Вы не вошли.
Страницы: 1
Тема закрыта
Собственно правила простые.
Все опоздавшие, или написавшие на конкурс лишний рассказ, попадающий в тему, но не попавший на конкурс, смело выкладываете здесь.
Рассказы обсуждаются прямо в теме.
Оценки соперников мне в личку.
Голосование длится до конца конкурса.
Потом подбиваю итоги. Победителю внеконкурса дипломчик в виде приза зрительских симпатий.
Дублировать конкурсный рассказ нельзя.
Выкладывать рассказ под своим именем можно.
Балаган получился, оттого и тон балаганный...
Вне форума
[b:7b4d459215]Открыть спойлер[/b:7b4d459215]
В сотне шагов в сторону от этой тенистой парковой аллеи горы подпирают небо. Примерно столько же в другую – и плещется море. Яркое солнце круглый год. Густая растительность напоминает южную. Скажем, Гагры. Но это – не Юг.
И не Север, и не Восток, и не Запад. Что, правда, относится и к любым местностям за очень редкими исключениями.
Стоит разгар лета. Здесь всегда лето. Но не всегда так жарко. Сегодня заметно припекает даже здесь.
Народу в этих местах немного. По нынешним временам встретить кого-нибудь – большая редкость. Как было раньше, пожалуй, никто и не припомнит. А про будущее, ясное дело, и сказу нет.
По песчаной дорожке торопливо шла особа в шелковой лимонной распахайке фасона летучая мышь. С длинными рукавами. Один ярко-зеленый, другой небесно голубой.
Случайному встречному рассмотреть цвета рукавов и насладиться попугаичьей расцветкой более чем сложно. Длинные руки постоянно хватают и тащат все, что поместится в охапку. И охапка заслоняет не только туловище, но практически и лицо. Какие там рукава! Огромная круглая голова с огненно рыжей шевелюрой постоянно крутится. Маленькие, вечно прищуренные глазки так и стреляют по сторонам в надежде высмотреть что-нибудь новенькое и интересное.
Путница засмотрелась ненароком, сама не зная куда, и споткнулась о некстати подвернувшийся корень. Повезло, не растянулась, подсобил огромный электрический чайник – круглый и пузатый, с зеркальными эмалированными стенками. Сейчас таких не делают.
Чайник упал и пребольно ударил по ноге. Чертыхнулась, и это чудесным образом помогло сохранить равновесие.
Еще повезло, что провод питания куда-то запропастился. Так и подобрала без него. А то, чего доброго, обвился бы вокруг ноги. Как пить дать, шлепнулась бы!
Хорошо, если не вокруг шеи, – подумала она с досадой.
Старая потрескавшаяся мыльница зацепилась за рукав. А фиолетовый обмылок угодил прямо в раскрытый от удивления рот.
Она машинально выплюнула обмылок, даже не почувствовав отвратительного вкуса.
С мыльницей хуже. Та повисла на рукаве, что твой бульдог. Пришлось отдирать злодейку другой рукой. Просыпалось, конечно, и все остальное.
Прямо напротив, на расстоянии вытянутой руки стоял и глазел во все глаза, субъект самого невзрачного роста, донельзя щуплого телосложения и в светло-сером рабочем костюме. По правде сказать, безупречно чистом и идеально отутюженном. Рабочая спецодежда в таком состоянии не бывает.
Относительно короткие по ее меркам руки с длинными тонкими нервными пальцами постоянно находились в движении. Они жили своей жизнью. Независимо от головы.
Но, главное, эти руки ничего не держали! И это было здорово!
Но на руки она почти и не смотрела. Не в силах отвести взгляд от лица. Слегка удлиненное, оно заострялось вперед, оканчиваясь необычно длинным носом. Во всем облике угадывалось что-то крысиное. Вот только уши оказались непропорционально велики, напоминая смесь зайца с Чебурашкой.
Но и на ушах сосредоточиться не удавалось. Отвлекали глаза.
Глаза, такие же серые, как и весь облик, были широко распахнуты. И струились собственным светом. Как бриллианты. Но при этом не слепили. Но взгляд отвести было невозможно.
Эти широко распахнутые глаза-бриллианты смотрели в упор.
- Только в клетках говорят попугаи, – произнес он, наконец, тихим голосом и отвел взгляд, – а в лесу они язык забывают…
Голос оказался приятным и звонким.
- Где вы находите столько всего интересного? – спросил он чуть позже, когда они шагали рядом по той же самой дорожке. Почему-то, сколько ни силилась, так и не смогла сообразить, в какую именно сторону: его или ее?
Вопрос показался чрезвычайно важным. Раньше и потом, когда они разойдутся, и каждый отправится своей дорогой. Но только не сейчас.
- Почему так? Это я такая неправильная? – спросила она.
- А ты не будешь дразниться чокнутым или квадратноголовым? – тихо спросил он, чуть скосив глаза в ее сторону.
- Даже так? Нет, не буду. Не бойся, – засмеялась она в ответ.
- Тогда изволь. Изначально мы живем в мире Абсолюта. Все места, направления и моменты времени равноправны. Этот вариант мира Абсолюта правильнее назвать Универсумом. Но этот наш мир – свернут. Нереализован.
Теперь же, когда мы с тобой встретились, Универсум начал раскрываться. Но только и исключительно в точке нашей встречи.
Таким образом, сейчас мир качественно отличается от того, каким он был до момента нашей встречи. И каким станет опять, если нам захочется разойтись в разные стороны. Поняла что-нибудь?
- Из твоих мудрых слов вытекает, что именно теперь направления должны перестать быть неразличимыми. Мы же наблюдаем обратную картину. Что скажешь?
- Скажу, что это противоречие только подтверждает истинность моей концепции. Истинная теория обязана быть логически противоречивой!
Он взобрался на миниатюрный холмик и оказался одного с ней роста. И неожиданно привлек ее к себе. И они слились в бесконечном поцелуе.
- А давай лучше на ты! – сказала она, когда они, нацеловавшись, двинулись опять вдоль той же самой песчаной дорожки. Что ответить на его слова, она не представляла, хотя бы ее голова и сделалась бы для этого квадратной.
- Где? Да, везде! – неожиданно сама собой родилась реплика.
И тут же она подобрала лыжную палку. Ну, почти что целую. Только один из ремешков внизу у острия оторвался и висел теперь на одной лямке. Но вряд ли это могло чему-то помешать. Тем более сейчас – летом. Тем более, что зимы здесь и не бывает.
- Говорю же, ну и талант у тебя! – воскликнул он.
Она молча пожала плечами и протянула палку спутнику.
- Смотри! – он протянул палку вперед, и по кроне дерева с огромными широкими листьями побежал солнечный зайчик. Колдовство.
Запахло цветами. Из зелени защелкали, зачирикали, засвистели. Из-за редких облаков как раз сверкнуло солнце. Песок под босыми ногами сделался теплым и шелковистым.
Ну и ловок шельма! Надо же было так подгадать! – усмехнулась она украдкой.
И осеклась, рассмотрев на острие палки ослепительно ярко сверкающий конус. Кто-то не поленился и отполировал алюминий до зеркального блеска. Но такое в полусумерках надо было еще заметить!
Оставалось только восхититься наблюдательностью спутника. Теперь он стал даже казаться чуть повыше ростом.
Спутник шагал рядом, уткнувшись глазами в песок. Как будто стараясь избегать ее взгляда. Лыжную палку держал теперь правой рукой за середину, и размахивал в такт ходьбе.
А вот она как раз не отводила от него глаз. Как будто рассмотрела в его облике что-то только теперь.
Что-то вскользь привлекло ее внимание в траве в стороне от тропы.
То ли палка, то ли ремень. То ли небольшой обруч. В траве точно было не разглядеть. Не задумываясь, левой рукой ухватила это…
Штуковина, которую пришлось тянуть изо всех сил, крепко застряла в земле. Если и поддавалась, то с большим трудом.
Она потянула изо всех сил…
…и обнаружила, что оказалась в почти полной темноте. Над головой виднелся круг темно-синего неба. На фоне неба появилась физиономия ее нового приятеля. Заглянув, он тут же спрыгнул.
И наступила темнота. Крышка, очевидно, закрылась.
И со щелчком зажегся свет.
- Ну, ты и даешь! – вполголоса воскликнул он, –Говорю же, талант у тебя. Ты только взгляни!
Она проследила взглядом за его рукой, ничего не понимая. Вокруг одни голые стены. Тоже, выдумщик. А ведь отсюда теперь надо как-нибудь выбираться!
Взгляд сам собой переместился на потолок. Она хорошо помнила потолки в домишках, куда иногда забредала. Обычно комнаты были выкрашены краской или покрыты обоями. И в каждой висела лампочка.
Здесь же, мало того, что потолок оказался черным с легким оттенком синевы, так еще и весь усыпан звездами! Карта расположения звезд легко читалась. Она оказалась именно такой, какой и должна быть!
- Звезды это и есть, – пояснил спутник, проследив за направлением ее взгляда, – тебе удалось отыскать обсерваторию! Это у нас большая редкость. Это – прообраз настоящего здания в отличие от обычных домишек!
Звезды выглядели значительно ярче, чем обычно.
Конечно, они увеличены оптикой! – пришла вдруг в голову мысль.
- Интересно, откуда я все это знаю? Ну, скажем, про оптику? – спросила она вслух, немало озадаченная.
- Первый раз подумала. А спроси тебя сейчас, что это такое, ведь объяснишь? – предположил спутник.
- Ой, ты знаешь? Я с тобой становлюсь такая умная! Даже самой страшно, – сказала она и они вышли в соседнюю комнату.
В отличие от комнат в домишках, где комната всегда была одна, здесь – это была настоящая система анфилад. Из одной комнаты переходили в другую, там открывались еще проходы. И так далее.
В конце концов обнаружили, что давно находятся на поверхности.
Некоторое время шли молча. И, наконец, она уловила причину раздражения.
- Что ты там все мурлычешь?
- Да, вот, приклеилось. – Ответил он на сердитую реплику, как ни в чем не бывало спокойно, – А почему ты спрашиваешь? Это тебя раздражает? Или вдохновляет?
Настроение у нее безотчетно улучшилось, и ругаться дальше не захотелось. Но разговор она решила поддержать из принципа.
- Просто, это не принято. Идти по улице и мурлыкать. Если ты не хочешь, чтобы тебя приняли за юродивого.
- А это было бы неплохо, кстати говоря! Такой уровень откровенности сделал бы мне честь. Я на абсолютную откровенность, к сожалению, пока не способен.
- Ну, хорошо, уговорил. Но ты ведь не хочешь, чтобы тебя считали психом? – сказала она, немного подумав.
- Ты поднимаешь больше проблем, чем решаешь. Все дело в том, чего именно общество ожидает от субъекта. Не забывай, именно из субъектов общество и состоит! В случае, когда число изгоев превышает некую критическую величину, центростремительные силы разрывают общественный организм на куски.
- Это случается, конечно. Так что ж теперь, пусть каждый кто в лес, кто по дрова? – сказала она, наклоняясь, чтобы подобрать еще одну занимательную вещицу. Это оказалась эмалированная кружка с зеркальным дном.
Со дна кружки на фоне ослепительно синего неба глянула ее круглая физиономия.
В мире Абсолюта толп не бывает, – продолжил говорить ее спутник, – но зато там существуем мы, которые все это говорим. А в мире Общества не существует как раз нас…
- Ну, да, а я – принцесса Лягушка! – огрызнулась она.
- Великовата для лягушки, – неожиданно на полном серьезе отозвался он, – и кожа не зеленая. И не пупырышками.
Комната, в которой они оказались, выглядела более чем необычно. В домиках, которые стояли ближе к горам, комнаты выглядели всегда одинаково. Как будто у строителей вечно не хватало фантазии. Всегда примерно одни и те же размеры, стандартная с небольшими вариациями форма. Два окна вдоль длинной стены. Стандартная мебель…
О вечно отсутствующих хозяевах напоминали только мелочи в шкафу, да тапки, оказывающиеся то тут, то там. И никогда на том же самом месте.
Двери всегда оказывались открыты, хозяев никогда не было, и у нее даже мыслей не возникало об угрызениях совести.
По крайней мере, тапки как правило оказывались там, где она их в прошлый раз оставила. Как будто рачительный хозяева приносили все эти красивые тапки специально ради нее!
- А тебе никогда не казалось, что эти домишки растут сами по себе? Вместе с тапочками? – неожиданно раздался голос ее спутника, и она сообразила, что по дурацкой привычке опять вполголоса проговаривала мысли вслух.
Вопрос заставил задуматься. Ей и вправду никогда не приходила в голову мысль пойти и понаблюдать за работой этих мифических строителе, которых, как она подозревала, так же как и хозяев, никто и никогда не видел.
- Ты знаешь, – ответила она, – наверное и строители, и хозяева существуют в каком-то другом измерении. А наш мир, то есть настоящий, посещают постольку, поскольку.
- Очень правильна идея, – подозрительно легко согласился он, – но ее следует развить до конца. Наш мир служит питомником для выращивания всех этих домишек именно потому, что здесь живем мы. Собственно – эти домишки – и есть те самые пресловутые хозяева…
К парадоксальности Его мыслей она понемногу начала уже привыкать. Даже и возражать не захотелось. Пусть эта мысль сначала обживется в бедной голове, от обилия информации, кажется, понемногу становящейся квадратной.
Она с удивлением обнаружила в руках лыжную палку, которую подобрала, наверное, миллион лет назад и машинально в очередной раз вручила ее спутнику. Тот остановился напротив, повернулся лицом и в очередной раз обжег ее бриллиантовым взглядом. Продолжая крутить палку в руках.
Его руки внезапно взлетели вверх и палка оказалась у нее за спиной. Ее подтянуло вплотную. И бросило в жар. Она начала тяжело дышать и задыхаться.
Смутно, сквозь замутившееся сознание почувствовала лопатками прилив свежего воздуха. И ноги сами собой подогнулись.
- А ты не хочешь повторить все это в домике? – спросил он полчаса спустя.
- Почему бы и нет! Говорят, в этом случае люди остаются вместе надолго? Хотя, можно ли верить в подобные слухи? – ответила она.
Он только утвердительно кивнул…
Вне форума
Лифт ровно гудел, поднимая экскурсантов на сто двенадцатый этаж небоскрёба «Броун драйв». Стив Маккуин раздражённо дёргал губами. Приехавший к нему в гости двоюродный брат из Оклахомы – фермер, видевший самолёты только в небе, упросил показать ему ночной Нью-Йорк с высоты. Из-за внезапного похода у Маккуина сорвался вечер, посвящённый покеру.
Чтобы успокоиться, он стал прикидывать, на какой руке ему могло бы сегодня повезти. Маккуину уже давно не приходил стрит, и это его тревожило. Может, это связано с тем, что он не был в церкви уже четыре года, размышлял Стив, или потому что новый дилер – китаянка с рыжими волосами, заставляла думать не об игре, а о постельных забавах. А с любовью у него давно не ладилось. "Разве можно любить в Нбю-Йорке? - думал Маккуин, - Здесь только секс, деньги и смерть".
- Приехали, господа, - послышался голос экскурсовода, и дождавшись открытия дверей лифта, народ повалил на обзорную площадку.
- Слева от нас река Гудзон, - быстро заверещала девица в очках. – Я по ней плавала на катере.
Маккуин подумал, глядя на неё, что такую страхолюдину могли взять только на борт судна, собирающего отходы со дна Гудзона. Он не выдержал и засмеялся.
Его брат Джошуа засмеялся тоже. Фермер посчитал, что так и надо. Захохотали и остальные. Не разобравшись в чём дело, захихикала и очкастая.
После посещения обзорной площадки полагалось посетить вращающийся ресторан двумя этажами ниже. Туда решили идти пешком. Маккуин, как настоящий ньюйоркец, пошёл к лифту. Экскурсия скрылась на лестнице. Стив вошёл в пустую кабину и нажал кнопку «110».
Стоя в лифте, Маккуин снова вспомнил о проблемах со стритом. Последний раз у него был двусторонний, нужны были пятёрка или десятка. Выпали четвёрка и валет. Стив думал, что надо играть без риска, поскольку партнёры уже не верили в его блеф и смело равняли ставки.
Вдруг он поймал себя на мысли, что лифт очень долго едет эти два этажа. Тут же гудение смолкло и двери открылись. Маккуин вышел. Ресторана не было. Он снова был на обзорной площадке.
- Я забыл нажать на нужную кнопку, - Стив бросился в кабину. – Так, «110», и вниз!
Лифт качнулся и поехал. Стив глядел на светящиеся окошечки. 111, 110, стоп. Он вышел. Ресторана не было, не было и обзорной площадки. Прямо перед ним висела афиша, психолог-консультант приглашал всех желающих лечиться от лудомании. Маккуин помотал головой. Он повернулся обратно и замер. Вместо солидных полированных лифтовых дверей «Броун драйв» перед ним были ободранные металлические пластины.
После нажатия кнопки вызова они, дребезжа, раскрылись. Стив вбежал внутрь. Кабина была иная. Большая, освещённая синеватым светом. Кроме Маккуина, там была пожилая женщина с огромной чёрной сумкой.
- Извините, мисс, - Стив набрал воздух и быстро выпустил его скороговоркой. – Это «Броун драйв»?
Старушка посмотрела на него тяжёлым взглядом и вытащила из кармана газовый баллончик.
- Nazhralsya, svoloch! – пробурчала она непонятные слова. – Lubka ego doma zhdet! A on pyaniy shataetsya!
- Что вы сказали? – Маккуин сглотнул слюну. – Вы что сказали?
Двери открылись, и пожилая леди покинула лифт. Стив выскочил вслед за ней. Старушка подошла к одной из четырёх железных дверей, достала длинный жёлтый ключ и залязгала замком.
- Idi domoy? Alkash! – закричала она. – A to ya miliciu vyzovu!
Маккуин погладил себя по голове, успокаиваясь. Глянул на бетонные ступеньки лестницы, уходившие в тёмную низоту. Посмотрел на лифт. Двери на сей раз были из жёлтого пластика, с металлическими полосками.
Стив сделал шаг к лестнице, но побоялся.
Он вызвал лифт, нажав прожжённую посередине кнопку с мёртвой лампочкой внутри.
Кабина оказалась маленькой. В ней пахло мочой и горелым. И кнопок было мало. Маккуин нажал с цифрой «1».
Лифт загудел и поехал вниз. Стив чувствовал, что он едет вниз. Толчок, кабина шатнулась, двери открылись.
Маккуин вышел. И его тут же бросило вбок. Он налетел на железную стену и сильно ушиб плечо. Снова пол качнулся, и Стива перекинуло к другой стене.
Кто-то ухватил его сзади за куртку и поставил на ноги.
- Держись, новичок, - Маккуин обернулся, с трудом держась на ногах. Перед ним стоял, широко упираясь ногами в качающийся пол, человек в тёмно-синем рабочем комбинезоне.
- Ты из палубной команды? Или в гостях у мистера Ли? – спросил он Стива.
- Я из лифта вышел.
- Значит, гость. Любой моряк знает, что в шторм лифтом пользоваться нельзя. Иди к себе в каюту, отлёживайся. Мыс Горн без шторма не пропустит.
Прислонив Маккуина к стене, человек в комбинезоне ловко выскочил за дверь. На секунду Стив увидел бурлящее море и альбатросов.
Он подкрался к лифту и вызвал кабину. Когда дверцы раскрылись, он буквально рухнул внутрь. Маккуина начало рвать, но он не глядя, нажал какую-то кнопку на стенке.
Вскоре дверцы открылись вновь. Стив увидел чёрный туннель, освещённый лампами, подвешенными к потолку. Маккуину ударил в нос сырой воздух. Какие-то люди в блестящих плащах и шлёмах с фонариками начали заходить в кабину.
- Метана нет, - сипел один из них, нажимая кнопку. Стив увидел, что кнопок было всего две. На одной стрелочка вверх, на другой вниз.
- А это ты журналист? – кто-то похлопал Маккуина сзади по плечу. – Почему ты без спецодежды в шахту полез? Сейчас разберёмся.
Лифт долго ехал наверх. Маккуин молчал, и не отвечал на вопросы. Надо сейчас выйти из лифта и быстро заскочить обратно, решил он. Иначе так и проезжу всю жизнь вверх, вниз.
Наверху он постарался выйти последним и шустро прыгнул в кабину. Нажал кнопку «вниз» и затаил дыхание.
Через десять минут двери медленно открылись. Маккуин осторожно вышел. Люди проходили мимо него в широком вестибюле какого-то здания с огромными стеклянными дверями. Над ними переливались разноцветом какие-то буквы, но понять смысл надписи Стив не мог.
- Стив, дорогой, вот ты где! – услышал он нежный переливчатый, похожий на звон серебряного колокольчика голос. – А я тебя потеряла.
Стив повернулся в ту сторону, откуда его звала женщина. Чёрнокудрая высокая женщина в обтягивающем тело малиновом костюме торопилась к нему.
- Как хорошо, что ты смог оторваться от своих дел и сводить меня в этот шикарный ресторан, - дама прижалась к нему. – Пойдём ещё в клуб «Роджер Поджер».
- Конечно, дорогая, - машинально ответил Стив Маккуин и повернул голову к лифту. Но там, вместо дверок была гладкая стена.
- Похоже, что вместо стрита мне выпал флэш-рояль, - мелькнуло в голове Стива. – Разберёмся. Здесь явно лучше, чем в Нью-Йорке.
Они вышли через стеклянные двери и Маккуин увидел широкую гладь синего доброго моря и ласковое бирюзовое небо. Чернокудрая подруга поцеловала его в щёку и повлекла по набережной, на которую падал светлый вечер.
Народу не нужны нездоровые сенсации!
Народу нужны здоровые сенсации!!!
Вне форума
Юдженюджен! А как насчет названия?
Вне форума
[quote:3b8ffda0e8="Риомир"]Юдженюджен! А как насчет названия?[/quote:3b8ffda0e8]
А название: "Любовь Стива Маккуина"
Указано в заголовке сообщения.
"Этой надписи не существовало, пока вы её не прочитали".
Вне форума
ПРЕМУДРАЯ ВАСИЛИСА
Решила Василиса Премудрая замуж сходить за самого умного. Зашла в Интернет и кинула клич: "Кто все мои загадки отгадает, за того замуж пойду и полцарства в придачу".
Много тут всяких умников, знатоков и иванов-дураков вступило с ней в переписку, да все отпали. Кроме одного. Этот все хитрые загадки отгадал.
"Ну, - пишет ему Василиса, - приходи и володей мною".
А тот ей отвечает: "Никак мне это не можно, любимая".
"Да кто ты такой? Как звать тебя, величать, добрый молодец?"
"Сервер Яндекс..."
Вне форума
А почему никто не комментит "Внеконкурс"?
Надо исправить.
[b:35705ea1a2]"Спойлер" Риомира[/b:35705ea1a2]
Очень мне понравился. Не рассказ - рассказ ужасен - а фантазия автора прекрасна. Много ярких образов. Стиль Риомира непобедим. При наличии очень интересных и ярких персонажей - почти полное отсутствие сюжета и трудные для понимания мысли. Читаешь и словно сквозь бурелом таёжный пробираешься. Тяжело для восприятия.
Жизнь коротка - искусство вечно
Вне форума
[b:f761c3e45c]"Любовь Стива Маккуина" Юджена[/b:f761c3e45c]
Написано небрежно, но неплохо. Сюжет не оригинален, тысячу раз я читал про такие вот двери, лифты, и ванны, переносящие человека в прошлое/будущее или в разные места нашей голубой планеты. Интересно.
Жизнь коротка - искусство вечно
Вне форума
[b:d47c9913e9]"Любовь вопреки "автора, пожелавшего остаться неизвестным[/b:d47c9913e9]
Автор тщательно прописывал эмоции, и это плюс, а вот с описаниями схалтурил. В столь малом объеме заключена трагическая жизненная ситуация и, собственно, да - любовь вопреки. Похвально. Сработано, конечно, топором, но достаточно искусно.
Жизнь коротка - искусство вечно
Вне форума
[quote:680daf1c03="Повелитель Павлинов"][b:680daf1c03]"Любовь Стива Маккуина" Юджена[/b:680daf1c03]
Написано небрежно, но неплохо. Сюжет не оригинален, тысячу раз я читал про такие вот двери, лифты, и ванны, переносящие человека в прошлое/будущее или в разные места нашей голубой планеты. Интересно.[/quote:680daf1c03]
Спасибо. Написан просто за 2 часа. Вот и небрежность.
Народу не нужны нездоровые сенсации!
Народу нужны здоровые сенсации!!!
Вне форума
[quote:93f1fd9285="Патологоанатом"]ПРЕМУДРАЯ ВАСИЛИСА
Решила Василиса Премудрая замуж сходить за самого умного. Зашла в Интернет и кинула клич: "Кто все мои загадки отгадает, за того замуж пойду и полцарства в придачу".
Много тут всяких умников, знатоков и иванов-дураков вступило с ней в переписку, да все отпали. Кроме одного. Этот все хитрые загадки отгадал.
"Ну, - пишет ему Василиса, - приходи и володей мною".
А тот ей отвечает: "Никак мне это не можно, любимая".
"Да кто ты такой? Как звать тебя, величать, добрый молодец?"
"Сервер Яндекс..."[/quote:93f1fd9285]
Хороший анекдот! :-)
Жизнь коротка - искусство вечно
Вне форума
Повелитель павлинов! То есть я правильно сделал, что не послал именно это на конкурс? Там ведь я в непосредственной близости от выходящих мест оказался! Но Вы не попытались открыть спойлер! Какое название имел в виду автор?
Вне форума
[quote:eb8bb859e0="Риомир"]Повелитель павлинов! То есть я правильно сделал, что не послал именно это на конкурс? Там ведь я в непосредственной близости от выходящих мест оказался! Но Вы не попытались открыть спойлер! Какое название имел в виду автор?[/quote:eb8bb859e0]
Риомир, я вам сейчас объясню. Вы очень глубокомыслящий и умный человек, и то, что для Вас кажется просто - для меня не совсем просто. Ваша проза, к примеру. Для меня она тяжеловата. Но есть люди, которые любят именно такую вот замысловатую прозу. Пишите! Здоровски получается! Кстати, в "разминке" вас не видно давненько! Заходите! :-)
Жизнь коротка - искусство вечно
Вне форума
В некотором роде в тему, наверное.
[b:8f67e7ba5a]Железнодорожные забавы[/b:8f67e7ba5a]
Лёва повернулся ко мне и что-то сказал. Что, я не расслышал. В этот момент, заглушая все на свете, пронзительно и длинно взвыл выползший из-за холма поезд. Я приложил ладонь к уху.
– Я говорю, поезд едет, – повторил Лёва, бросив окурок на землю.
Поезд опаздывал на двадцать минут. За то время, пока мы с Лёвой ждали, у ног моего кореша образовалась уже целая горка окурков. Пожалуй, Лёва курил многовато. А если прикинуть, что ему всего семнадцать, то, пожалуй, чересчур много. Я и сам любил время от времени пыхнуть, но не чаще, чем два раза в день.
Поезд приближался, замедляя ход. У меня началась щекотка в животе. Это был мандраж, предвкушение приключения. Первый раз за это лето. Просто Лёва уезжал куда-то в деревню к какой-то из своих многочисленных и почти незнакомых родственниц, которые с радостью привечали сироту, но ненадолго. О деталях он не говорил, а я и не спрашивал. Больно мне надо. Его не было почти полтора месяца, а без Лёвы «прыгать по поездам» – совсем не то. Не то, чтобы я боялся. Я вообще ничего не боюсь. Но прыгать с Лёвой «Битым» – это одно. А без него – совсем не то. Без него я один. Больше друзей в селе у меня нет. У него, кстати, тоже.
Битый осклабился желтыми зубами. Было видно, что он тоже в предвкушении, его черные глаза горели азартом. Я не боялся ничего, а Лёва боялся скорости. И от этого ему, наверное, было еще кайфовей чем мне.
Он махнул рукой, и мы двинулись, пригибаясь к земле, хоть в этом не было никакой необходимости. Просто здорово было представлять себя разведчиками на задании. Мы перелезли через кустарник, пинками прогнали с дороги чьих-то гусей, залегли за насыпью и стали ждать.
Участок поворота был сложный и не ровный, поэтому, все поезда снижали здесь скорость. Они этот поворот буквально проползали. А мы тут как тут.
– Как думаешь, Макс, – повернулся ко мне старший товарищ, – нам там встретятся девчонки? – Я не ответил. Его слова почти полностью перекрывал стук колес. – Вот бы встретились девчонки, – мечтательно закатил глаза он.
Лёва очень-очень любил девчонок. Но вот они Лёву не любили.
– «В центр» или «под голову»? – спросил я.
– Как хочешь, Макси, – Лёва полез в карман за сигаретами, но, опомнившись, просто похлопал по пачке.
– Значит, «под голову», – решил я, краем глаза заметив, как Лёва невольно поежился.
Заскок «под голову» был намного рискованнее, ведь у локомотива этот маневр могли заметить машинисты, и тогда прыжок превращался в стремительную гонку по вагонам с заблаговременным соскоком с ускоряющегося поезда. Битый таких дел не любил, он говорил, что предпочитает вальяжно прошвырнуться по вагонам, поглазеть на людей, возможно, встретить девчонок. Но я думаю, что кроме этого он боялся прыгать с ускорением. Боялся, но не говорил об этом. Но все было написано на его бледно-фиолетовом лице.
Едва поезд с нами поравнялся, как мы совершили заскок. Я сработал чисто, Лёва соскользнул одной ногой и чуть не сорвался. Совсем разучился за месяц с лишним. В мерно шатающемся тамбуре мы прислушались. Кажется, машинисты не заметили. Проводницы пили чай и неприлично громко смеялись в своей комнатке. И мы пошли.
Было в этом какое-то трепетное удовольствие, в том, чтобы вот так нагло залезть туда, куда нас не звали и сделать вид, что мы имеем полное право здесь находиться.
Поезд шел в Сочи через Сызрань, на подъезде к которой мы и заскочили. Люди ехали за разным: кто отдыхать, а кто работать. Кое-кто работал прямо в поезде.
Сначала шли купе. Мы с Лёвой нагло таращились в каждое, где были не задернуты шторы. Люди в них разговаривали, сидели, уткнувшись в книги и газеты, пили чай и водку, над чем-то смеялись, о чем-то спорили, боролись на руках, лежали на койках, свернувшись калачиками. Чем только не заставляло их заниматься вынужденное двух-трехдневное безделье.
В одном купе сидели четверо. Курили и играли в карты. На столе лежала приличная сумма денег, под столом передавали карты. Трое перемигивались и скалились друг другу, четвертый сидел в одной майке и шортах, бледный как мел, и держал карты трясущимися руками.
Увидев разукрашенную морду Битого, один здоровенный мужик подошел к остекленной двери, показал кулак с вытатуированным кольцом и именем «САША» и задернул занавески. Мы пошли дальше.
В коридоре у открытого окна курила бледная женщина с увядшими почти белыми волосами. Лёва достал сигарету и спросил у женщины огня. Не то, чтобы у него не было спичек, были, конечно. Просто он никогда не упускал шанса пообщаться с противоположным полом, даже если, как сейчас, они не подходили друг другу по возрасту. Табачный дым Битого был терпким и крепким, а от женщины исходил аромат сладковатый, вызывающий в горле легкую тошноту. При каждой затяжке она закрывала глаза.
Лёва задал ей несколько стандартных вопросов. Откуда? Куда? Отдыхать? Нет? А где работать? Женщина отвечала уклончиво и не охотно, потом спросила Лёву, кто его так? Битый махнул рукой и объяснил, что это он ночью упал с верхней койки. Женщина понимающе медленно кивнула – не поверила. Да и кто бы поверил? Как можно упасть так, чтобы все лицо в фиолетовых пятнах? А ведь она еще не видела Лёвину грудь и спину.
Когда женщина докурила и щелчком пульнула «бычок» в окно, Лёва молчаливым жестом предложил ей своих сигарет.
– У тебя не такие, – ответила она и ласково потрепала черные волосы Битого. – Больше не падай.
Она пошла в одну сторону, а мы в другую, перебираясь из вагона в вагон. По пути попалась проводница. Лёва осведомился у нее, когда приедем на «Сызрань-город» и попросил принести два чая в третье купе. Дальше пошел плацкарт. Это царство торчащих с полок ног, сидящих на чемоданах людей, узких проходов, по которым все время кто-то двигался, и качки.
Качку я люблю. Будь она на море или, как сейчас, в поезде. Когда качка можно ходить, шатаясь из стороны в сторону, натыкаясь на стены и встречных. А потом, конечно, извиняться. Так ходить куда веселее, чем по прямой.
Несколько раз стукнувшись грудью о поручни, я схватился за один из них и буквально ввалился на нижнюю койку, где спал или притворялся спящим какой-то пухлый господин в пижаме. Господин перепугался, вскочил, стукнулся головой о висящую на крюке сумку, схватил со стола и торопливо напялил очки. Я извинился так искренне, как только смог, едва удерживая смех. Встал и, как ни в чем не бывало, пошел дальше.
Лёва тем временем чуть не нарвался на высокого парня в форме и в голубом берете, но вовремя умиротворяющее поднял руки и отделался чувствительным тычком под ребра. Битому не привыкать. В следующем вагоне ему повезло больше. На встречу вышла девушка чуть старше его. Высокая, черноволосая. Битый таких обожает. Он от души на нее навалился, прижав к переборке между местами и, насколько я заметил, не теряя времени впустую, схватил за высокий зад. Потом, как всегда, извинился, попытался заговорить. Та извинения приняла, щипка за задницу толи не заметила, толи ей было приятно, но в разговор не вступила, поспешно скрывшись в туалете. Лёва только глубоко и тяжко вздохнул, провожая ее стройную фигурку голодным взглядом.
Вообще, страсть Лёвы к девчонкам была мне непонятна. Сколько я их знаю, от них одни беды. Но ему виднее. Когда-то Лёва ходил в компании Севы «Седого», был среди этих хулиганов своим человеком, за угрюмость получил кличку Мертвец. Эта шпана регулярно приставала к одиноким и держащимся парами девчонкам, возвращающимся по субботам из клуба через рощицу. Глухое было место и темное. Их, конечно, отпускали, но страху девчонки терпели ой, как много. Лёва же изначально был против такого обращения и как-то раз заступился за особо прелестное создание. Сломал об Севу тяжелую палку, выбил несколько зубов своим недавним корешам, дрался как лев, пока девчонка не сбежала, был избит до полусмерти.
Когда две кости срослись, он как-то случайно встретил ту девушку у старой церкви. Предложил ей встречаться, получил твердый отказ, после чего две недели пил все, что попадало под руку. А попадали под нее напитки по-деревенски крепкие. Когда троюродная тётя – родителей-то у Лёвы давно не было – с великим трудом вывела его из этого состояния, Лёва первым делом направился к клубу, караулить на лесной дорожке.
С тех пор он заступался за каждую одинокую юбку, к которой цеплялся Сева со своей бандой. Был бит еженедельно, но уже не так жестоко. Иногда он один умудрялся прогнать всю ораву, потому как дрался неистово, как в последний раз. Это превратилось в своего рода еженедельную игру – кто кого на этот раз. На старых, еще не заживших синяках появлялись новые, и со временем лицо Лёвы превратилось в цветастую карту лиловых, красных и зеленых пятен, один глаз чуть заплыл, во рту не хватало трех зубов. За это он и получил в деревне новую кличку – Битый. А девушки, которых он спасал, раз за разом отказывали ему во встречах.
Поезд встал на станции «Сызрань-город». Улыбчивая проводница пригласила нас прогуляться. Можно, конечно было и выйти. Можно было закончить путешествие здесь, но мы с Лёвой еще не нагулялись, а после выхода не факт, что нас пустили бы обратно. Поэтому Битый чересчур вежливо отказал, заглядывая проводнице в распахнутый ворот рубашки.
Половина поезда вывалила на станцию. Битый схватил со стола в опустевшем плацкарте пачку сигарет и перевалил ее содержимое себе в нагрудный карман. Все, кроме одной. Последнюю Лёва не брал никогда.
За окном царил базар. Местные и не местные бабки зазывали оголодавших с дороги путешественников, предлагая им беляши, копченую рыбу, яблоки, домашний квас, колбасу собственного копчения. Женщины-торговки продавали вязаные шали, мочалки и никому не нужные мягкие игрушки. Мужик деревенского вида вел «под уздцы» вдоль поезда свой велосипед, нагруженный сумками, вяло проговаривая заученную фразу: «Вино. Вишневое, малиновое, домашнее. Берем вино».
Туалет был закрыт – санитарная зона, но Лёву это никогда не останавливало. Он потянул ручку, нажал в нужном месте, толкнул плечом и дверь, громыхнув, открылась. Мы ввалились внутрь. Помещение было безобразное. Маленькое и грязное. На дне черного унитаза плескалась черная жидкость, по ободу ползала жирная муха. Лёва открыл окно, достал сигарету и с наслаждением задымил. В порядке элементарной вежливости предложил мне, хотя знал, что я закурю только к вечеру.
– Макси, глянь, – сказал он, указывая пальцами с зажатой сигаретой в окно, – кажись, Баба Маша.
Я посмотрел. Действительно, на перроне стояла, разложив на картонной коробке маленьких зеленых раков, дородная баба Маша – бывшая учительница из нашего села. Лёва помахал ей сигаретой. Баба Маша заметила и ахнула, затем строго погрозила нам пальцем. Лёва послал ей воздушный поцелуй, но тут чей-то злой голос крикнул снизу: «Эй, вы что там делаете?» Нас заметили рабочие станции, и пришлось срочно покинуть уютный сортир, бросив недокуренную сигарету в черную жижу.
Через десять минут люди повалили обратно в поезд, нагруженные купленной снедью, жующие на ходу. Поезд тронулся, и мы побрели дальше мимо разнообразных лиц, занятых своими разнообразными делами в хвост поезда, чтобы спрыгнуть, когда он замедлит ход перед въездом на мост. Мы все время так делали, потом весь оставшийся день обсуждали увиденное, смеялись, делились впечатлениями. Без прикола, это был самый лучший способ провести день.
И вот, когда мы вошли в тамбур последнего вагона, оказалось, что он вовсе не последний. Мы сто раз катались на этом поезде, и каждый раз в нем было двадцать вагонов. Ни больше, ни меньше. Ходил еще один поезд, в нем было восемнадцать вагонов. Но сейчас за выходом из двадцатого, вместо убегающей вдаль железной дороги, чернел переход в следующий вагон. На двери черным по жёлтому было написано предупреждение: «Входить только тем, кому пора». Странное предупреждение. Лёва решительно дернул ручку.
Миновав переход, мы оказались в тамбуре общего вагона. В жизни не было на этом поезде общих вагонов, а тут прицепили. Вагон был почти пуст. Только сидела одинокая бледная женщина в белом платье с платком в руке, и вид у нее был такой, будто она вот-вот разревется. Нашего проявления она, кажется, не заметила, ей было не до того.
Ну, естественно Лёва не был бы Лёвой, если бы не попытался воспользоваться ситуацией. Он медленно подошел к женщине и спросил, обратившись «девушка», что у нее случилось. «Девушка», старше Лёвы лет на пятнадцать, подняла на него глаза, ее губы скривились, носик наморщился, и она заплакала навзрыд, как плачут только новорожденные младенцы. Тушь мгновенно растеклась по щекам, и женщина спрятала лицо в платке. На вопрос она так и не ответила.
После еще нескольких попыток вытянуть из рёвы хоть слово, Битый махнул на нее рукой и велел мне следовать за ним. Встал, прошел несколько шагов и резко остановился.
– Макси, – обратился он ко мне, – что-то изменилось. Чувствуешь?
Пока он не сказал я ничего не чувствовал, но теперь и сам уловил это. Что-то было не так. Что-то неправильно.
– Как будто едем быстрей, – осторожно предположил я.
– Быстрей. А должны замедляться. А еще?
Я пожал плечами.
– Темно стало.
Мы с Лёвой грохнулись на ближайшее сиденье и устремили взгляды в окно. Солнце, еще недавно жарившее во всю, было закрыто тяжелыми тучами, не серыми, а скорее белыми, как бывает зимой. И местность за окном сразу как-то помрачнела.
– Откуда тучи? – спросил я. – Было же ясно.
– А я знаю? Пошли отсюда. Скоро уже мост.
В тамбуре Битый закурил, задумчиво глядя через стекло на низкие тучи, опустившие ветви деревья, покосившиеся заборы, угрюмые телеграфные столбы.
– Ну и ну, – пробормотал он, выбрасывая окурок на пол.
Этот вагон тоже не был последним.
В следующем вагоне народу было побольше. Шепталась о чем-то компания молодых ребят, качал на руках младенца одинокий старик с поникшими седыми усами, два угрюмых мужчины сидели друг против друга и, не издавая ни звука, как будто общались взглядами и кивками. Один из них кивнул в нашу сторону, другой на это покачал головой. Это вызвало у первого интересную реакцию: он удивился, посмотрел на нас с любопытством, улыбнулся и стукнул себя по коленке, как делают в приступе внезапного веселья, только вот он не смеялся, вообще не произнес ни звука. Старик тяжело вздохнул, когда мы прошли мимо. Компания ребят все шушукалась. Из их тихих разговоров до меня донеслось только «Пора. Не пора. Почему не пора? Он что, лучше остальных?»
И тут вошел контролер, вернее, не вошел, а ввалился. Грузный, бородатый, в солнечных очках, скрывающих половину лица. Он только посмотрел на деда с ребенком и тот энергично закивал головой.
– Рвем когти, – шепнул я Битому, и мы ускорили шаг.
Быстро дошли до тамбура. Прежде, чем закрыть за собой дверь, я обернулся и успел увидеть странный блеск в очках контролера, как будто что-то подсвечивало их изнутри, когда он хрипло обратился к компании подростков: «А вам, мальчики, всем пора?» Потом я захлопнул дверь.
– Дальше еще вагон, – сообщил мне Лёва, – когда же этот поезд кончится? Далеко он там?
Я посмотрел сквозь остекленную дверь. Контролера в вагоне не было.
– Что за ерунда? Куда он…
– Черт с ним, – махнул рукой Битый. – Меня больше волнует что поезд не тормозит.
Я взглянул в окно и тут же отшатнулся.
– Лёва, Лёва, смотри! Ты это видишь?
Лёва видел то же самое, что и я. Поезд шел с хорошей скоростью, стуча колесами, а за окном мимо поезда проносилась осень. Местность была незнакомая. Я бы поклялся в том, что в нашей области такого нет. Лес высоких белоствольных деревьев ронял шлейфы золотых листьев на черную без единой травинки землю. Низко кружили незнакомые большие птицы, парили не взмахивая крыльями. Битый нервно закурил, его лицо под фиолетовыми разводами синяков стало еще бледнее, чем обычно.
– Лёва, может, сейчас прыгнем? – предложил я.
– На такой скорости? Жить надоело? – Он приоткрыл дверь и, осторожно глянув вниз, поспешно ее захлопнул. – Самоубийство. Будешь курить?
В этот раз я не отказался. В следующем вагоне не было никого и мы уселись на сиденья друг против друга, нервно попыхивая табаком. Свет дважды моргнул и погас. Стало совсем жутко.
– Битый?
– Что?
– А с каких пор тут был включён свет? День же.
Но дня за окном уже не было. Тучи заволокли все небо, скрыли солнце, стало так темно, что невозможно понять, день сейчас или вечер. Пейзаж менялся на глазах. С деревьев слетали последние листья, а вместе с ними как будто уходили краски. Все за окном поделилось на белое, черное и серое. Белые тучи, черная земля, а между ними серые деревья. Теперь уже голые зловещие деревья.
– Чертовщина, – прошептал Битый и неумело перекрестился кулаком. Он не был верующим, но часто видел, как это делает его тетя.
– Надо прыгать, – предложил я.
– Рехнулся? Смотри, какая скорость. – Поезд мчался неудержимо, как никогда раньше. Дорога была идеально прямая. – Подождем до станции.
– До какой еще станции? Ты хоть знаешь, где мы?
Лёва помотал головой.
– А если ее не будет?
– Не может быть такого, – махнул рукой Битый. – Всегда есть станция.
Выкурив еще по одной, мы не весело потопали в следующий вагон, открыли дверцу и замерли. На прежнем месте, в прежней позе, спрятав лицо в платке, сидела та самая бледная женщина, и плечи ее содрогались от рыданий.
– Как это? – вырвалось у меня, а Лёва снова перекрестился.
Повисла тишина. Вернее, не совсем тишина. Помимо стука колес и сдавленных стонов женщины, было что-то еще. Какой-то неуловимый звук на грани слышимости, похожий ни то на сквозняк, ни то на чей-то вой. Минута понадобилась мне, чтобы определить, что звук шел из вагонных репродукторов.
– Ты это слышишь? – Спросил меня Битый.
Я не ответил. В этот момент женщина подняла на нас глаза. Жутко это выглядело. Полутьма вагона, черно-белое полотно за окном, и ее глаза большие, серые, не живые. Не знаю, как это описать, но такие глаза не могли принадлежать живому человеку. Стеклянные, застывшие, они, не мигая, уставились на нас. Мне захотелось бежать, но я не смог. Ноги ватные, дрожащие, приросли к полу. И я ничего не видел, кроме этого взгляда.
– А, вот вы где. – Это ввалился в вагон тот самый грузный контролер. Ввалился со стороны хвоста поезда, хотя мы точно оставляли его позади себя. Но это меня почему-то уже не удивило. Мое внимание приковал свет, прорывающийся у него из-за темных очков двумя круглыми пятнами, красными как тлеющие угли или кончик сигареты во время затяжки. – Вот теперь и вам пора, – сказал он и стал медленно на нас надвигаться.
Ноги вдруг обрели легкость и сами вынесли нас с Битым в тамбур.
– Прыгаем, Лёва, – сквозь одышку и барабанный стук сердца выдавил я.
Он кивнул и распахнул боковую дверь. Внутрь ворвались холод, свист ветра и четкая и невероятно быстрая чечётка, отбиваемая колесами. Поезд мчался так быстро, как будто хотел взлететь. На улице была зима. Толстые шапки снега лежали на частоколе столбиков, мимо которых мы пролетали. Присмотревшись, я понял, что столбики – вовсе не столбики. Кресты. Мы проезжали кладбище, настолько огромное, что оно тянулось до горизонта. Кресты и плиты перемежались со старинными ветхими памятниками.
Я посмотрел сквозь дверь в вагон. Жирный контролер не спешил к нам. Он о чем-то говорил с женщиной и вытирал ей слезы платочком, но не сводил с нас своих глаз-угольков. Тогда я повернулся к Лёве. Лёва стоял, прислонившись спиной к стенке. Он был бледен. Еще бледнее, чем обычно. Даже синяки на лице, казалось, стали почти незаметны.
– Я не прыгну, – прошептал он. – Что хочешь, Макси, а я не прыгну.
Я совсем забыл, как Лёва боится скорости, а поезд летел как никогда прежде. Да я и сам прекрасно видел, что можно свернуть шею. Я это понимал умом, Битый же испытывал страх иррациональный.
– Лёва, Лёвочка, ты закури, – посоветовал я, дрожащим голосом. – Лёва, ты видишь, что творится? Он же не остановится. Он увезет нас чёрт знает куда. Надо прыгать, Лёвочка, надо.
Битый дрожащими руками вынул сигарету и пытался добыть огонь, но спички одна за другой ломались о коробок. На все мои аргументы он только отрицательно мотал головой.
Я глянул в вагон. Контролер, не спеша так, как будто зная, что мы никуда не денемся, переваливался в нашу сторону.
– Ты п-прыгай, – сказал Битый дрожащим голосом, – а я станции п-подожду.
– Какой станции? Ее ведь может не быть. Ее точно не будет. Мы уже не у себя. Возможно, даже не на Земле. Прыгаем, Лёвочка. Ты же не боишься. Ничего не боишься. С девчонками говорить не боишься. Матерные песни со сцены орать не боишься. Один против орды хулиганов выйти не боишься. И этого ты не испугаешься.
Тут лицо моего кореша изменилось. Страх куда-то исчез, в глазах появилось понимание и решимость. Он надвинулся на меня и жестко толкнул в грудь.
– Прыгай, – приказал он, словно это был не мой лучший друг, а какой-нибудь подворотный гоп. – Прыгай, кому сказал!
Он толкнул меня так сильно, что я чуть не вылетел из поезда спиной вперед.
– Ладно, чёрт с тобой, – обиделся я. И повернулся к распахнутой настежь двери, за которой несся нереально монохромный пейзаж.
В этот момент за моей спиной открылась дверь купе и контролер довольно возвестил: «Попались». Тут Лёва толкнул меня в спину и я полетел, подхваченный порывом ледяного ветра. Перед глазами колесом пронеслись снег, поезд, тучи, кладбище, трава, рельсы, чистое голубое небо.
Я лежал на спине, ладони мне щекотала трава, слепило летнее солнце. Где-то вдалеке гремел, приближаясь поезд. Я, не поднимая головы, закурил, выпуская дым в летнее небо. Оказалось, я даже не доехал до моста.
Возвращаясь домой, все думал, что это было? Сон? Галлюцинации? Может, я курнул чего-то не того? Может, никакого поезда вовсе не было? Голова болела, видно, ударился обо что-то. Нужно будет найти Лёвку и спросить как-нибудь поаккуратней, был ли сегодня поезд, а то не то подумает.
В поселке меня встретила Александра Васильевна, троюродная тётя Лёвы. Она была непривычно грустна, волосы скрывал черный платок. Я спросил ее, что случилось? Она посмотрела печально.
– Ох, Максимка, забыл? Сегодня сорок дней. Пойдем поминать, все давно собрались.
Спросить, у кого сорок дней, я не решился. Не вежливо как-то, но всю дорогу до тети Сашиного дом пытался вспомнить, кто же нас покинул сорок дней назад. Пытался и не мог. Ближайшим был дед Прохор, но тому сорок дней давно справили и меня не приглашали.
Поминающих оказалось очень немного. Помимо родственников тети Саши и двух вечных гостей на любых поминках и свадьбах – забулдыг Холмаревых, присутствовали три мало знакомых мне девчонки и двое парней из банды Севы «Седого». Все были печальны, но как-то сдержанно, что ли? В рамках приличия. На столике, освещаемая свечкой, стояла черно-белая фотография ухмыляющегося Лёвы, подвязанная черной лентой. У меня остановилось сердце, ноги подкосились и я упал на стул. Как это могло произойти?
Потом мне объяснили, как. Сорок дней назад в сызранской больнице. Рак легких. Мне все рассказывали и рассказывали. И очень удивлялись, что я ничего не помню. А я только мотал головой, не веря ушам. Не может быть. В семнадцать не умирают от рака легких. В семнадцать вообще не умирают, а только начинают жить. Потом я уже ничего не видел и не слышал. Только стоял перед мысленным взором черно-белый поезд и огненные глаза контролера. А когда очнулся, мне сказали, что я все время бормотал: «Нет, ему не пора. Не пора. Не пора».
10.09.2010 г.
Зотов И.А.
Вне форума
[b:0878eb89f0]Железнодорожные забавы[/b:0878eb89f0]
Бросилась в глаза мысль. Такая яркая, что не могу ее не привести.
Там должен был быть всего один вагон. Очень старый и пыльный. И люди в нем спокойные. Как будто все нормально. И подчеркнуто никакой мистики. Чтобы у читателя потом дух захватило. Типа, а мы-то все, такие спокойные - не покойники ли часом?
Этот парень, Леха (если имя перепутал, прошу прощения - думал дня три, а не читаю сейчас, чтобы впечатление не перебить). Он умер. Но это выглядит незаслуженно. Типа - нет мысли: я так и знал!
А вот написано как раз очень хорошо. Главное, что подкупает - автор нигде не заходит с больших козырей. А получилось очень ярко...
Вне форума
Еще одно маленькое замечание к предыдущему посту - пересказ реакции Не Риомира на пересказ сюжета, который, и, правда, показался мне интересным.
"Это нечто в духе круга Василенко" (Светланы Владимировны, лидера Союза Российских писателей, круг занимается на Булгаковской квуаритре в Москве. Жанр Современная проза.)
Вне форума
Спасибо за отзыв, Риомир и не Риомир :-)
Вне форума
Страницы: 1
Тема закрыта
