|
Русское больное бытие
НАПУТСТВИЕ ТЯЖЕЛОБОЛЬНОМУ
Держись. Победима болезнь
Любая. Борись и держись.
Чтоб стало грядущее — песнь.
Чтоб было грядущее — жизнь.
РУССКОЕ БОЛЬНОЕ БЫТИЕ
Собственной не веришь колее,
Говорил, а ныне бессловесный.
Русское больное бытие
Раскрывается треклятой бездной.
Русское больное бытие.
И оклад напрасно зацелован.
Но ведь не пристала роль рантье,
Если, грешный, жить стремился словом!
Пил, чтоб чётче чувствовать окрест
Данное, его свинцовый морок.
Осознал — нет совершенных мест
На земле. Теперь тебе за сорок.
Молишься. И кажется, идёшь,
А куда — уже и сам не знаешь.
Если часто побеждает ложь
Даром мыслишь, чувствуешь, страдаешь...
* * *
А ты живи, с судьбой не споря,
Входи в предложенную дверь.
И чем чернее было горе,
Тем ярче будет счастье — верь.
* * *
Господи, грустный какой погост!
Ели чёрные, снег, вороний грай.
Снег блестит, и ты, проходивший мимо — как гость
Зашёл сюда невзначай.
Кто они — под крестами лежащие братья мои?
Не узнаю я никогда.
Старые кресты. И я вижу тени молитв,
Которые небесная приняла среда.
ПЕСНИ ПЕСКОВ
Пески поют, коль ветер тронет,
Их тронет — запоют пески.
Оно быть может от тоски,
В которой ум песков утонет.
Пустыни ширь и высота,
И небо над огромной ширью.
И жизни вашей запята-
я — но в другом, нелепом мире.
* * *
Сухая рубашка с тела отца,
Тень запаха пота...что ли?
Ребёнок, ещё не обретший лица,
Не умеющий пользоваться дарами воли,
Лицом прижимался к рубашке отца,
Понимая — его больше нет.
И что-то бессмысленное твердя без конца,
Пока сиял окрест равнодушный свет.
ГАРАЖИ
Гаражи хребтообразные,
Данные в низине.
Сколь реальность несуразная
Ведомо иль нет машине?
-Вань, кардан моей не глянешь?
-Не вопрос, Петрович.
От жары тут пьяным станешь,
И мышей не ловишь.
Мужики вариться сутки
В гаражах готовы.
Эскапизма формы жутки
Часто, право слово.
* * *
Шелеста страниц мне не хватает
В электронном варианте книг.
Оттого порою возникает
Отвращенье к ним.
Текст струится простынёю гладкой,
В зёрнах...что ли луковых? — значков.
А бывает в результате сладкой
Масса слов?
Только тут мне явно не хватает
Шелеста страниц.
К прошлому герой любовь питает,
В сердце сердца оную хранит.
СВИНЕЦ
Свинец, как тяжесть; дАвящий, давЯщий...
Поставь, как надо ударенье сам.
А что не ведал жизни настоящей —
Свинцовая — страшнее страшных — драм.
ПАМЯТИ А. МЕНЯ
Умён и прост. И многоодарён,
И благороден ликом — всё же ликом
Сказать вернее, чем лицом. И он
Убит на переломе был великом.
Он был зарублен топором. Вот так.
Наверно, время жертвы выбирает.
А впрочем, равнодушно время. Мрак
Не равнодушен к нам. Нас поглощает.
Убит, зарублен, в жертву принесён.
Секретов истинных мы не узнаем.
Нам образ света убиенный, он
Дарует. Мы по-прежнему играем.
* * *
Тополёк совсем побелел,
Всё крошится и падает мел.
Всё заснежено во дворе,
Это точка, а это тире.
Это текст, но его не понять.
Но легко снегопад принять
Так как есть — в чистоте, в белизне.
В белизне, столь приятной мне.
* * *
Старый телефонный аппарат
В целлофане, на балконе.
Старый,
Сообщал мне новости мой брат —
Это чересчур. Я странный малый.
Я на этот аппарат гляжу,
Прошлое кусками вспоминая.
Малоинтересным нахожу,
Только это жизнь моя, родная...
* * * v
В Уганде переворот,
В Канаде упал самолёт —
Ты чем-то можешь помочь?
Новости вызывают страх —
Будто над миром духовная ночь,
Косматая тьма в сердцах.
Новости не смотри.
За окном фонари
И те интересней, но
Новости лезут в дом.
Недочитанный том
Жизни зальёт вино.
* * * v
Вертикально вставший человек
Обратился устремленьем к небу,
Бытие животное отверг,
Принадлежность голоду и хлебу.
Вот его чело — почти собор —
Мощь молитвы медленно впускает.
Бытие совсем не приговор,
В жизнь врастая мерно понимает
Вставший с четверенек навсегда.
Непонятно только, как со смертью.
Верьте — эта чёрная звезда
Отрицаема великой твердью.
КИНЕМАТОГРАФ
Перед зданьем скверик небольшой —
Красноватой бронзой листьев дивный.
Фильм смотреть — процесс бесперспективный
Для героя с раненой душой.
Тем не мене, нравится кино —
Мир альтернативный предлагает.
Ну а может подражает попугаем
Речи яви? Это всё равно.
Ибо всё же нравится кино.
Жизнь свою смотрю подобьем фильма.
На углу, жаль, погребальна фирма.
Мимо прохожу. Купил вино.
Жизнь свою смотрю. Мне всё равно.
Закружил меня кинематограф.
Вон трамвай проехал. И пантограф
Звёзды растерял. Уже темно.
Сколь кинематограф соотнесть
С явью можно? Бред моих фантазий.
Но вниманья не достоин разве
Каждый человечек? В том и весть.
* * *
Мой сад заглох и опустел,
Везде лютует повилика.
И зелень яркая глядится дико —
Любой росток упорно-смел.
Зимой сквозной и белый сад
Узорно небо представляет.
Сосульки хрусталём звенят,
Но ничего не изменяют.
Но лето, глубина его!
Дуплистый дуб с листвою жёсткой
Мне не расскажет ничего
О мудрости. И мельбы жёлтый
Плод не по мне. Кусты, кусты.
Крыжовника нарвать мне что ли?
Каким бы ни был умным ты —
Но не уйдёшь от личной доли.
ГЕРОИ ДОСТОЕВСКОГО
Мне брат Раскольников, я знаю,
Хоть не ходил я с топором.
Себя сомненьем убиваю
Коль брезгую златым зерном,
Что в душу сеяно любому.
Многоквартирный мрачен дом.
И худо, худо в нём любому,
И каждому я брат притом.
Пил с Мармеладовым намедни,
Ему же денег одолжил.
Иль Карамазовские бредни
Я повторить судьбой решил?
Расчетверён, как их порода —
Отец, Алёша и Иван
И Дмитрий...Где она, свобода,
Коль, как папаша окаян?
Ну а Алёшей не бывать мне,
Как Мышкина не повстречать.
Ведь невозможно же на свадьбе
Ставрогина пить и гулять.
Но я Раскольникову точно,
Я это утверждаю — брат.
О смерти ведаю заочно,
И рад, что не пойти назад.
ДОСТОЕВСКИЙ В РУЛЕТЕНБУРГЕ
Взыскуя града, Достоевский,
Земным так недоволен был.
Игрой — материальной бездной —
Он, тем не мене, долго жил.
Рулетенбург покуда в силе.
Вид утренних котов негож.
А думая о перспективе,
В душе основы не найдёшь.
Рола, рола — пророк , твердящий
Бездумно, ставил на зеро —
О, думал выигрыш зерно
Обрящет в том, и — настоящий.
Вот город крыш, ветвей и гнёзд,
Уюта, где и слёз не надо.
Рулетенбург лишь эпизод.
Собора хороша громада.
Взыскуя града, Достоевский
Рвёт душу собственную, прав.
И...может ждёт духовный Невский,
И счастье есть его состав?
ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ
(стихотворение в прозе)
Особенности индивидуального космоса неважны никому кроме тебя; причудливые уравнения психики, и на весах твоих впечатлений художник Черкасов — современный художник, живописующий Владивосток не уступает Рембрандту; причудливое ветвленье следов на песчаной береговой кромке — смываемых волной — напоминает стихи — никем не читанные, уходящие в небытие...а ведь ты шёл этой кромкой...
* * *
Порою будничные фразы
Вдруг превращаются в стихи.
Цветы я выбросил из вазы,
В сознанье сгустки чепухи.
Февраль кончается сегодня —
Чем не начало для стиха.
О, сколько их! Их сотни, сотни,
Ну а душа моя тиха.
* * *
С гармонией шутя,
И смысла жаждя,
Поставив роль шута
Ни в грош, и жадно
Вбирая высоту
Всей силой зренья,
Я прожил жизнь не ту
До омерзенья.
ВРЕМЕНА СИМВОЛИЗМА
Пиджак двубортный. Папироса
С пропиткой опиума. Дым
Чуть горьковат. И смотрит косо
Герой на то, чтоб стать седым,
Чтоб долго жить. Извивы линий,
Весьма растленные стихи.
И много — не исчесть — кумирен,
И не считаются грехи.
Салоны. Споры, а порою
Безбожно оргии звучат.
И теософии, не скрою,
Плоды горчат. Нельзя назад.
Вперёд, вперёд, вперёд — к распаду,
К безумью чёрных площадей.
И подчиняемся раскладу
Судьбы своей, звезды своей.
ВО ВЛАДИМИРЕ
(стихотворение в прозе)
Везли в экскурсионном автобусе, мерно тёк рассказ экскурсовода, и вдруг показалось — главная улица так похожа на родную Калугу! Общая формула провинциальной России — уют переулков и резные, ленивые тени на асфальте. Но — соборы Владимира! Зелёные пласты пространства, ведущие к ним — огромным белым кристаллам, насыщенным магической силой излучения ушедших поколений...
Приглушённые тона рублёвских фресок, и массивное, но и ажурное золото украшений, белый резной камень.
А со смотровой площадки — тонкое тело реки, и парчовый высверк воды на солнце.
* * *
Звёздочка грустная
Смотрит в окно.
Музыка вкусная
Нравится, но
Где ж эта музыка?
Звёздочка-грусть.
Жизнь, даже мудрая
Давит, как груз.
МЁРТВЫЙ ГОРОД
Нам оставлен громоздкий макет
Городского устройства. Пустынен.
Что случилось? Не нужен ответ.
Минареты острей суммы пиний.
Переулки, кривые весьма,
Пыль витает, слегка желтовата.
Что за смесь — терема и палаты?
Рядом — из Пиранезе тюрьма.
Вот над лавкой чуть звякнул калач,
Не найдёте внутри караваев.
Купола, и контраст — детский мяч.
Нет машин, и карет, и трамваев.
Город крупный, в нём парки, дворы,
Лавки, где продавались эмали.
Город, много вместивший — миры,
Желчь сатиры, триумф вертикали.
А над площадью — чёрный канат,
Тут атлет граждан явно забавил.
В этом доме жил толстый прелат
Нарушением правил.
Видел я этот город во сне,
Что он значит — неведомо мне.
ИСТОРИЧЕСКИЙ КАЛЕЙДОСКОП
Порт роскошен — также и другие.
Золотые статуи стоят,
И дома мерцают золотые.
Атлантиды мир весьма богат.
Мудрецы так много объяснят нам!
На торговлю ставить смысла нет.
Ибо гибель явлена столь внятно,
Что водою станет этот свет.
Громоздили пирамиды жалкие —
Все тела исхлёстаны — рабы.
Фараоны неба! — вряд ли жадные.
Есть иль нет понятие судьбы?
Далеко ацтеки — пирамиды
На Египет не похожи тут,
И ландшафты — все иные виды.
И века идут, идут, идут, идут.
Греции мерцает мрамор. Грузят
Амфорами корабли. Плывём,
И дельфины танец тут закрутят.
А вернёмся ль? Толком не поймём.
Римские проходят легионы...
Интересней Византии блеск —
Портики, фронтоны и колонны,
Нас вокруг архитектурный лес.
Я иезуит! По коридору
Старой консистории иду.
Старый мир — тот, нового которому
И не надо. Ничего не жду.
Внешний блеск истории прельщает,
Внутренний едва ли понят код.
Рыцаря не очень обольщает
Новый — прошлый зря звучал — поход.
* * *
Двор мне привычен, как свои мечты.
Дома — геометрической фигурой
Его представят сложной — только ты
Не дружишь с геометрией.
Структурой
Двора обеспокоены ли псы?
Снег весь в следах, исхожен и изъезжен.
А летом двор листвой настоль изнежен!
Жаль утром не представите росы.
Всё больше тополя, но есть и дуб,
Рябина есть, кусты — как их названья?
Иваныч пьян, поэтому и груб,
Но мат его не имеет оправданья.
Дед Коля повествует о былом
Соседу, тормознув его надолго.
Я знаю двор. Я знаю двор и дом.
Но в этом знанье никакого толка.
ЧЕЛОВЕК
Дока-адвокат, колючий взгляд,
И поэт, уже неделю пьющий.
Человека код узнать я рад
Был бы. Интерес к тому ж растущий.
Коль расчеловечеванье мы
Видели в двадцатом аж воочью,
Равно как и волхвованье тьмы —
Верно, жили мы духовной ночью.
Человек. Душа, кишечник, плоть.
Изучает, грешный, усоногих.
Сам себе не знает чем помочь
Человек — страстей заложник многих.
О, звучит роскошно — человек!
Жалкое, ничтожнейшее слово!
Если образ истины отверг,
Будет ей наказан, и сурово.
Вечер в мегаполисе, огней
Пёстрых замечательно роенье.
Только может жизнь...лишь тень теней,
Если длится, мыслю я, мгновенье?
КЛЮЧИ И ДВЕРИ
Марсиане понимают, что такое двери!
Г. Уэллс
Вообрази коридор с десятком закрытых
Дверей. Квартир не бывает безбытных,
Люди — бывают, но им всё равно
Предметы необходимы. И за окно
Поглядеть охота, а там ландшафты,
Которые кошмар изобразил, как автор.
То есть я сплю. Отсюда и коридор.
Но кто же с закрытою дверью построить пробует разговор?
Дверь символична в своей основе.
Двери успеха! И хмуришь брови,
Ибо таковых за судьбу не встречал,
Хоть различными ключами бренчал.
Вход не означает дверь, и выход тоже.
Выход из жизни. Гробовое ложе.
Вхождение в сон с дверью едва ли сравнить.
Гляди, под оною дверью тонкая света нить.
Путешественник на берегу собирает обломки
Ракушек. Волны говорят друг с другом. Осколки
Ракушки ранят палец. И далеко
Линия горизонта. А море так глубоко!
Глубже оно отчаянья или нет?
Глубже мыслей? А мысли порою на бред
Похожи. И драгоценный глубок
Камень — цветовой глазок.
Двери, замки, ключи, путешествия жизни.
Вещи внемлют дороговизне.
Вещи похожи на своих хозяев отчасти.
Или хозяева у них во власти?
Одиночество двери! И моё одиночество.
Спросонок забыв своё имя-отчество,
Бормочешь чьи-то чужие стихи.
И годы прожитые усмехаются, невелики.
Но, увы — иных вариантов нету —
Только проснувшись, выходим к свету.
* * *
Меж гаражами два ствола,
Два тополя, толсты в основе.
Двор виден мне из-за стола —
Порою так, что хмурю брови.
Порой достаточно красив,
Но так всегда-всегда привычен.
Под ветром тополей массив
Достаточно, я знаю, зычен.
ЗАХЛАМЛЕНИЕ
Открытки выбрасывать жалко,
Выбрасывать жалко значки.
И вот не квартира, а свалка.
Того не хотел? Получи.
Сознание чистить умеешь?
Не очень, но пробую всё ж...
От жизни порой цепенеешь,
Как ящерка. Дальше ползёшь.
Брелоки, часы, зажигалки,
Предметный истраченный мир.
Мы, люди — мы все, может, жалки
Пред тем, как сияет эфир.
ДИРИЖАБЛЬ
Двора разъезжены дороги,
И треугольник ярко-бел,
А стороны желты, убоги.
И наблюдатель постарел.
Он дирижаблик представляет,
Чьи серо-синие бока
Переливаются, блистают,
Таких не видел я пока.
Не видел — хоть уже за сорок,
Модель в музее — вот и всё.
А бытия крутейший норов
Узнал, узнал его витьё.
На дирижаблике летящий
Столь счастлив собственной мечтой,
Такой живой и настоящей,
Что сложно быть самим собой.
Война. И с дирижаблей капли
Смертельные на нас текут.
Всё вспыхивает шибче пакли
Вокруг, и страх серьёзен тут.
Всё вспыхивает...что за бредни?
Я понимаю — не спастись.
Снег, треугольник, день последний,
Синеет равнодушно высь.
ВДВОЁМ
Давай посмотрим телевизор,
И тихо вечер проведём,
Бросая шуму жизни вызов
С тобой вдвоём, с тобой вдвоём.
Грустить не будем, и мерцанье
Экрана будет в радость нам.
Субботе скажем до свиданья,
Верней: прощай.
Та-ри-ру-рам...
* * *
Простор — на нас он смотрит в звёзды,
Насколько театрик наш хорош?
А вдруг уютней птичьи гнёзда
Домов, где обитает ложь.
А вдруг напрасно мы играем,
В себе запутаны, смешны?
И я с утра напуган граем,
И тем ещё, что помню сны...
ДОМ, НАТОЛКНУВШИЙ НА РАЗМЫШЛЕНИЯ
Полустанок проезжали, рядом с ним
Жёлтый длинный дом, игра окошек
Световая — жизнь, её режим
Скудный. Он возможно перекошен.
На стене пестрит ковёр, а стол
Залит — опрокинута бутылка.
Пьяный ор — как попранный глагол,
Ну а начиналась пьянка пылко.
Есть ковёр, буфет, диван, кровать,
Книг не надо — плазма жизни лучше.
Не уехать. Пить, и есть, и спать.
И не знать, что есть счастливый случай.
Огород у дома. Лает пёс.
Тело жизни слишком раздобрело.
Господи, ужель ты видишь нас —
Любишь нас, живущих очумело?
КУПАЛСЯ
Тёмно-оливкового цвета
Вода, и густо-жёлт песок.
И старица тиха, и это
Купанью придаёт восторг.
Сбивая брызги будто пену,
Ныряю в холод глубины.
Потом выныриваю, тему
Небес вбирая — столь ясны.
...а то перед грозою было —
Отлив пурпурно-золотой,
Там Византия что ль застыла,
над старою речной водой?
Сейчас не то. Процесс купанья
В жару и лёгок, и хорош.
Ты тронул нитку мирозданья,
И голос услыхал — не трожь.
МОРГ НОЧЬЮ
Им всё равно — светло, темно,
Они белы пастозно-смертно.
Они мертвы. А тяжело,
Наверно, мёртвым быть. Наверно.
Ночь в морге. Страх ли? Тишина?
Дежурный санитар киряет.
Пейзаж, что виден из окна
Его совсем не занимает.
Ночь в морге. Шаровой глагол
Реальности трёхмерной — смолкший..
Иных условий мир тяжёл
Насколь не знает ум усохший.
Усохший ум — твой ум, поэт,
А может, санитара. Страшно.
И тихо. Ночь. Её сюжет.
И неба мрачного сверхбашня.
Ночь в морге. Мёртвые тела...
Ходили люди, ели, жили,
Поди, надеялись, любили.
Да, стопроцентно — жизнь была:
Терзала, радовала, зла,
Светла.
Для душ теперь — иные были.
ЗАПАСНЫЕ ПУТИ
Меж составами на запасных путях
Мёртвая трава буреет жёлто.
Пахнет смазкой неприятно-жёстко,
И...куда уедешь ты, дурак?
Старые вагоны, в них порой
Пьяницы, а то бомжи ночуют.
Мир альтернативный, низовой
Существует. Злые ветры дуют.
Здание вокзала вдалеке,
Суета, и объявленья громко,
В них вплетётся резко плач ребёнка —
Вон малец с мороженым в руке.
Запасные старые пути.
Не уехать никуда отсюда.
Пей в буфете водку и шути,
Или нет...я всё же верю в чудо.
* * *
Мати опустила
Плат свой прямо в ад.
Ах, какая сила,
Кротость, чистый взгляд.
Чёрненькие души
По платку — наверх,
К счастью райской суши,
Где извечен свет.
Что же что запачкал
Души эти грех?
Ведь любовь и значит —
Что она для всех.
И спасает души
Мати от огня.
Кущи манят, кущи...
Ах, спаси меня!
ПРОЖИЛКИ
Жилковатый, расписной агат —
Интересны тонкие прожилки.
Магией таинственной сквозят,
Ведь недаром камень так расшили.
А прожилки психики твоей?
Чёрные мелькающие дуги
Разобрать хотелось на досуге.
Только не добраться до лучей.
Разобрать...Прожилки на листве
Прочитай, исполненные смыслом.
Осенью в мерцании лучистом
Воздуха так хорошо в Москве,
В переулках выгнутых её —
Городские дадены прожилки.
Я гулял, но я хочу ещё,
Прошлого припоминая былки.
Иль прожилки интересней чем
Целостность предмета? То и это
Введено в систему всех систем —
В излученье золотого света.
БУКЕТЫ СИМВОЛОВ
Жильная символов мощь!
конкретика неконкретна.
Лёгким сквожением рощь
Оправдано имя ветра.
Роза, как символ души,
Или душа — тоже символ?
Клумба, — и золото примул
Оценить поспеши.
Символ всеобщности вдруг
Наша душа? Всеобщность
Неба и жизни. А луг
На наши шаги не ропщет.
Мир символичен сам.
Сад заливает солнце.
И драгоценный сад
Радостью света смеётся.
МОЁ, РУССКОЕ
Но смущает расстоянье
Между ликом и лицом.
Расстоянье — как страданье.
Не страдая, мудрецом
Разве станешь? Не отсюда
Пьянства чёрного плоды?
Взоры в небо, вера в чудо —
По себе усвоил ты.
Просто жить — неинтересно,
если подвиг нас влечёт,
если шаровая бездна
манит грешных и зовёт.
Расстоянье, расстоянье
Между ликом и лицом.
Тверди нежное мерцанье
Стать не даст мне подлецом.
* * *
Ум, стихами выпитый до дна.
Ночь скорее б что ль, взошла б луна.
Ум закручен лабиринтом, густ,
Выпитый до дна стихами пуст —
Как же совмещается сие?
Также как со смертью бытие.
* * *
Маленькая, забавная такая машинка
Возле входа в учрежденье.
Не знаю, как она называется,
С рожицей милой домашней собачки.
Приветствую, проходя мимо,
Она улыбается и поднимает мне настроение.
А потом достаю сигарету из пачки.
Стою возле неё, курю,
И рассказываю ей о планах.
И верит она,
Хоть планы из невероятных самых.
ХОРОНИЛИ...
Тяжело качаясь, гроб
Медленно плывёт. — Эй, осторожно! —
Стукнули о стену. Видит лоб
Мёртвого мальчишка. Так тревожно.
У подъезда чёрная толпа,
Запылён автобус ритуальный.
Причитает бабка — поминальный
Лад.
А под ногою скорлупа
Хрустнула яичная. Тепло.
Загрузили гроб в автобус жёлтый.
Поднимать довольно тяжело.
А сиденья плоскость мнится жёсткой.
(...утром тяжело вставать, заснуть
Ночью сразу получалось редко.
Вот рожденье, также смерть — я резко
Осознал — ужасны столь же).
Путь.
Путь по городу. Автобус мчит.
Отпеванье. Огоньки мерцают.
...отвалились деньги, скука, быт,
Новые картины окружают.
ПОХИТИТЕЛИ ВЕЛОСИПЕДОВ
Каменное всё — дома, дворы,
Комнаты в домах, мосты...Сереет
Мир, чернеет, нищеты пары
Даже камень воспринять умеет.
Остаётся воровать, оста-
ётся угонять велосипеды.
Действий этих давит простота,
Искажает переливы света.
Света нет. Тоска. И безысход-
ность, и старый фильм идёт, смущая.
Не бывает никаких свобод,
И смирись, иных миров не зная.
ЩИТЫ
Окраины действительности — бойни,
Кладбища, крематории и проч.
Бояться не достойно. Не достойно.
Но отчего же день уходит в ночь?
И прятаться от будущего даже
Естественно, как чувствовать, мечтать.
Всегда опасен человек в пейзаже
Пейзажу...тут всего возможно ждать.
А сколь от настоящего возможно
Укрыться, ты не знаешь, за щитом.
На бойне хлещет кровь, я осторожно
Пройду...родился в шестьдесят седьмом...
Пройду я осторожно...
Крематорий
Дымит, и жирный дым ужасно сер.
Я знаю много путаных историй,
Пришёл домой и за бутылку сел.
Окраина. Депрессия. Насколько
Щиты от настоящего спасут?
А за окном столь неприятна стройка —
Коль этажи так медленно растут.
* * *
Сжат, стиснут так со всех сторон,
Что как и двинуться не знаешь.
Поутру слышишь грай ворон,
И дёргаешься, и считаешь
В нём нечто траурное есть.
Сжат, стиснут не-свободой тела.
Когда б Евангельская весть
Освободить меня сумела!
* * *
Жаться к жизни в тех щелях, где щи
Вечно выкипают, и воняет
Стиркою, и никогда ушиб
Не пройдёт, и это всякий знает.
Пьяный папа вновь орёт на дочь:
Пристаёт с уроками, достала!
Жаться к жизни, что уходит в ночь,
И мечтать познать её начало.
* * *
К приезду императора готов
Провинциальный люд. Сады, проулки
Не могут измениться, это ясно,
Но весь увит наместника дворец.
О, император вряд ли на коне
Решится въехать — много недовольных.
На паланкине — и охраны море.
Глядите! — императора несут.
Этруск в харчевне мясо ест и хлеб.
В окошке — суета, бегут куда-то
Мальчишки. В хлебной лавке никого.
Базар живёт своей торговой жизнью.
Сколь интересна? Но необходима.
По улицам проносят паланкин.
И продавцы воды замолкли сразу.
Жара, но во дворце всегда прохлада,
Здесь тыщи опахал и тьма рабов.
Наместник же одутловат довольно.
Вот император сходит, и носилки
Оставлены в уютнейшем дворе.
Так и представишь ты из современно-
Привычных дней провинциальный город
Империи — не стоит называть
По имени его, где зелень буйна
И мраморы дворцов и переулки
Кривые, кошки, псы, малец кричит.
Грек воду пьёт горстями из фонтана.
А ныне всё банкиры, телезвёзды,
Да прибандиченные бизнесмены,
Тоска возьмёт.
Наместник пир устроил.
И музыкой слух царский услаждали
Десятка два отменных мастеров.
Плясуньи тоже были высший класс.
А из окна — заснежен двор московский...
ДОХЛАЯ ЛЯГУШКА
Пруд, отливая золотистой синевой,
Рождал восторги детские — как будто
Соединялся доброю душой
Он с суммой детских душ, легко и чутко.
Нога скользнула по тропинке, что
За гадость буро-ржавая? Так мягко...
Отбрось её, как будто это мячик,
Нет, глянул ближе маленький Никто.
Лягушка дохлая, сквозь кожу кость,
Иль кости, разберёшь ли? Невозможно.
И понял резко, сердцем — в мире гость,
И стало так темно, неясно, тошно.
САДЫ КИНО
Смерть не противоречит бытию.
Я бытие смотрю, как фильм сегодня,
И мыслю: сотворённый превосходно
Позволит нить в него вплести свою.
А есть сады кино — внизу, внизу.
Серьёзно замок истины штурмуют
Иные режиссёры — повествуют
О том, что может выдавить слезу.
А есть ком развлечений. Пустяки.
Мы, люди, часто время убиваем,
Забывши, что навечно убываем
Из мира, где кусаются грехи.
Смерть не противоречит бытию.
Небесное кино гляди, ничтожный.
Весть о спасенье мнится невозможной,
Но есть оно. Не то — зачем пою?
* * *
...и как прискорбно то, что нам родные
Известны меньше даже, чем чужие...
ПАМЯТИ В. МАРТЕМЬЯНОВА
Хоронили профессора Мартемьянова,
Ставшего жертвой времени окаянного:
Девяностые, середина, убийство стало в порядке вещей.
Похороны собрали много людей.
Похороны от Госдумы — пышными были,
Венки дорогие плыли.
А я вспоминал, как Мартемьянов застолья вёл
На моих днях рожденьях, остроумен его глагол,
Потом брал гитару, и широкое к ней лицо
Склонив, играл виртуозно-легко.
Как спорил порою с отцом, какого давно уж нет,
О шахматах и политике. О том, кто величайший поэт.
Сгусток энергии — а не человек! Но он
В гроб дорогой вмещён.
Просто тело, и вот несут этот гроб,
В пасть крематория отправить чтоб.
А память жилкою будет биться в душе,
Или где? Не осознать уже...
ФИЛЬМ
Мы выходили из кино.
Ещё копеек по пятнадцать
Есть на мороженое — но
Зима, зубами будем клацать.
И всё ж — мороженое взять!
И город фильмом чёрно-белым
В сознанье поплывёт опять,
В сознанье, что предстало зрелым.
Мы выходили из кино,
Подробности же фильма были
Реальнее всего — оно
Понятно: мы почти не жили.
Сколь интересен ныне фильм?
Уж очень он документальный,
И быть довольным вряд ли им
Сумеешь, взрослый и печальный.
И тем не менее его
Глядишь, раз нету вариантов.
И коли грустно — ничего,
Твердишь, конечно — ничего,
Раз кадров нет, увы, возвратных.
* * *
Сумма ветров продувает жизнь.
Птицы знают, сколь воздух упруг.
Долго варившийся в политике, понимает — лжив
Этот круг.
И — не ястребом подхватит воздушный поток,
Но — алкоголизмом будешь ты в яму сбит.
А если выстоишь, узнаешь насколь одинок,
И сколь бытие важнее, чем быт.
Из маленького домика брат и сестра
Выйдут, за руки нежно держась.
А сколь грядущего игла остра
Жизнь им не объяснила, жаль.
То есть довольствуйся своим углом.
Переливы изумрудов — они для других.
И если повезёт тебе, грешный, при всём
При том жизнь запишешь, как стих.
БАЛЕТ
Сколь красиво здание балета!
Люстра — пышный сад. Свет гаснет мерно.
Далее — совсем не надо света:
Музыка светла. Порой чрезмерно.
Тайнописью жестов и движений
Зачарован, замираешь в яме зала.
И сюжет не имет возражений,
Скрипка нам всё точно рассказала.
Сумма вех рождает перспективу,
И злодей приговорён, конечно, будет:
Вырвут планов из его души крапиву,
Музыка сама его осудит.
Линии точны. Мерцает блёстко
Озеро. Деревья из фанеры,
Или ткани, сделанные жёстко.
Но движений интересней сферы.
В украшениях витиевато
Стройное строение балета —
Отвлечёт от жизни, раз богато
Дадено. Благодарю за это.
МАРКО ПОЛО
Кожаное седло потёрто.
Пейзажи иные такого сорта,
Что невольно вспомнишь Венеции лад —
Камень кружевной и воды мерцанье,
Флагов пестроту — украшают зданья.
А бамбук поёт — не вернёшься назад.
Не вернёшься, нет, и никто не узнает,
Чем дышит Китай, и как обитает.
Мандарина течёт из щёк борода.
Соловей механический в клетке
На металлической ветке
Пропоёт — никогда.
Мудрость заключена в древних свитках.
Жестокость воплощается в пытках.
Тонок фарфор.
Прикоснулся ли Поло к сути
Жизни чужой? Или пред нею пасует
Внутренний взор?
ДРЕВО МИРА
Шелест его ветвей созвездья даёт,
Мерцают они, манят своею далью.
По складкам коры масса дорог идёт —
Вот Марко Поло, сподвигнутый вертикалью,
Мерно в Китай осуществляет путь.
Вот Индикоплов совершает, что должно.
Соки Древа питает дух, в этом суть.
Матерьяльностью жить ложно.
А в сумму ветвей вплетается сумма молитв,
Разноязыко звучат, но идут от сердца.
Живой монолит слышит даже просто мотив
Плача — вы живы, и будете плакать: не отвертеться.
Радость, всполохи смеха. Всюду Древо — оно
Сумма сумм, цитадель цитаделей.
Дух питает его. Не страшит иллюзорное дно,
Ибо свет превыше самых высоких целей.
МОЙ ПОЛЁТ
Я просыпаюсь и лечу,
Улыбкою мечты обласкан.
Мечту действительность, как ластик
Сотрёт едва ли. Не хочу.
Я отрываюсь от забот,
Мои мозги проевших ржавью.
Не верю более бесправью
Существования. Ну вот
Лечу, лечу, мне хорошо,
цветами распустились крылья.
Лечу, не тратя и усилья.
Снег вижу — белый порошок.
Да, снег, дома внизу, дворы,
Огни фонарные мерцают.
Лечу. И люди не узнают,
Какие ждут меня миры.
* * *
Жизнь — как побочный продукт поэзии духа.
Смерть — как завиток мысли Вселенной о нас.
 Скачать произведение
|
Работы автора: Василек и водяной Индекс опоры Сгореть стихами для других все работы
|
