АВТОРЫ    ТВОРЧЕСТВО    ПУБЛИКАЦИИ    О НАС    ПРОЕКТЫ    ФОРУМ  

Творчество: Александр Балтин


Из жизни поэта

МЫШКА


По даче — дробный писк, мельканье,
Комочки серых тел везде.
Хозяин ставит мышеловки,
И чертыхается весь день.
А мышеловки губят ловко —
Удар! И жизнь уходит в тень.

Всё! Замолчало мышье племя.
Какая осень за окном!
Не свет, а сладкое варенье!
Залог успеха виден в том.
Сидит над рукописью долго
Немолодой уж человек.
И том любой предложит полка,
Когда нужна цитата сверх
Своих, различных рассуждений.

А что белеет на полу?
Перемещается в углу?
Ах мышь, в том никаких сомнений!

Вскочил и замер. Ведь она
Была ужасно хороша —
В ней ощущается душа.
( Свет пышно шёл в квадрат окна.)
Неторопливо мышка мыла
Своё лицо — не скажешь морда.
Неторопливо, важно, гордо.
Стоял хозяин, наблюдая,
И жизнь чужую постигая,
В той жизни грация сквозила.

Мышь приходила снова, снова,
Кидал ей крошки — хлеба, сыра,
Их подбирала, уносила,



К нему привыкла.
— Право слово!
Закончу труд — писать не буду!
Что завершу — подобно чуду!

Она сидела и смотрела,
Склонив головку набок, чёрным
Глазком блистая то и дело.
-Мышильда! Мне казался вздорным
мой труд в начале. Знаешь, право,
боялся...Ха-ха-ха...Не знаю,
что говорю... Понятье «слава»
ты отрицаешь, понимаю...
И на ладонь она взбиралась,
И корочку брала изящно.
-принцесса! — тихо умиляясь
он говорил. — Да. Одназначно.
Он к ней привык. Белеет славный
Зверёк, немножечко забавный.
И каждый день Мышильда рядом
Сверкает чёрным круглым взглядом.

И вдруг щелчок раздался резкий.
-Ай-яй! — осталась мышеловка.
И под тахту полез неловко
Увидеть результат известный.
И тело маленькое сильно
Расплющено тугой скобою.
И розовая кровь обильна
Под железякой роковою.
Сияет день великолепный,
Паркет блестит янтарным лаком.

И человек сорокалетний
Над мышкой мёртвою заплакал.

НОВОГОДНЕЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ


С белой бородой, в кафтане красном
Приходил когда-то Дед Мороз.
Взрослый мир...сколь кажется прекрасным?
Вот окно — в цветенье белых роз.

Или — филармонию пространства
Нам зима представит на стекле?
А в пределах зимнего убранства
Во дворе деревья в хрустале.

Ёлочный базар зелёно-пёстрый
С прожелтью, а ночью — огоньки:
Это лето нам открыло остров
Посреди зимы, её реки.

Вот везут на старых санках ёлку,
После будут долго наряжать.
Вскрикнул! Накололся на иголку.
Рыжий пёс затявкает опять.

Пахнет мандаринами и хвоей.
Дни теперь — быстрей в десятки раз.
Шуба — как спасенье меховое,
И огонь мороза вдруг угас.

Телевизор празднично мелькает.
Выпивку приобретаешь впрок.
В магазинах ныне расцветает
Рай торговый — сад весьма неплох.

Ветчина! Колбасы! Лещ копчёный!
Сёмга, осетрина и балык.
И бумажник, выбором сражённый
Жалуется, как больной старик.

А на белой улице машины
Движутся длиннющею змеёй.

И сверкают сочные витрины,
Золотя снежинок славный рой.

Фейерверк — те дни. Душа как будто
В облаках купается легко.
Ах ты! Новогодние минуты
Мозг питают будто молоко.

ИЗ ЖИЗНИ ПОЭТА


Яичницу жарил на сале,
Шкварки скворчали.

Лента дней пестра и быстра.
Вот уже рябина — подобье костра
(извините меня за банальность
осенних сравнений)
Настроения инфернальность
Исключает набор ступеней
В высоту.
Суету
Я не слишком приемлю,
Но люблю чрезвычайно осеннюю землю.

Мясо роскошных томов
В толстых панцирях переплётов.
Сколь ж слов.
Оборотов!
(...ну а мне остаётся сознанье тихое —
я тоже сделал хоть что-то,
и может по нраву кому-то моя работа.)
Я не изведал в жизни покуда лиха и
Каких-то чрезвычайных страданий.
И дни мои обходятся без рыданий.

Псинка моя резвится —
Маленький рыжий пудель.
А сознание тщится
( моё, конечно) прорваться к сути.

Не быт же основа!
(в субботу всегда деньги есть на бутылку)
Я относился к слову
Может быть черезмерно пылко.

Оно для меня свято.
Оно и есть бытия любого основа.

Незримый художник картину заката
Покрывает цветом жидкого олова.

ОН УМЕР


Писал стихотворенье. После
Мыл пол, и пыль стирал, ещё
Протёр игрушки — синий ослик,
И свинка белая — её

Протёр с улыбкой. Выпил чаю,
И покурил, и сел к окну,
Не доверяющий отчаянью,
Но — у иллюзии в плену.

И вдруг почувствовал томленье
В груди, и сразу лёгкий страх.
И новое стихотворенье
Мелькало нитями в глазах.

Стихотворенье не писалось,
Пугал какой-то белый пар,
И в нём былое колыхалось,
Хоть человек и не был стар.

Тогда он понял — это смерти
Звучит спонтанный монолог.
Его прервать — а ну посмейте!
Ведь им подводится итог.

И ощутил он совершенство
Творений Божьих на земле.
В него рекой текло блаженство!
Он в теле замкнут, как в зерне,

А смерть дарует прорастанье
В пределы истинных миров.
И медленное узнаванье
Земных полузабытых снов.

ФИЛАРМОНИЯ


Осень — филармония пространства.
Скрипки рощ! И этих рощ убранство!

Вырезы дубовых листьев жёстко
Режут воздух, остро, также плоско.

Мачты сосен...Где же каравеллы?
Очарует пение капеллы

Сокровенным и глубинным звуком.
Дятел всё испортил резким стуком.

И пруды таинственно мерцают,
Будто бы сокровища скрывают.

В город вышел я из лесопарка,
Город встретил равнодушно-ярко.

В будочке часовщика окошко.
А на крыше дымчатая кошка.

Лысый часовщик глядит в открытый
Корпус. Листопад ярится битвой.

Нет! Звучит симфонией пространной.
Звук виолончельный и желанный.

И гобои мир преображают.
Клёны нам изысканно играют.

Будет ночь. И россыпью жемчужин
Мир фонарный будет перегружен.

И змея машин, чуть изгибаясь
В нашу явь глазами фар вонзаясь

Покорит проспект. А ныне полдень.
Светом детства что ли переполнен?

Каждый миг пронизан светом детства,
Где на мир окрест не наглядеться.

Бабье лето отзвучало. То есть
Двигается в перспективу повесть

Галерей, дворов, обсерваторий,
Наших жизней малых траекторий.

КРЕСТ


Жирный воздух, чрезвычайно плотный.
Меж домами — скорбная тропа.
Истекая страстностью животной,
Пахнет потом пёстрая толпа.

Во дворце, роскошном и помпезном,
Римский прокуратор пьёт вино.
Он казался всем вокруг железным,
Но изводит совесть всё равно.

...капли пота, капли крови быстро
скатывались в капсулы в пыли.
До горы желтеющей — не близко.
Вон, мерцая, выросла вдали.

Город серо-чёрный и зелёный
Остаётся позади сейчас.
Мир, сплошной жарою воспалённый,
Будто ей же выдавлен из глаз.

Будто ничего не остаётся,
Кроме силы смерти. Ничего.
Будто всё спалит сегодня солнце,
Серый пепел справит торжество.

Но крестом открыта перспектива,
Рвётся к небу средний, стержневой.
Он сияет ярко, некрасиво —
Силою сакрально-неземной.

Он в себя вбирает всё на свете,
Чтобы дать иную высоту, —
Чтоб все были радостны, как дети,
И отвергли грех и суету.

УБЕГАЮЩИЙ УНИВЕРСИТЕТ


Слышали — новый открылся университет?
Физику смысла жизни преподают,
Геополитику смерти,
Алхимию счастья и географию тверди —
Такого ещё не было! Такого быть и не может! Нет!
Где он располагается? Я рекламу читал —
В нашем обществе не прожить без рекламы —
Он перемещается с места на место —
По составу не мал.
Среди профессуры есть весьма благородные дамы.
То он в музее, то в библиотеке большой,
То открытые лекции на площади города.
Ах, ученье в нём станет моею судьбой!
Седовласый старик качает лобастою головой:
Молодо-зелено! Не верит вообще
В утоленье духовного голода.
Дядя какой-то интеллигентный в очках
Повествует — Долго искал. Не нашёл.
Старшеклассница с матовым блеском в очах
Присоединяется — выдумки это, мол.
Норов сплетен тяжёл.
Транспоранты взывают — Где же вы мудрецы?
Мы за вами готовы двигаться во все концы!

Люди! Товарищи, граждане и господа!
Не верьте тем, кто обещает открыть истину,
Не верьте им, сладкоглаголящим, никогда.

И голубиный помёт капает
На чью-то блестящую лысину.


КАЗНЬ КОЛЕСА


Всех достало! Вертится, скрипит,
Давит, судьбы всех переезжает!
Пользы от него на грош! А вид
Так отвратен — просто раздражает.
Вот оно в темнице. Ждёт суда.
Колесо судить? Какие бредни!
Не было такого никогда!
Или наступает день последний?
Мы его казним! Кричат одни.
Надо ж — и другие поддержали.
Верно, на земле дурные дни
Со вчера настали.
Вот пестрит на площади народ.
Куртки, сюртуки, жабо, кафтаны.
А палач сияет и поёт.
И топор готов. В толпе каштаны
Жареные продают, нарзан,
Карамельки. Колесо! Смотрите!
Катят. А на нём бессчётно ран.
Плачет, умоляя: Отпустите.
Не простили. Растерзали. Так.
Как проехать к церкви иль харчевне?
Почернела явь. Дороги — мрак!

Коли ищет истину дурак,
Результат получится плачевный.



ОБОЗРЕНИЕ СМЕРТИ


С изъятым мозгом под пластами смол,
Спелёнуты, века лежат цари.
Египет, чей глагол весьма тяжёл
Фрагментами до нас дошёл — смотри.
А Пятницкое кладбище в Калуге,
Когда зима гравюрой вижу я.
Вот теснота могил. А это чья?
Ограды здесь по сути друг на друге.
Местечко Вызу. Аккуратный лад
Эстонского кладбища. Ангел возле
Ворот чернеет. И лучи сквозят —
Лучи заката. Ну а храма подле
Иначе восприемлешь рай и ад.
У смерти грандиозный аппетит!
Беззубо поедает мир окрестный —
Такой зелёный и такой чудесный.
Коль чист душой — она не устрашит.
Кто чист? Вон те насельники скитов?
В монастырях усердные монахи?
Я на поминках слышал много слов,
И каменел в отчаянье и страхе.
Как хоронили скифы? Клали скарб,
Убив коней, в могилу опускали.
Горшки и деньги поважней, чем скорбь.
Опустошают приступы печали.
Вот крематорий. Пламя — миниад,
Мир боен — инфернал глухих окраин.
Реальность разорит твой нежный взгляд,
И прямо в душу будешь ей ужален.
Не зря в Средневековье пляску смерти
Искусно мастера изображали.
Монах, торговец, князь пред ликом тверди —
Все рядом со скелетали плясали.
Вот гроб несут. Морозно. Блещет снег.
И лапником дорогу устилают.
Там в коробе — ужели человек?
Конечно, нет. Все это понимают.
Увы, я не бывал на Пер Лашез,
Но я его надгробья представляю.
Гармонии никак не обретаю.
Смерть...как на ткани данности надрез —
За ним блеснувший луч зовёт вперёд.
Еврейское, заброшено кладбище.
Тягучий идиш кто же разберёт?
И возле входа дремлет старый нищий.
У парсов отдаётся птицам труп,
И нужной пищей станет ныне грифам.
А в детстве люди часто верят мифам.,
В Аид живым сойти — пустяшный труд.
А лилипуты — те вниз головой,
Когда припомнить Свифта, опускали.
О смерти часто думает живой,
О чёрной смерти, о глухом финале.,
О яркой смерти, светлой как янтарь.
Сейчас звенит серебряно январь,
На нет потом сойдёт его блистанье.
Костёр античный, глубина земли.
И мы проникнуть мыслью не смогли
В сокровищницу тайнознанья.

КВАКЕРЫ УНИЧТОЖАЮТ КИТОВ.
ПО МОТИВАМ Р. ЛОУЭЛЛА


1


На дне мерцают звёзды,
Ежи колючие лежат на самом дне.
Леса кораллов, в них, представь-ка, гнёзда
Построят рыбы. А медузы не
Сожгут вам кожу.
Где-то есть
Мир цвета, светописи весть.

2


В иных же водах тупорылы
Плывут акулы — сгустки силы.
Ну а китова мощь известна нам.
Где старый царь Левиафан,
Грозивший разным кораблям?
Столь целокупен океан!
Огромны важные киты!
А люди так алы в сравненье.
Но квакеры в тисках своей тщеты
Всегда имеют собственное мненье.

3


И квакеры китов уничтожали.
Воняла ворвань и текла на палубу,
Мешаясь с кровью.Только жалобу
Киты в простор небес не обращали.

4


Суров Ахав
И одноног.
А жизнь есть сплав
И тем и строк.

5


И вновь идут на дело китобои,
Теряя что ли звание людское?
(А дело то само — подобие разбоя.)
Гарпун остёр, и много их,
И тралы каверзны по сути.
Мозг наблюдателя пасует
От дел нечистых, но людских.

6


Мелькает в пене кровь, китов сегодня бьют!
И брюхо кашалоту раздерут.
Бывает, люди сами гибнут тут.

7


Исайю кто читает? А псалмы?
Закручивает воду хвост винтом,
И шкуру разорвём,
Усердствуя в убийстве мы.
Вот мяса красного валы.
Вот Библия. Вот кладбище в Нантакете.
Всё читано. И хочется заплакать мне,
Раз яви столь запутаны узлы.

ПО МОТИВАМ АНТОНИОНИ


Утром в каюту завтрак приносят —
Омлет с ветчиною, тосты, омар,
Кофе, естественно. Муж-архитектор зевает.
В душе жена. Запотевшее зеркало как окуляр
Существа неизвестного смотрит.
А лайнер почти не качает.
А приятели их — известный писатель
Со своею женой
И журналист — на верхней палубе расположились
В шезлонгах.
- Как спалось? — Превосходно. —
Вокруг светло-синий покой.
Линия горизонта интересна для многих.
- Начал вчера рассказ об этой нашей поездке.
- Скоро ли Капри? — Скоро, моя дорогая.
- Я пойду окунусь в бассейне! — И резко
Встаёт жена архитектора, понимая,
Как надоел ей муж.
И к тому ж
Влюблённость в приятеля-журналиста давно ощущая.

За обедом они сидят за одним столом.
Архитектор с писателем спорят
Об архитектурных стилях.
Жёны молча едят суп из моллюсков, притом
Мало толка видя в своих ежедневных былях.
Объясниться ли мне с журналистом?
Думает архитекторова жена.
Жена же писателя в архитектора влюблена —
Нравятся тонкие пальцы, черты лица.
Но чувства свои ей неясны до конца.

Этот огромный лайнер — маленький город почти:
Есть рестораны, кинозалы, аптеки, казино,
Бильярдные, бары.
И всё же от скуки челюсти может свести.
По палубам гуляют одиночки и пары.
После ссоры с женой,
Архитектор пьёт, сидя в уютном баре.
А она у журналиста в каюте
Сначала пересказывает скандал,
Потом...но завершенье банально. В любовном жаре
Нет ничего нового. Найдёшь только то, что искал.

Жена писателя — муж заработался снова —
Найдя архитектора, просит —
Кампари мне закажи.
Ночь проходит. А утром возникнет Капри —
Нежно, но и сурово
Поднимается остров, его, так сказать, этажи.

Все пятеро, сохраняя на лицах официальные выраженья
Выходят на сушу — больно красив простор.
Их будущее в тумане.
Рассказик такой тем не менее
Некогда написал знаменитый итальянский кинорежиссёр.
Рассказик о чувствах, о скуке, о путанице эмоций
Не обрёл экранного воплощенья.
Зелень Капри густа.

Когда темно за окном, что тебе, поэт, остаётся
Кроме фантазий? И эта подходит, и та.

БАБОЧКА И ЖУК


Стихи терзают бедный мозг,
Ему навязывая ритмы.
Цветы стоят — почти пюпитры,
И, как летунья, я бы мог
Увидеть партитуры те,
Когда б не угнетало тело.
И шепчет жук о красоте
Коряво, слишком неумело.
А бабочка его едва
Сегменчатым окинет взглядом —
Что ей кургузые слова!
Она прекрасна, как наяда.
Раздвинув полы пиджака,
Жук пролетит совсем немного.
А ей воздушная дорога
Всегда доступна и легка.
Расправь же крылья и плыви!
Кругом прозрачные просторы!
Движенье — песня о любви.
Сияет день нерукотворный.
По стеблю жук взобрался к ней
И прочитал стихотворенье.
Вздохнула бабочка, — Дружок,
Прекрасней солнечных лучей
Ведь нет в реальности явленья.

Завял мой маленький стишок.

ПО МОТИВАМ БЕЛЬКАМПО


Закрученный витками улиц город.
Я вижу кирху, как небесный злак.
Со временем стареет каждый голос.
Будь осторожен — угрожает мрак.

Есть скверы, парки, бары, магазины,
На черепицу смотришь из окна.
Пестры разнообразные витрины.
Товаров много. Только жизнь одна.

Вот старый часовщик — по виду крыса,
К нему заходят...бюргер ли? Поэт?
А жизнь сама точней, чем биссектриса,
Но...что нам жизнь предложит на десерт?

Макетчик каравеллу созидает.
Работает над брошью ювелир.
И гранями и глубиной блистает
Сапфир.

Реальность люди любят или терпят?
Все механизмы действуют пока.
Пока глаза обычной яви верят.
Вот занавеска вздрогнула слегка.

В каких из книг узнаете о сути
Грядущего — оно уже растёт
Порывом ветра, наслоеньем жути,
Тревожностью, которая гнетёт.

С ума сойду! И зеркало разбилось.
С ума сойду!и кончился завод:
Часы стоят, и время отразилось
В сознанье суммой будничных забот.

И янтарём застывшая секунда
Блеснёт в мозгу, как страшная деталь.
Вино не льётся в чашу из сосуда.
Лишь кирха воплощает вертикаль.

Витрина разлетается от свиста,
Из школы больше дети не придут.
А тот, кто носит званье бургомистра
Завыл и проклял собственный уют.

Колбасник осетриной обожрался,
Пирожник сыпет в коржики стрихнин.
Гроссмейстер утром сам с собой сражался,
И выиграл, и доску — о камин.

Издатель рвёт газеты исступлённо,
И жила надувается на лбу.
Филателист бросается с балкона.
Младенец надрывается — бу-бу.

Мир кончился. Он больше не начнётся.
И всадники по улицам летят.
Их четверо. Они закрыли солнце.
Их четверо. А где небесный сад?
КОТ-ФИЛОСОФ
Кот-маэстро выступает в цирке,
В лапах у него то мяч, то циркуль.
Фрак его великолепен.
Шепчут дети — Ну и корки лепит!

Кот, раскланявшись, сорвёт аплодисменты,
Улыбается — приятные моменты.

А в антракте кот
Говорит: Ну вот
Погляди, тюлень,
Если прошлый день
Завершился,то
Завершится то ж
И грядущий. Кто
Так придумал?
Нож
Растворить легко —
Было б молоко.

И болонка недоверчиво залает:
Ладно, кот! Такого не бывает!

Клоун в промежутке выступает.
Ну а кот до завтра отдыхает.

Ну а завтра будут тигры —
С тиграми какие игры?
Леопарды — тоже дело.
Кот вообще довольно смелый.

Ибо кот-маэстро выступает в цирке,
И блестит его коронный циркуль.

А в антрактах байки
Прозвучат о жизни
Старого всезнайки —
Он бродил довольно по отчизне.
Бедовал,
Голодал,
Да и к цирку пристал.

Вечером глядит в огонь печурки
Кот-философ.
Мельтешат детишки пламени — столь юрки.
Всё известно. Нет вопросов.

Стоит жить, конечно, если ваше выступленье
Хоть кому-то поднимает настроенье,
Или же реальность проясняет —
Ту, какую кот-философ знает.

ВЕРОЯТНОСТЬ


После дождичка в четверг
Станет лучше человек.

Маленький почти игрушечный костёл
На улочке узкой в провинции русской.
Польских ( поляки работали тут)
Судеб различных котёл.
А проходишь мимо —
На душе почему-то осадок грустный.

Поворот — и выходишь к театру —
Мерцает красиво,
Двухсотлетний, огромный, с колоннами
И со сквером возле.
Протестанты кирху хотели построить —
Муниципалитет заявил: хрен им!
Остановишься мрачного дома подле.

И подумаешь:
После дождичка в четверг
Станет лучше человек.

Но холодной мыслью реальность
Едва ли прощупаешь.

В современности честному человеку
Место обеспечено только на кладбище.
То есть не хочется верить веку,
Где деньги священны. Но в рубище
По святым местам идти не хватает решимости.
(а вообще мне нравится цветение жимолости)

И всё же верю —
После дождичка в четверг
Станет лучше человек.

Настанет время и человек изменится физически
( о чём-то подобном писал Достоевский)
Надо воспринимать стоически
Ветер ноябрьский резкий,
Отчаянье собственное, утрату надежды,
Иллюзии, убежавшие как молоко.
Скажи, когда и кому было прежде
Если что-то пытался понять — жить на свете легко.

Значит осталось готовить приближение этого четверга,
Чтоб человек изменился к лучшему уже на века.

ШЁЛКОВОЕ ЦАРСТВО


1


Во сне он видит шёлковое царство —
Дворцы и заурядные дома.
Вообще — переливается пространство
Весёлым шёлком, дорогим весьма.

Король в шелках, и, ясно, королева,
И шут с красивой лилией в руке.
И все вельможи, справа или слева,
Да и поэт в зелёном парике.

Бубенчики легко звенят...откуда?
И шёлковое царство позовёт

В большое путешествие — о чудо!
Карета — вся из шёлка — предстаёт.

Четвёрка лошадей сильна. Конечно.
И мы поедем через этот мир,
Живущий ладно, тихо и безгрешно,
Раз шёлковым представлен каждый миг.

2


Ах, просыпаться неохота!
Слепа действительность, скучна.
Ведь не в шелках моя суббота —
В дерюге драненькой она.

А там, во сне...Поля, просторы,
Луга и реки — чистый шёлк.
И счастье я узнал, которым
Так долго грезил. Ну а толк?

3


Из шёлка все детали ключевые.
Кто видел тут монеты золотые?

Действительность из шёлка — так и есть,
И по душе мне шёлковая весть.

А лести, гнева, зависти, печали
Весёлые умельцы не напряли...

ЛЕНТА МОМЕНТА


Лента момента струится легко.
Хочешь поймать самый хвостик мечты?
Детство настолько теперь далеко,
Что сомневаешься — было ли? — ты.

Роль исполняет угрюмый актёр,
Он переел и желудок болит.
Ленту момента лови режиссёр,
Или же публикой будешь побит.
Мчится машина. Внутри — полутруп.
Сила инфаркта весьма велика.
Воздух сирена буровит вот тут.
Вечно спокойна, свободна река.

Ленту момента скорей ухвати!
(то есть со смертью своей пошути)

Ест в одиночестве ужин тиран,
Мается почками, холоден, зол.
Плохо прожарен сегодня баран,
Повара — раньше бы! — сразу на кол.

Что там попы про вину говорят?
Лента момента блеснула легко.
Ночью подарят тебе звездопад —
Золото. Баорхат, огни, молоко.

Ночью почувствуешь — смерть где-то здесь,
И неужели я выживу? Я,
Смертью пропитанный сладкою весь,
Чёрною смертью, тоской бытия...

БРОНЯ БРОНЕНОСЦА


Воздух комнаты, тёплый весьма,
Отделяет тебя от пространства,
Ибо в мире лютует зима,
И лишает счастливого шанса.

Броненосец — забавный зверёк,
Как свернётся — его не погубишь.
Он в пластинах брони одинок,
Ты же сам одиночество любишь.

Ты не зверь! Только стены хранят
Кроху «я» от окрестного мира.
И в душе полыхающий ад
Усмиряет волшебная лира.

Не одной же метели звенеть,
Низводя до себя перспективу!
Самому захотелось запеть,
Уподобив действительность диву!

С броненосцем Россию сравнил
Мандельштам — с этим судном огромным.
Жизнь — потеря иллюзий и сил,
То есть свет должен быть безусловным.

Броненосец — забавный зверёк,
Никого никогда не кусает.
Если ты от злодейства далёк,
То надежда сознанье питает.

КРЕСТОНОСЦЫ


Шли они, одолевали мерно
Долгие дороги, пыль вилась.
Солнце над землёй звучало медно,
Ливни лили, растекалась грязь.

Кони, мулы, тяжела поклажа,
Копья, топоры, щиты, мечи.
И менялись линии пейзажа
От людей. И снова жгли лучи.

И вела великая идея —
Ведь кресты недаром на плащах.
Ибо ты, за истину радея,
Отвергаешь чёрный жадный страх.

И зудела под одеждой кожа.
Ночь мерцает, и горят костры.
Тщетною мечтой себя тревожа,
Понимаешь — дни судьбы остры.

Где же карты? Компасы? Куда же
Заведёт движение вперёд?

Вновь встают различные пейзажи.
Новый город будто сад цветёт.

Ну а это — стены Византии,
С Басилевсом сложно говорить.
Любит он монеты золотые,
Ведая едва ль, как надо жить.

Цель верна. А действия обманны.
Их собой сколь оправдает цель?
Представленья обо всём туманны.
Есть надежда. Будет крах в конце.

* * *


Сквозь просек лесопарка грузовик
Тяжёлый продирается натужно.
К зелёным сводам явно не привык —
Скрипит, и даже кашляет недужно.

Дорога к цели, видимо, одна.
И ветки поломает кузов мощно.
Колёса месят грязь — она черна,
Как то, что нас пугает еженощно.

Скачать произведение


Обсудить на форуме© Александр Балтин

Работы автора:

Василек и водяной

Индекс опоры

Сгореть стихами для других

все работы

 

2004 — 2024 © Творческая Мастерская
Все права на материалы, находящиеся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе об авторском праве и смежных правах. Любое использование материалов сайта, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается. Играть в Атаку