ Хорунжий. Вынужден вас огорчить. Профессором сейчас меня называть нежелательно по многим причинам. Подсаживайтесь, поедим, что бог послал. А зовите-ка меня с легкой руки нашей Танечки дядей Ваней. Пойдет?
Все принялись за похлебку, и приунывший было подпоручик, подал голос, глянув на командира, – прошу прощения, не представился, Георгий. Куда путь-то держим… товарищ командир?
- На юг. В направлении южных губерний. Хотя, учитывая известную свистопляску с географией…
Дядя Ваня даже присвистнул, – вот даже как? Ну, тогда прямиком в болота. Судя по слухам, которые до меня успели дойти. А как насчет следопытов?
Поковыряв острой веткой в костре, Хорунжий, наконец, кивнул на стоящую кринку, – я думаю, если Таня уже сходила… вряд ли она открыла, что вы все еще с нами…
- Я больше ни слова, клянусь… там, в селе прямо на агента нарвалась… ну… он меня не выпустил бы… иначе.
Хорунжий перевел глаза на собеседницу, – там, на площади, не оправдывались, и сейчас не нужно. Этот час еще не пришел, – она в ответ тяжело задышала, – за площадь я многое могу вам простить… если когда-нибудь найду в себе силы хоть в чем-то обвинять.
- Что-то уж больно сложно, – отозвалась она, переводя глаза на дядю Ваню.
- Давайте-ка по молочку, да и спать, – подвел тот итоги диспута, – а на вас, Танечка, он сейчас молиться готов, как на святую деву Марию, так что, пользуйтесь случаем.
Прошу великодушно прощения за то, что не описываю пока суть наших отношений с госпожой Географией. Те же самые аргументы. Этот час еще не пришел.
Короче говоря, первые две ночи мы сибаритствовали. Рассчитывая на заминку белых следопытов, которые после первого скомканного донесения Астраханки непременно будут ждать продолжения. Татьяна нам с дядей Ваней выложила все, конечно, в первый же вечер. И нет худа без добра. Мы решили парочку дней просто отдохнуть. Да и привыкнуть, особенно нашей даме, к новой ситуации. И понять, чего мы можем, а чего не можем. А главное, чего, вообще-то хотим…
Короче говоря, второй вечер. Опять Воронежская губерния. Река Дон. Георгий проявил себя отличным рыбаком, чем несказанно удивил собственную вторую половину. И она даже раза два проявила к нему какой-то интерес. В настоящий момент он сидит на корточках около ночного костра, на самом берегу, и колдует над котелком. Варит уху, опять же, из чего бог послал.
В загадочных глазах дамы отражается костер. Между супругами опять пробежала кошка. Во всяком случае, помогать ему хоть в чем-то она явно не намерена, хотя это и представляет очевидный общественный интерес, и обращается в настоящее время к командиру, т.е. к вашему покорному слуге:
- А скажите, пожалуйста, вот вы, студент, человек ученый, что это за свистопляска с географией, которую вы упомянули давеча?
- Горная гряда, к которой мы как раз направляемся. О ней и сказ.
- Грань, это не более чем бабушкины сказки!
- Нет, погодите, давайте разберемся, – подключился профессор, – я хоть и специализируюсь на химии, но такими вещами грех не интересоваться.
- Извините, товарищ… дядя Ваня, – не выдержал Георгий, – ну, это же предрассудки! Нет в космосе никаких граней! Нет, и не может быть. Если не принять гипотезу существования Господа бога. Ну, давайте произведем мысленный эксперимент. Представим себе, что мы с вами вознеслись в космос. Мы видим Землю – это не что иное, как камень, огромных размеров. Большую часть поверхности занимают моря и океаны. Но существуют и горы. Одна из самых высоких, несомненно, вот эта самая Грань!
- А вы взгляните-ка на горизонт в погожий день. Откуда ни гляди, а там горная гряда. Вот, и Грань. Еще в стародавние времена замечено. Посему ее, голубушку, так и величают. А дело все в том, Танечка, что гряда эта, именуемая в исторической традиции Гранью, существует в реальности и не укладывается в традиционные научные представления. Видеть-то все видят, а вот подойди-ка, да руками пощупай. Нет ее там. Правда, должен признать, на всеобъемлющие знания может претендовать только Господь. Разумеется, географ из меня никудышный. Но таковых знаний в моем распоряжении не имеется.
- Ой, дядя Ваня, а вы разрешите мне вести дневник? – наша дама покраснела, и очаровательно потупила глазки, – извините, пожалуйста, я ничего такого не имела в виду. Иначе ни за что не запомню…
- Если мы с тобой договорились, то решение за командиром.
Быстрый взмах ресниц и неопределенного цвета, какие-то каре-зеленые глаза, обожгли самое сердце командира. Оное предательски затрепетало, и, конечно же, растаяло.
- Можно, Татьяна. Только следи, чтобы в посторонние руки не попало.
Подозревай я, какое значение придается в этом бренном мире моей скромной персоне, может, и подумал бы, прежде чем разрешать. Но, положа руку на сердце, в таком случае мы больше потеряли бы, чем приобрели. В общем, стрелял вслепую, а попал в десятку. Бывает…
- Дядя Ваня! А может, вы будете нашим командиром?
Хорунжий, подошел к костру против ветра, как всегда неслышный как тень, и спросил как бы невзначай. В огонь полетел пучок зеленой полыни, и из костра тут же повалил густой дым
- Не рискуем? – Профессор, сидя на корточках, как раз пробовал варево, ибо видно уж было, что быть ему главным кашеваром.
- Я думаю, те, кто за нами гонятся, знают все места в этом лесу, мало-мальски удобные для костра… дым, так, или не дым… все равно, это не тот уровень, чтобы были бы значимы такие мелочи.
- Ну, вот это-то место для костра как раз неудобное. Но, в общем и целом, вы правы, молодой человек. Теперь, насчет вашего предложения… – между делом, баланда, нечто среднее между кашей, супом, и картофельным пюре, перекочевала в миски, и все дружно застучали ложками… – что вас сподвигло на подобное предложение, позвольте полюбопытствовать?
- Элементарный здравый смысл.
- Должен заметить, что, окажись я командиром, вполне мог бы послать вас на смерть.
- Если это способствовало бы осуществлению наших общих планов, почему бы и нет! Должен сказать, что такое просто не приходило мне в голову. Однако это ничего не меняет.
- И все-таки носителем наших групповых интересов остаетесь вы, а посему, и командуйте на здоровье.
- Вы, попросту, намного опытнее меня. Без вашего руководства нам от них не уйти.
- Это – другое дело. И, потом, почему бы нам ни поинтересоваться мнением нашего маленького отряда? Вот, скажем, спросим у Дамы.
Дама, доев баланду, поставила миску на колени, и застыла на секунду, глядя в одну точку. Наконец, взгляд ее прояснился… – я была бы вам признательна, господин… прошу прощения, вырвалось… товарищ Хорунжий, если бы командовали всеми нами именно вы. Мы с дядей Ваней… слишком хорошо… знаем друг друга… и… не с очень хорошей стороны. И через это так просто не переступишь…
- Ах, вот даже как! – Собрав миски, командир встал, и отправился к темнеющей внизу излучине, – все же, дядя Ваня, я приказываю вам в таком случае, быть нашим проводником… до особого распоряжения.
…сидя на корточках у костра, они просто молчали. И смотрели в огонь. Подпоручик задумчиво ворошил палкой сучья, чтобы быстрей прогорели. Подошедшего командира никто по традиции не услышал…
- Ну, что ж, проводником, так проводником, сегодня ночуем здесь, в лесу. А завтра прямо с утречка отправляемся в город батюшку, – после часовой паузы дядя Ваня продолжил речь как ни в чем ни бывало, – я чувствую их пристальный интерес к нашим скромным особам. И понимаю, что господа играют, покамест, с нами, как кошка с мышкой. Но не понимаю, чем это вызвано. И, самое главное, готов поручиться, и они тоже не понимают. Стой перед ними задача взять нас, грешных, или, там, ликвидировать, уж будьте уверены, все давно было бы в полном ажуре. В городе продаем коней, и ждем. Что-то должно произойти. Это, правда, не означает, – окинул он молодежь усталыми и бесконечно спокойными глазами, – что мы должны расслабиться, и попадаться им лишний раз на глаза.
Костровавший подпоручик, принялся, было разбрасывать костер, но передумал, да и оставил все, как есть. Поднял только вопросительный взгляд на Хорунжего, и, приняв от него миски свою и жены, не глядя, бросил в мешок. Дядя Ваня искоса на него взглянул, – Вы о чем-то хотели спросить, Георгий?
- Да… дядя Ваня. Вы полагаете, что эта погоня неоднородна?..
- Да… много бы я дал, молодой, человек, чтобы понять, что именно вам известно… на эту… тему… однако… нет. Полагаю, за нами сегодня идут именно следопыты. И только они. Безо всякого сомнения. И, поскольку, имел честь… личного знакомства со всей командой… и говорю, они давно могли бы нас взять.
- Вы считаете, сопротивление бесполезно? – устало спросила дама, с трудом, по всей видимости, раскрывая слипающиеся уже давно глаза, и устраиваясь в подчеркнутом одиночестве под высоким кустом боярышника.
- Вовсе нет, сударыня. Ведь мы тоже не лыком шиты. И быстро учимся. Главное, не дать им понять раньше времени, что у нас на уме. А мы правы. И потому должны и будем их бить.
- Что ж, и на том спасибо, - ответила Татьяна.
И все отправились на боковую, оставив Григория дежурить у костра.
***
…шеф, ну, так я пошла? – молоденькое веснушчатое личико секретарши скрасило на миг суровое молчание практически мужской компании, что собралась в сей поздний час в комнате допросов штабной контрразведки. Всего лишь практически, потому, что присутствовало здесь же и явно постороннее лицо – уборщица – существо без определенного возраста, которую и женщиной-то если и назовешь, то уж с немалой натяжкой. И которая, отнюдь не стесняясь господ офицеров, решительно открыла форточку, двигала с завидной энергией столы, стулья, и вообще, действовала как заправский унтер-офицер, ухитряясь при этом командовать господами офицерами, почти не подавая голоса, впрочем, до того прокуренного и хриплого… уж на что не красавица, а тут, так и вообще…
Господа офицеры терпели, так как понимали, что орудующая ведром и шваброй баба, как и все нормальные люди, спешит домой, буде таковой у нее имеется, в чем они, правда, сильно сомневались. С другой стороны, на пропойцу Ведьма, как дружно, каждый сам про себя, ее прозвали, отнюдь не походила.
Нетерпеливым жестом, полковник Лызин отпустил секретаршу, и кряхтя отправился к самовару, что было ему, уж конечно, не по возрасту, да и не по комплекции, ибо в годах был солидных, не женат, и привычный сидячий образ жизни позволил отрастить немалое уже брюшко… да лакеев здесь сейчас не было, и чаек приходилось сооружать своими, как говорится, силами.
А вся недолга заключалась в том, что принимал он в настоящий момент ту самую команду следопытов, которая пущена была по следу группы Хорунжего. А ждали они все вместе заморскую, если позволено будет так выразиться, в переносном, конечно, смысле, гостью, с агентурной кличкой вот как раз Ведьма. Только, на сей раз уже настоящую… вот же девке Господь дал кличку… а дама… как всегда, заставляли себя ждать…
Налив чайку всем, конечно, кто был, полковник жестом предложил господам офицерам разбирать стаканы, и опять обратился к крепкого сложения усачу с круглым, красным лицом, штабс-капитану Петракову, – ну, так и что, батенька вы мой, насчет нашего дельца? А то, может, сами, силами группы, его и обстряпаете? Даже и гостья не понадобится? – продолжил он беседу, прерванную недавно появлением особы со шваброй.
Петраков бросил на нее недовольный взгляд. Ибо во всем в первую голову уважал порядок дедами еще заведенный.
- А… ладно… – только и махнул рукою шеф, и штабс-капитан, начал, вернее, продолжил речь. Уж коли начальство велит, ему, стало быть, и виднее…
- Мы установили, господин полковник, что в группу Хорунжего в настоящий момент входит ровно четыре человека. Из которых трое – молодые люди, от двадцати до тридцати лет. А именно, сам Хорунжий, безо всякого сомнения, недоучившийся студент Московского университета, тридцати лет от роду, агент Хмурый, гвардии подпоручик, двадцати пяти лет от роду, законная его супруга, агент Астраханка, мещанка, двадцати пяти лет от роду, а также мужчина весьма пожилого возраста, в котором по всем признакам угадывается печально знаменитый Бомбист.
- Прошу прощения, господин штабс-капитан, вынужден уточнить. Поскольку, тут мы не вправе сомневаться. По каким именно признакам? Насколько мне известно, Профессор лично знаком со всей вашей командой, равно, как и вы все с ним.
- Мы не можем подойти близко к группе по понятным причинам. Соответственно, мы его не видели. Заключение сделано по их поведению, господин полковник. Больно уж спокойно себя ведут. Не по чину спокойно. Отдыхали, почитай, три дня. Знали, что мы можем их взять, не дураки, чай, а отдыхали. Бомбист это, господин полковник, кому ж еще быть, сами посудите! Понимал, зараза, что мы брать покуда не будем. Пока сами не разберемся. Что там, да к чему.
- Ну, так вот, для того, чтобы помочь нам в этом разобраться, мы и пригласили нашу дорогую гостью, прошу, сударыня!
Уборщица, направлявшаяся уже, вроде бы, к дверям, прислонила швабру к стене, швырнула в угол грязный, видавший виды халат, под которым оказался подчеркнуто деловой костюм, и, щеголяя красивой, высокой грудью, скинула одним махом годков эдак двадцать пять. И, в довершении ко всему, сверкнула внезапно, и как раньше-то не заметили, ослепительно зелеными глазами… тьфу ты пропасть… Ведьма… истинная ведьма!
- Что скажете, сударыня? – спросил полковник, приглашая присоединиться к беседе.
- Ну, шлюхой побывать уже пришлось. Официанткой в ночном кабаке тоже… побуду, теперь большевичкой, – прозвучал сильный, звучный, и до невозможности молодой голос… – не впервой, господин полковник!
- Ты, вот что, главное, попробуй выяснить, коль уж Бог даст выйти на них, в чем их суть. Куда они идут? Чего хотят? Не приведи Господь, к Горцу направляются. Вот, это была бы удача! Сам Хорунжий, похоже, только что сменил команду. В чем причина? То ли в том, что мы его взяли, а они не помогли выбраться… то ли связь потерял… словом… гадать тут нечего… а там… сама слышала… трое мужиков, да одна дама на троих. Что и в подметки тебе не годится. Ты впишешься. Ну, а как выйти на них, тут ребята помогут. И учти, с того момента, как окажешься там, ты сама по себе, а следопыты – сами по себе. Долго играть с ними в кошки – мышки мы не можем. С Бомбистом шутки плохи. Попробуй, кстати, выяснить, что его держит при них? Уже не баба же… – полковник вопросительно глянул на штабс-капитана, на что тот решительно возразил:
- Осмелюсь напомнить, господин полковник, Бомбист или Профессор, как те его называют, примерный семьянин. То, что вы предположили, седина в голову, бес в ребро… с кем угодно, да только не с Настасьей… Никитишной… да, вы и сами могли наблюдать… небось… приходила уж… это просто исключено!
- Вот оно как, барышня. Ну, чайку напоследок, и по коням? – Петраков галантно подал даме единственную в комнате чашку китайского фарфора, которую, как грешным делом успели подумать господа офицеры, берег для себя.
***
- Для дискуссии о роли пантеона богов в нашем земном, общечеловеческом культурном дискурсе не хватает, пожалуй, самой малости – хотя бы одного верующего, – обратил внимание дядя Ваня, задумчиво вглядываясь в оранжевые языки пламени.
- Но это – дело поправимое. Не исключено – кто-нибудь из них к нам еще присоединится. В таком случае, дискуссию можно будет продолжить. Но это не значит, что нам нечего сказать уже сейчас! – послышался из темноты голос командира.
- Если говорить о мифологии, в ней четко прослеживается два этапа, – отозвалась Татьяна, – предположительно, это связано с ростом общественного самосознания.
- Я, пожалуй, выделил бы другой признак – поли и монотеизм, если я правильно понял, что ты имеешь в виду, – заметил Георгий.
- И одновременно боги лишаются имен, – обратила внимание Татьяна.
- Заметьте – бог может иметь имя для людей, но не для себе подобных, – отозвался дядя Ваня.
- Точнее сказать, при монотеизме вопрос о подобных богу не рассматривается. Мы говорим исключительно об отношении Творца к человечеству! – сказал командир и подсел к костру.
- И опять пролезает идея о многобожии, – заметил Георгий, – бог как таковой лишается индивидуальных черт и фактически мыслится в качестве представителя расы богов. Любого ее представителя.
- Это было бы справедливо, если бы бог мыслился неким существом наряду с человеком. А он представлен в религиозном мировоззрении как иррациональная сущность, – возразила Татьяна.
- А почему, кстати сказать, бог монотеистов обязательно он? Это может быть она! – проворчал Иван Иннокентьевич.
- Это просто очередное проявление божьей внесущности. Бог лишен половых черт, потому что лишен индивидуальных черт вообще, – ответил Георгий.
- Остается понять позицию Святой Инквизиции, которая так сурово преследует инакомыслящих, что проще быть атеистом и не высказываться на эту тему вообще, чем высказаться в неканоническом духе. Но эта тему – мало популярна среди здравомыслящих людей, насколько можно судить. Никому не хочется оказаться поджаренным на костре – хотя дело и происходило столетия назад, тема до сих пор актуальна, – подвел итог дискуссии командир, и все начали готовиться ко сну – настолько очевидным и справедливым оказался этот последний тезис.
Вне форума
Это только начало. Но по этому началу практически невозможно догадаться, в чем суть дальнейшего. Только представлены многие действующие лица. И Театр действий. Для тех, кому интересно, пусть попробуют угадать, кто из группы Хорунжего есть кто? Я как автор в любом случае предпочту промолчать. Если народу интересно, все будет видно из дальнейшего.
Вне форума
Хм, а вот по способу изложения (особенно в начале) хотелось бы пару слов сказать.
Очень много коротких рваных предложений на мой взгляд, и при этом, они вроде как в определённой стилистике выдержаны, такой а-ля эпос повествовательный, но при этом разбавляются жаргонизмами и просторечиями. От этого, имхо, некоторый диссонанс возникает при прочтении.
Вне форума
Интересно, дельше-то выкладывать или нет? Или самому решить. Как душа попросит? А то там еще раз в пятьдесят больше. И гений не догадается наверное, кто есть кто?
Вне форума
Страницы: 1
