|
ПАЛАЧ
Сидит неделями без дела.
Навряд ли вспоминает он
Людей, повешенных умело,
Как требовал того закон.
Ту государственную службу
Он исполняет много лет.
И не узнал любовь и дружбу,
Раз убивать решил за хлеб.
Уже ему неинтересно,
Что жертва чувствует его,
Поскольку сам он, если честно,
Не ощущает ничего.
Путь палача — презренье прочих.
Прочней верёвки вещи нет.
Электростул, коль обесточен —
Вполне обыденный предмет.
А с обесточенной душою
Как можно жить? И жизнь одна.
Большое зло иль небольшое —
Судьба, лишённая зерна?
ПИЛИГРИМЫ
С холста ван Эйка мы сойдём,
Чтоб снова двинуться в дорогу.
Любой из нас любовью к Богу
Всепоглощающей влеком.
Минуя Мекку, Лурд и Рим,
Идём в духовные пределы —
Любой поклажей тащит тело:
Приходиться считаться с ним.
Минуя кладбища, где спят
Вожди, разбойники, герои,
Идём вперёд ( а вдруг назад?
Обидно было бы, не скрою).
Минуя роскошь городов,
Где рестораны, бары, ринги,
На стадионах — страшный рёв,
В библиотеках — книги, книги.
Идём, идём, теряя ритм,
Свои надежды забывая.
И вот опять мелькает Рим,
Его махина золотая.
Быть может, путь важней, чем цель,
Чем достиженье оной цели?
Покуда жив, покуда цел,
Ты жить обязан на пределе.
СЕКСТИНЫ
Секстины...вот они, секстины,
За ними чёткие картины,
Поднадоевшие слегка.
Белеет день — возможно сроден
( раз лад сравненья мне угоден)
глубокой кружке молока.
Разнообразные детали
Как будто исказят скрижали,
Скрижалям внемлем мы едва.
Переплетаются нюансы,
И нам дают букет пространства.
Глядит на облака Москва.
Как создаётся образ? То ли
Огнём сознанья? Нотой боли?
Копилка грёз разбита. Факт.
И разорённый сад иллюзий
Представишь ты едва ли музе,
С ней подписав когда-то пакт.
Растение стремится к свету,
Усвоил линию ты эту.
Наполнив чашу, надо пить.
Пьёт вечно воин Архилоха.
И персики чертополоха
Не отменяют. Любо ль жить?
Сквоженье...проявленье сути.
Коль заторчишь ты на абсурде,
Дела твои тогда — беда.
Мечтательность — игра жемчужин,
Твой череп ими перегружен,
В них видишь правду иногда.
***
Выспренне и патетично
Объясняются ль в любви?
А пейзаж глядит безлично
Острой спелостью травы.
Объяснишь ли ты пейзажу,
Что случается с тобой?
Из души выводишь сажу
Сколь удачно, милый мой?
МАСКИ И МЕТАФИЗИКА
Ленин советуется с Чичиковым по поводу
Мёртвых душ — как удобнее их добывать.
Сталин в одиночестве бродит по городу,
Собираясь производить опять
Мёртвых, спрессовывая их волю,
И отменяя собственные имена.
История катит Чингисхановы волны,
Созидая нам непонятные письмена.
Куда ни посмотришь — направо или налево —
Всюду жертвы. А Менделеев суть
Прозревает веществ. Результаты посева
Всегда ль благородны? Отнюдь! Хотя бы на чуть!..
Лобачевского геометрия грандиозна!
Пространство переводит в иной ранжир.
В каждом из нас Гитлер. Это серьёзно
Меняет в худшую сторону мир.
Лавочника вкусы всегда вульгарны,
А сердце в панцире — не разбить.
И клещи власти народной кошмарны,
И Ариадны едва ли кому-то поможет нить.
Прокруста ложе насколь чревато?..
Жизнь сама обрубает иллюзии и мечты.
Каталог реальности представлен богато,
Но от цен тихо двигаешься ты.
Мы разные! — это и интересно,
Что общего у Ясона и майстера Экхарта?
В бакалее покупается то, что пресно,
А хочется чего-нибудь этакого.
Время нейтрально, оно
Просто идёт, серея.
Жизнь открывает небо и обнажает дно,
Ибо жизнь — отнюдь не идея.
СЛУЧАЙ
Птиц рассматривал — это туканы,
Попугаи расцветкой пестры.
А колибри заморские страны
Предоставят иль нет? И остры
Ощущения — то есть охота
В клетку влезть, чтобы птицею стать.
Проходила спокойно суббота.
Человек...он совсем и не стар —
Всё на птичек смотрел. И служитель
Клетку сетчатую отворил.
Нос растёт, ощутил резко житель
Метрополии. Клюв отрастил.
И покрылся пером, и на ветку
Взгромоздился, и выдержит вес.
Интересно ль сменить явь на клетку,
К яви сей потеряв интерес?
ГЕНЕРАЛ В ЛАБИРИНТЕ
Если на карту поставил всё,
И ничего не выиграл — это мрак.
Генерал почти уже видит то колесо,
Что давит людей, безжалостно, как собак.
Сила, талант полководца уже
В сущности не имеют значенья.
Имеет значение топь в душе,
Настил не построить, и нет спасенья.
Солдаты в окопах завшивели. Льёт.
Сухари размокли, мерзит тушёнка.
Чего неприятель медлит и ждёт?
И есть ли вообще неприятель? Жжёнка
Помогла бы согреться, да где же взять?
И вспоминается дом опять:
Уют занавесок, улыбка жены.
Все вспоминать подобное обречены.
Вол войны — генерал — устал.
Когда-то мерещился пьедестал.
А теперь и посланий не шлёт в генштаб
Генерал — так ослаб.
Солдатов жалко...Насколь себя?
Адъютант предложит карты, как развлеченье.
А к карте местности нет почтенья,
Как ко всему, что наболтала судьба.
Лампа горит вполнакала, пол
Землянки водою давно пропитан.
Генерал сочиняет письмо жене. Глагол
Не помогает отвлечься, тоской пронизан.
Потолок землянки...а есть небеса?
А жизнь сама? Иль она показалась?
Старые, мокнут слезой глаза,
Однако, к себе не возникает жалость...
***
Вены время жизни искривит,
Потеряют эластичность вены.
Кровь уже с трудом течёт, разбит
Ты по ощущеньям. Виды Вены
Привлекают всё же. Жилы то ж,
Верно, постарели и суставы.
И боишься ночи — острый нож
Отсекает свет. А сны корявы.
ДЯГИЛЕВ
Шармёр, как звали..Из Перми —
Знал тайные мотивы красок,
И силы самых разных масок —
(хотя, поди, людей пойми)
он тоже знал — на что нажать,
в виду имея чувства — кнопки,
чтоб с результатом быть опять.
Париж и выставки. И водки
Не надо, ежели балет
Блистает суммой превращений.
Искусством надобно болеть,
И тут других не надо мнений.
ГОРОД МЫШКИН
Улочки изогнуты, как ветки,
Также и суставчаты они.
Отпадут ли от ствола?
Не редки
Сложные — как траурные дни,
Где сквоженье суеты и горя —
Сложные рельефы во дворах.
Но ведь Мышкин, с чёрным цветом споря
В свете весь купается, в садах.
К Волге в общем путь любой приводит —
Полноценный дан покой воде.
У судьбы вообще полно угодий —
Выбирай по нраву — те иль те.
Двор какой-то, домик деревянный,
Флюгер вижу в форме петуха.
Тишь какая! Мнится окаянной
Перед ней тоска. Виток стиха.
Поворот, и купы старых яблонь
Наполняют взгляд. Из глубины
Прошлого уютом город явлен,
Или — отрицанием вины.
***
Для кого подводные красоты?
Ярусы кораллов, рыбы те?
Бабочки тропические? То-то,
Мир и сам доверен красоте.
Косвена система доказательств —
Мы — не высь творенья! Не для нас
Мир, с набором красок, обстоятельств,
И всего, о чём веду рассказ.
***
Эта музыка снова мучает —
Никуда не уйти от неё.
И я чувствую неминучее
Тучевое житьё-бытьё.
Где же мысль — эта молния яркая,
Ибо музыка снова звучит — --
---ощущаю — какие же жаркие!
Стержневые её лучи...
ЗАКАТ НА ГУДЗОНЕ
Рябь иероглифам сродни —
Синеют, сочетаясь с небом.
Код бесконечности что ль дни
В себе скрывают? Это небыль.
Закат по сути полосат,
Свинец расплавленный сереет,
И рядом золото утрат,
Пойми его! — тот, кто сумеет,
Поди, приблизится...к чему?
Тут пурпур...ну а после оникс.
И всё потом уйдёт во тьму,
А тьма — тоски с провалом помесь.
Закат занятней потому.
ПАРК
1
Парк, уходящий в небо перспективой.
Ветвится иероглиф — краснотал.
И озеро мерцает лампой дивной,
Хоть свет идёт, но слаб уже накал.
Ракиты плачут — это их манера
Вести себя...А в листьях — жизнь и смерть.
Иль то и то — мираж? Почти химера?
Да только парк уходит прямо в твердь.
2
Парк лета зелен или
Всё ж золотист? Пруды.
Их водоросли — были,
Какие любишь ты.
Вот рыбы...или птицы?
Ведь воздух и вода
Всегда стремятся слиться,
Чтоб вместе быть всегда.
3
Мы в парки славные войдём,
Раз много у судьбы угодий.
И свет сияющий найдём,
Который будет всем угоден...
4
Парк напрягается, раскрывается, принимает ливень.
Этому ливню сопротивляется? Или же им осчастливлен?
5
Дорожки парка — линии ладони,
Или кусты скорей — а чья судьба?
Что я сумел бы рассказать вороне?
Дуб смотрит строго, тоже мне — судья...
Вот лиственница, мелкие иголки.
Мне интересно это или нет?
Вот остров сосен. Их вершины колки,
Поди, для неба, от какого свет.
6
Облака синеют, и свинец
Жидкий в них перетекает крупно.
Парк ответит чем-то наконец?
Пруд мерцает зелено и кругло.
И дорожка тайною блестит.
Грай гремит, а старый дуб ворчит...
***
Листок осенний, как улитка
На подоконнике моём.
День света будто бы улика
Противу ночи. Что по чём
Известно осени...однако,
А вдруг листок — подобье знака?
***
Во дворе затишье перед бурей.
Перед ливнем вдруг залает пёс.
Двор в деревьях так архитектурен,
Что не зря ты ждёшь небесных слёз.
ТРАКТИР ИЗ ДОСТОЕВСКОГО
Грубые столы, и лепестки
Огурца солёного, леща.
Ругань, слёзы, ни к чему стихи.
Много ли, напившись, совмещал
Человек в себе? Трактир изъят
Из романа. А какой назвать?
Выпиваешь — и слезлив, и рад.
Чувства же — вовсю кипящий вар.
Да, из Достоевского трактир.
Грубые столы, как я сказал.
Скудный, интересен чем-то мир,
На него гляжу во все глаза.
Человек раскроется цветком,
Опьянев, а в сердцевине грязь.
Где-то — неустроен, жалок дом,
Рвётся с ним естественная связь.
Да, трактир модель...ну а чего?
Мозга или сердца? Жалит смерть.
Мыслишь — омрачается чело.
Бытие нельзя перетерпеть.
БРЫЗГИ
Брызг будет серия мощна —
Стекло расколото, вода
Столь стекловидна, что она
Должна разбиться...не беда!
Вот изумруд и серебро.
А как кристаллики воды
Понять? В них скрытое добро,
Лучи их как рассмотришь ты?
Кристаллам Моцарта поставь —
И сокровенно хороши.
На рок же музыку исправь —
И вот уродливы.
Пиши
О чём угодно — о воде,
О брызгах, суть должна блистать.
Не то — стих будет в нищете
Ползти и, жалкий, прозябать...
АЛТАРИ
Клин журавлиный — а не боевой —
Вливается в осеннее свеченье.
Алтарь сияет надо всей землёй,
Объединив все знаки и знаменья.
В один алтарь свести все алтари!
Замешан густо нашей жизнью воздух.
За радость и за дух событий грозных
Дугою небеса благодари.
Поруганный алтарь — бессильный храм.
И человек реальностью размолот —
Тупыми жерновами жалких драм.
И сходятся в сраженье труд и голод.
Янтарно светит сердце алтаря,
Незримого в густотах тёплой жизни, —
И светописи той благодаря
В духовной будем некогда отчизне.
 Скачать произведение
|
Работы автора: Василек и водяной Индекс опоры Сгореть стихами для других все работы
|
