1
Не хотел ехать. 80-летняя мать была очень плоха;хоть и окружена многочисленными родственниками, а всё равно боялся — что да как...Однако, каждое лето непременно ездили на море на двух машинах, с друзьями и детьми. Мать сама уговаривала не отказываться от поездки.
Ракушечник у Азовского моря приятно и мягко хрустел под ногами. Кемпинг, возникший стихийно, пестрел. Раскрыли «Скиф», наладили нехитрое хозяйство, и купались, купались...
Из города, возле которого нашли это уютное пристанище, послал телеграмму. Через несколько дней поехал в город; вернулся осунувшийся, с почерневшим лицом. — Что? — спросила жена. — До востребованья, — тупо, невидяще глядя перед собой, ответил он. — Умерла тридцатого, похоронили второго. Забрался в палатку и целый день лежал, изводимый воспоминаньями и чувством вины. Вечером бродил по берегу.
У воды сидел десятилетний племянник, глядел на чёрно-дегтярную с золотым переливом массу. Опустился рядом, ерошил его волосы. Слеза капнула племяннику на макушку.
Теперь, спустя тридцать лет, я вспоминаю немое горе дяди, и состраданье — выжегшее стигмат на моём сердце.
А дядя уже и сам десять лет как мёртв.
2
Боюсь, что между Словом, которое было у Бога и которое было Бог и словами, из которых мы составляем бесчисленные стихи, повести, романы — пропасть. То есть Слово мы разменяли на слова, а того сакрального нам никогда не узнать.
Скрипящий снегом февраль. Иду в часовню на ВДНХ — белую, сливающуюся цветом со снежными пластами. И душа убелена, и настрой её — радостно-умилённый. На дверях часовни — замок. Ну что же...
Из-за ларька, торгующего свечами и литературой выходит пожилая женщина. — Вы в храм? — спрашивает. — Да, — говорю. — Ой, вы знаете, — восклицает она, — кто-то сломал замок в лавке, а там ключи от храма. Вы не посмотрите? — Посмотреть-то я могу, но по замкам я не спец... — Да там ничего особенного не нужно, просто сила — выдавить дверь.
Обходим сугробы. Берусь за холодную ручку.
-Но если я дёрну — сломаю! — говорю. — Ничего, ничего, — скороговоркою отвечает она. — Я уже вызвала мастеров, но они что-то опаздывают.
Сильно тяну дверь на себя. Поддаётся. Мелкие щепки летит в снег. Золотистое мерцанье лавки.
-Ой, спасибо вам! — восклицает женщина. — Сейчас открою.
И вот я в часовне. Умиление с весёлой радостью нежно переливаются в сосуде души. Стою под куполом, концентрируя неведомые мне лучи. Золотая нить незримо спускается с высот.
Знак? Но как его истолковать?
И тем не менее, Слово мы разменяли на слова...
3
Синее озеро, плоско бликующее на солнце. Далёкие камыши.
У берега две плоскодонки. На зелёной траве — старенькие, синие «Жигули», рыбаки, раскладной столик, на нём нехитрая снедь, раскладные же стулья...
-Ну, перекусили, — говорит бородач, улыбаясь — и за дело.
Десятилетний ребёнок садится в лодку с бородачом. Отталкиваются от берега.
Лодка медленно — как по стеклу — скользит по тёмной воде.
Озеро велико, берега его разнообразны. Но клёва нет.
Мерное — густо фиолетовое — наползание туч. Проглоченное солнце. Глухой, напористый рокот.
-Эва, вымокнем мы сейчас, — говорит бородач. — До берега не успеть. Айда в камыши.
Гребут быстрее, чем раньше. Камыши расступаются от въехавшей в них плоскодонки, и пушистый их бархат так интересен ребёнку.
Хлынуло сразу. Камыши едва ли спасут. Ребёнок смеётся, ему весело.
Опустив руку в воду, он нащупывает толстый, мясистый корень, и мнёт его в руке...
4
Поступил на работу в библиотеку. Книжный червь, вяловатый маменькин сынок...
-Пиво пьёшь? — на третий день спросил Борис — один из главных в той компании, от которой он стремился спрятаться в стеллажах.
(Библиотека в экономическом вузе. Союз. Конец восьмидесятых).
-Да в общем нет, — ответил он, вытирая руку, запачканную пылью.
Через четыре месяца он записывал в дневнике: Временами, мне кажется, что это уже не я. Не я, громыхая бутылками, с сумкой через плечо иду в чью-то квартиру, и весёлые голоса слышны уже на лестничной клетке, а смех расцветает букетами огоньков. Не я торчу в пивном зале, в огромной выгребной яме, где серый блеск автоматов сливается с янтарной струёй, бьющей в толстую кружку, а крепко пахнущая толпа напоминает пульпу. Не я мчусь в такси через осенний город, мигающий суммой разноцветных огней и сыплющий в сумерки смуглую листву. Не я хожу качаться в громыхающий станками, пропахший потом зал, где стук штанг мешается с перцем шуток и кручёным матом...
Такая вот дневниковая запись. Был в человеке изначально зазубристый излом...
5
Вода — будто альтернативный воздух. Вуалевидные плавники телескопа развеваются своеобразными крыльями — Глядите, рыба летит! — восклицает ребёнок. Острые стрелки хвостов меченосцев не рассекут струистую траву, не побеспокоят других рыб. Медленно, задумчиво чуть проплывают (пролетают) треугольники скалярий. Деловитый сомик обследует дно, шевеля усиками, иногда поднимая песчаное облачко.
Сколько тишины! Как всё плавно, закруглено, неспешно. Улитки и вовсе, кажется, не знают движенья.
В душу б эту тишину!
6
-Как вы изящно едите мороженое! — не выдержал он.
Она рассмеялась.
-Ну тогда возьмите мне ещё порцию.
Белое платье, золотистые волосы, и, как показалось, золотистая же улыбка.
— А какое вы любите?
-Клубничное. И фисташковое.
Он заказал и то, и то.
Из открытого кафе видно море. Курорт переполнен негой, светом, истомой.
Из кафе он и она вышли вместе, пошли по набережной. Говорили о том, об этом...Она часто смеялась, и жемчужные нити сверкали в воздухе.
На другой день вместе загорали, купались, ходили на рынок, покупали черешню.
Вечером сидели в ресторане, и огоньки свечей отражались в её зрачках.
7
Новые участки в шесть соток использовали под картошку. Неровными пластами земля, разделённая проволочными заборами упиралась в лес. Леса вокруг были огромные, глубокие, в августе уже слегка тронутые осенью. Возвращаясь в город на машине, остановились возле уютного перелеска, пошли посмотреть грибы. Два подосиновика и белый изрядно подняли настроение. Родник, блистая серебристой прозрачностью, бежал, мерцал, привлекая внимание. Раздвинув заросли «недотроги» увидели песчаное дно.
Вода приятно обжигала рот.
 Скачать произведение
|
