В один из дней в самом начале лета, около четырех часов по полудню на территорию центрального сквера города N со стороны главного входа вошли двое мужчин. Один из них вид имел солидный и возраста был около пятидесяти лет, заметная проседь серебрилась в его красивых шелковистых волосах. Другой же мужчина, коротко стриженный, и с острыми, настороженными чертами лица, выглядел моложе. Оживленно беседуя, они неспешно направлялись в сторону фонтана; туда, где менее всего ощущалась гнетущая летняя духота. В этот час сквер уже стал наполняться праздно гуляющими гражданами и их детьми. Они с интересом рассматривали этих двух собеседников, которые, никого не замечая вокруг, громко разговаривали.
— Итак, Константин Николаевич, — говорил обладатель шелковистых волос, — Вы стараетесь меня убедить, что все магические формулы, обереги, ритуалы и все прочие подобные им атрибуты древних людей были всего лишь порождением их тревожного воображения.
— Совершенно верно, Николай Сергеевич, — отвечал его молодой собеседник, — ваше увлечение метафизикой мне известно. Однако, как психотерапевт, я с полным основанием берусь утверждать, что исключительно страх неизвестности, и только он один толкал древних людей окружать себя всевозможными магическими условностями. И никакой другой реальности, кроме той, что окружает нас повседневно, нет.
— Напрасно, напрасно, вы так категоричны, — отозвался солидный господин, — по моему глубокому убеждению, мысль и дух древних людей ни в коей мере не уступала нашим современникам. Анализируя всю причудливость сказок и легенд, я пришел к выводу, что не сам человек творил в своем воображении эту иную реальность, а именно иная реальность меняла по своей прихоти сознание человека.
Так беседуя, они дошли до фонтана; и тут откуда-то сзади до них донесся детский голос: «Избушка, избушка, повернись ко мне передом, а к лесу задом». Собеседники обернулись, и увидели двух детей, мальчика и девочку, лет семи или восьми, занятых игрой. Игра была очень простая и очень странная. Девочка произносила фразу, а мальчик поворачивался к ней то лицом, то спиной. Потом они брались за руки и кружились. Их лица были не по-детски серьезны, в глазах мерцала загадка. Чем-то глубоко непостижимым веяло от этих детских фигур, словно отгородившихся от окружающего мира непроницаемой стеной странной игры.
Мужчины как-то сразу потеряли нить своей беседы, и как завороженные смотрели на детей. Сколько это длилось? Быть может мгновенье, а быть может и целую вечность. Но вот оцепенение прошло; Николай Сергеевич и Константин Николаевич увидели, как дети быстро идут прочь — мгновение и их фигурки, мелькнув у входа, скрылись. Внезапно наползли тучи, скрыв солнце; редкие капли дождя упали на землю. Холод пришел в сквер...
Теперь самое время прервать повествование и обратиться непосредственно к личностям наших героев, которых мы так неожиданно оставили у фонтана городского сквера.
Солидный господин был никто иной, как Николай Сергеевич Раскосов, профессор Университета, доктор исторических наук, и весьма уважаемый в научных гуманитарных кругах человек. Обладая умом светлым и беспокойным, он частенько прибегал к философским обобщениям. Например, он любил повторять: «Кто много говорит, тот часто терпит неудачу». Поэтому сам он свои мысли излагал кратко, изящно, чуть улыбаясь краешками рта, словно любовно взвешивал каждое слово. Друзья называли Раскосова аристократом духа. Пропуски его лекций среди студентов были редкими, потому как каждое занятие становилось событием.
Приятеля Раскосова звали Константин Николаевич Маленький, и был он психотерапевтом весьма опытным и преуспевающим. Он имел хорошую частную практику, и с оптимизмом смотрел в будущее. Несмотря на разницу в возрасте, приятели великолепно ладили друг с другом, хотя не редко и возникали меж ними жаркие споры.
Спор, свидетелями которого стали посетители сквера, не был исключением. Обычный день и обычный спор. Вот только события, которые стали происходить буквально сразу по прошествии этого дня, никоим образом обычными нельзя было назвать. И эти события коснулись главным образом уважаемого профессора, вовсе не затронув Константина Николаевича.
А началось все с того, что Николай Сергеевич на экзаменах у своих студентов стал задавать им вопросы, ответы на которые нельзя было отыскать ни в одной из его лекций. Так, например, мило улыбаясь, Раскосов попросил девушку, считавшуюся наиболее эрудированной в группе, рассказать «Легенду об улице снов». «Но профессор, о такой легенде вы нам ничего не рассказывали» — услышал он в ответ. После чего стал что-то озабоченно искать у себя на столе. Но так ничего не найдя, в совершенном расстройстве отпустил студентку.
Закончились последние лекции, прошли экзамены, студенты разъехались по летним практикам. Николай Сергеевич сделался рассеянным, раздражительным и замкнутым; порой коллегам казалось, что профессор силится что-то вспомнить — что-то весьма важное.
Однажды сотрудник Университета обнаружил на профессорском столе лист с каким-то текстом. Он даже не сразу понял, что это писал Николай Сергеевич; до того строгий каллиграфический почерк профессора потерял прежнее изящество. Буквы заваливались в разные стороны, стали ершистыми, заостренными, небрежными. Было такое ощущение, что Раскосов сильно волновался.
На листе было написано:
Улица снов
Древняя легенда
«... Когда древние боги устали от человеческой глупости, они сотворили улицу снов. Именно туда ушли их могущество и их тайны. Попав на эту улицу, иной человек погружался в беспредельный лабиринт образов. И только сами боги могли вызволить его оттуда...
Эта улица не была принадлежностью какого либо одного города; она кочевала беспрестанно, появляясь то в одном, то в другом городе. И только путешественники или гости очередного такого города, впервые оказавшиеся в его пределах, могли испытать на себе чары этой улицы. Аборигены же даже не предполагали о существовании улицы снов.
Так продолжалось долго, очень долго. Потом про улицу снов перестали даже вспоминать, и она ушла в область легенд и преданий. Но настало такое время, когда даже и легенд не стало; они покинули людскую память.
Потом прошли десятки веков, и случилось так, что на земле стали рождаться люди, которые знали об улице снов, и могли найти к ней дорогу. Они были избранными...».
Дальше текст обрывался. В сильном смущении сотрудник Университета прочитал этот странный текст; ему стало тревожно, и тревога эта была не только за уважаемого профессора.
Потом стало известно, что Николай Сергеевич приобрел загородный дом, где собирался провести лето, дабы набраться сил. Он жаловался коллегам на душевное утомление. Однако прошло лето, минула осень, первый снег лег на землю. Новый семестр студенты встретили и проучились без любимого преподавателя. Слух о том, что Раскосов в клинике для душевнобольных, поначалу острожный, постепенно обрел реальность и подтверждение. Несколько позже стали поговаривать о неком дневнике, который Николай Сергеевич вел несколько последних месяцев, и что именно в этом дневнике скрыта разгадка помешательства профессора. О трагедии Раскосова в коллективе искренне сожалели и надеялись, что он, быть может, со временем поправиться и вновь вернется к своей преподавательской и научной деятельности.
Сергей Николаевич Раскосов в Университет так и не вернулся. Он выписался из больницы через год, получил инвалидность и был поставлен на учет в психоневрологическом диспансере. Теперь профессор живет замкнуто. Из дома выходит мало; в основном в магазин за продуктами. Иногда соседи видят его сидящим на балконе; он подолгу смотрит куда-то вдаль, его тяжелый взгляд неподвижен.
Что же касается дневника, то только одному человеку было известно, что Сергей Николаевич действительно его вел именно в тот период, когда жил в загородном доме. Этот человек никто иной, как Константин Николаевич Маленький. Он обнаружил дневник, когда посетил опустевший дом вскоре после помещения профессора в лечебницу.
Что заставило его приехать туда? На этот вопрос психотерапевт и закоренелый реалист ответить не смог бы даже самому себе. Быть может, он вспомнил, как настойчиво Раскосов уговаривал его приехать в гости, несколько раз многозначительно добавляя: «Вы, знаете, этот дом имеет одну любопытную особенность — его окна смотрят в лес».
Чтение дневника произвело на Константина Николаевича весьма сложное, и, вместе с тем, гнетуще-тревожное впечатление. Ему вдруг отчетливо припомнился и тот летний спор в сквере, и те странные дети с их странной игрой, и, почему-то еще некие смутные образы из собственного далекого детства. Он словно заглянул в запредельный омут...
Константин Николаевич всего один раз встретился с профессором после его выписки. Разговор получился скомканный, состоящий из отдельных фраз и реплик; будто и не приятели они были вовсе, а так, случайные знакомые. О дневнике речи не шло, и Маленький решил его оставить у себя. Это было безотчетное решение, продиктованное темным и неясным порывом.
Константин Николаевич никому так и не показал этот дневник. У себя дома он засунул его под большую стопку старых медицинских журналов, где дневник пролежал без малого два года.
Но случилось так, что однажды психотерапевт познакомился с редактором одного малоизвестного журнала по парапсихологии. Этот редактор приехал в город N с другого конца страны на семинар по астрофизике. Сам же Константин Николаевич оказался на этом семинаре в силу обстоятельств, которые не иначе как случайными не назовешь.
Был редактор свеж, бодр и улыбчив. Всевозможные оттенки мимики играли на его лице.
— Перфильев, — представился он, и посмотрел на Маленького внимательными ласковыми глазами.
— А по имени-отчеству как Вас? — поинтересовался Константин Николаевич, чувствуя, как необъяснимое смущение цепляется за его чувства.
— Просто Перфильев, — благодушно засмеялся редактор, — меня так все зовут.
Они разговорились, и беседа получилась обоюдно интересной. Отчасти это было вызвано тем, что сам Маленький с некоторых пор стал более лояльно относиться к проблеме всего «магического и чудесного». Много говорили о загадках сновидений. И когда уже беседа стала явно клониться к завершению, Константин Николаевич, опять повинуясь все тому же темному душевному порыву, взял да и рассказал редактору историю профессора Сергея Николаевича Раскосова.
— Интересно, чрезвычайно интересно, то что Вы сейчас мне поведали, — Перфильев просто сиял от удовольствия, потирая руки от возбуждения.
Такое необычайное оживление собеседника неприятно кольнуло Маленького; ему даже вдруг показалось, что редактор ждал именно этого рассказа.
Между тем Перфильев, не обращая внимания на замешательство собеседника, продолжал говорить:
— Знаете, публикация такого материала могла бы великолепно украсить наш журнал. Что Вы на это скажите?
— Право, я не думал об этом, — Маленький слегка растерялся, — я никогда не рассматривал дневник уважаемого профессора в качестве публицистического материала. Да и как же так просто опубликовать сокровенные мысли человека, попавшего в беду.
— Напрасно Вы так думаете, — редактор строго посмотрел на Константина Николаевича, — публиковать такие вещи следует, ведь людей всегда манило нечто запредельное и таинственное. А Вашему профессору это уже все равно. Он на собственном примере подтвердил правоту своих догадок.
Говоря это, Перфильев пристально посмотрел на Константина Николаевича и тот вдруг отчетливо понял, что непременно отдаст дневник профессора этому человеку. И...он отдал дневник.
Перфильев пообещал психотерапевту, что обязательно вышлет один экземпляр журнала с опубликованным дневником. Редактор сдержал слово. Спустя два месяца Маленький получил по почте журнал. На тринадцатой и четырнадцатой странице был опубликован материал под названием «Дом окнами в лес». Материал состоял из дневника профессора Раскосова и комментариев самого Перфильева. Комментарии были краткими. Просто говорилось, что автор дневника, человек с воображением, и что ему ужасно захотелось проникнуть в тайны сновидений. Вот и получился дневник — наполовину иллюзия, наполовину игра воображения. В общем, выходило, что профессор Раскосов шутник и мистификатор, жаждущий славы мага и прорицателя.
Психотерапевт был неприятно поражен; ему сделалось очень даже обидно за Сергея Николаевича.
На следующей пятнадцатой странице журнала он увидел фото самого Перфильева в соседстве двух детей, мальчика и девочки. Вглядевшись в лица детей, Маленький вздрогнул. Он узнал их. Это были те самые дети, которые так самозабвенно играли в свою странную игру в летнем сквере три года назад.
Их лица были по-прежнему не по детски серьезны, а в глазах все так же мерцала загадка. Милая улыбка играла на лице Перфильева.
Потрясенный психотерапевт стал полуосознанно перечитывать уже знакомый текст дневника.
...
15 июня
Вначале была просто мысль. И даже не мысль, а нечто похожее на нее; какое-то томление духа. Это родилось там, в сквере. И эти дети, их игра. Они меня поразили.
А потом я понял. Это был знак, самый настоящий знак. Избушка на курьих ножках — это не просто фольклор, и даже не символ. Это иная реальность. Это ворота в иной мир, неизмеримо духовно богаче, нежели наш, обыденный, такой плоский и скучный...
17 июня
Со мной что-то происходит. Мне становятся понятны мотивы поступков исторических личностей. Я начинаю воспринимать факты прошедших веков как нечто живое. Или мне так кажется?
19 июня
Нет, все-таки действительно я меняюсь. Я чувствую, я вижу. Словно неведомый голос нашептывает мне. Теперь я знаю, почему Иван Грозный убил своего сына. Просто царю приснился сон, что царевич ... свергает его с трона. И весь день, до самого трагического мига Иван Грозный пребывал в лихорадочном возбуждении. И одно неосторожное слово царевича привело того к смерти... И не только это я теперь знаю...
21 июня
«Легенда об улице снов» вошла в мое сознание как-то сама собой. Может быть, это отголоски когда-то прочитанного или увиденного во сне. Мне это все равно. Легенда прекрасна. Она дает мне ключ к пониманию мировой истории...
25 июня
...Я купил загородный дом, всего в тридцати километрах от города. Меньше часа на электричке — и вот они: природа, чистый воздух и чудное настроение. Этот дом я купил совершенно случайно. Хотя, видимо, случайностей в жизни все-таки не бывает...
Меня потрясло само объявление, которое я увидел на столбе около автобусной остановки. Я как раз собирался сесть в подошедший автобус, как какой-то мужчина грубо оттолкнул меня, и первым вошел в автобус. Я, кажется, больно ударился об этот столб, и вместе с болью перед глазами выскочило объявление «Продается дом окнами в лес...». Далее шел телефон, который я уже не помню. Я его забыл сразу же после того, как позвонил. Вопрос решился необыкновенно быстро. У меня были деньги от продажи автомобиля. Хозяйка дома, молодая женщина, как-то необыкновенно быстро уступила в цене. Там раньше жил ее дед. Недавно он умер.
26 июня
...Дом мне понравился. Не сказать, чтобы шикарные апартаменты. Столовая, кухня, зал, спальня — все небольших размеров, но в ухоженном состоянии. Следов запустения нигде не видно. Жить можно. Я и решил пожить здесь лето, до начала занятий. Дом стоит как бы на отшибе от поселка. И окна действительно смотрят в сторону леса. Всего метров триста, и вот они, первые деревья. И главное — это окна, которые смотрят в сторону леса. Как это символично.
30 июня
Рядом, метрах в двухстах стоит еще один дом. Соседей не видно. Только один раз под вечер пришла пожилая женщина, побыла в доме не более часа и ушла в сторону железнодорожной станции...
.....
10 июля
...Здесь очень хорошо спиться. Теперь я беспрерывно вижу сны. И все помню...
12 июля
...За один сон я проживаю много жизней. Только теперь по — настоящему я почувствовал вкус жизни. Я видел Диоклетиана в тот день, когда он добровольно отрекался от власти, и я почувствовал, что было на душе у императора в этот торжественный миг.
... Я открыл загадку смерти Моцарта, потому что был с ним в те великие мгновения, когда рождался бессмертный Реквием...
...Потрясающее обаяние Жанны ДАрк на людей самых разных сословий уже не является для меня загадкой, потому как я прошел с Орлеанской Девой весь ее крестный путь, и видел, как взвился ее костер...
13 июля
...Я все это видел. Я творю мир по собственному желанию. Я попал на Улицу снов, и все мои догадки подтвердились...
Константин Николаевич Маленький отложил журнал. Позже он пытался связаться с Перфильевым по телефону и адресу, указанному в журнале, дабы высказать ему суждение об опубликованном материале. Но ни журнала, ни самого улыбчивого редактора обнаружить ему так и не удалось.
 Скачать произведение
|
