|
Ненаучная фантастика.
Бомба была большая и скорость ее была велика. Она пробила стальную палубную надстройку навылет, пронзила бронированную палубу, прошла, разрезав и не заметив, сквозь двух сидящих за оперативным пультом людей, сквозь сам пульт, еще через одну палубу, еще через одного человека, вдавливая его остатки в следующий ниже уровень, затем еще в один и еще, проскользнула в котельное отделение и уже тут, не успев напугать, только навострившую уши команду машинистов, взорвалась. Крейсер содрогнулся, разлетелись на части, в его находящемся ниже уровня воды нутре, котлы, огненные струи, хлынув вокруг стремительными молниями, прошили его корпус добираясь до святая святых — артиллерийских погребов. И тогда снова рвануло. И снова. И опять. И лопнул бронированный корпус, и две дышащие огнем половинки разошлись в стороны, разрывая внешнюю броню, как клок завалявшейся на складе материи.
А потом обе половинки нырнули.
* * *
Рядовой матрос Муто Дзиро абсолютно ничего об этом не знал. Как и многие другие, то есть практически все, он ведать не ведал от чего конкретно погиб его крейсер. Он не услышал грохота, потому как давно временно оглох, он лишь почувствовал содрогание под ногами и понял, что это не к добру. Те, кто был поблизости, тоже ощутили предсмертную агонию крейсера, но спрашивать друг у друга о случившемся было бесполезно, и не в том было дело, что все они находились в абсолютно равных условиях незнания, кроме того они входили в орудийный расчет, в пять десятков человек обслуживающих переднюю башню главного калибра, а следовательно, после восьми произведенных залпов все они были частично или полностью глуховаты.
Затем пол под рядовым матросом Муто Дзиро наклонился. Он проворно ухватился за подставившуюся железную выемку, а когда крен скачком увеличился еще, он сумел вцепиться в проходящую поблизости и терпимо горячую трубу. Затем пол взметнулся стеной, а ноги предательски зависли над массой умчавшегося куда-то далеко оборудования. И тогда разум Муто Дзиро затаился, выпуская на поверхность инстинкты, и они заставили его подтянуться, дрыгая ногами подобно кузнечику, а затем погнали его вверх, вдоль бывшего пола. А навстречу ему неслись различные тяжелые и не очень предметы, и он не успевал отклоняться — ему просто везло. Иногда оттуда же валились люди, бесшумно крича и цепляясь разными органами за все встречное-поперечное оснащение. Матрос Муто Дзиро видел, как вопящих и желающих жить настигали в полете, вопреки европейцу Галилею, всякие железки неправильной формы, как они разбивали им лбы, затылки, темечки или прочие участки голов. А затем это же продолжилось во внезапно наступившей тьме.
Но еще до того как все плохо опознаваемые неудачники пронеслись мимо Муто Дзиро, и до того как погасло даже аварийное освещение, должное светить всегда, он успел заметить там, далеко-далеко внизу, в передней части башни, где брали свое начало казенники толстенных стволов наступающую бурлящую жидкую черноту — морскую забортную воду смешанную с маслом и всякой всячиной. И еще, до того как бог лишил корабль света — вторичного действа после уничтожения верха и низа, матрос Муто Дзиро успел взобраться повыше, да так, что уперся затылком в сорокамиллиметровую толщу башенной брони. Чужие разбитые черепа еще стояли у него перед глазами, когда он юркнул в небольшую нишу укрывая себя от всех возможных напастей. Затем, в снизошедшей на мир черноте, он затравленно вцепился в горячее железо. Он не слышал, как бурлила внизу сочащаяся вода.
А затем в его уши начал ввинчиваться новый звон. Он познал не мгновенную, как при залпах, а черепахой нарастающую боль в перепонках — росло внешнее давление. Он чуял его через все еще торчащие в ушах беруши и набитые ватой наушники, но все равно не сразу догадался что происходит. Потом, когда догадался, волна ужаса накрыла его с головой. Его родная передняя башня, вместе с родимым кораблем погружалась в неизведанную темную пучину. У Муто Дзиро было очень здоровое сердце, оно не лопнуло от страха, а лишь забилось колоколом.
После он ощутил, как его разгоряченных, теплых ступней коснулась прохладная свежесть соленой воды. Инстинктивно он поджал ноги, но колени наткнулись на что-то мягкое, выдавленное ввысь — тело кого-то из мертвых товарищей. И нечем было оттолкнуть это недавно живое существо. Муто Дзиро закричал, закричал не слыша себя, заорал, стравливая сквозь крик часть раздирающего его давления. А водяная толща внизу все двигалась, нисколько не реагируя на его бешеный крик, на его мольбу, на вытаращенные в царящую тьму глаза. О, как ему было страшно, как он жалел что не умер минуту, а может час, месяц назад, когда головы других дробились плохо закрепленными инструментами. А вода все наступала, спрессовывая собравшийся вокруг человека, в самой верхней вертикали воздушный пузырь. Но броня была крепка, толстенная, призванная отбивать теннисными шариками сверхзвуковые снаряды, и сжимаемый воздух давил на нее бессмысленно. А море вдавливало и вдавливало этот газовый пузырь кверху. Он все уменьшался и уменьшался, конденсируясь плотнее. И Муто Дзиро уже дышал выставив губы квакающей лягушкой. Давление вокруг теперь было так велико, что его легкие при выдохе сминались проколотым воздушным шариком, но ищущий места газовый пузырь сам проталкивал в его нутро свою явно ощутимую плоть и радостно заполнял опадающие органы.
Сколько это продолжалось? Муто Дзиро понятия не имел, какие глубины расстилаются под разорванным в клочья кораблем. Да вообще-то, он уже почти и не думал. Ужасная многоплановая боль застилала его мозг, поглощая полностью сознание. Он давно и окончательно лишился слуха, и таких же бесполезных вдавленных в собственное нутро глаз. Наверное он должен был умереть только от боли, но на каком-то бесконечном этапе его ада, уплотненная смесь кислорода и прочих газов, вызвала в его, все еще имеющем подпитку, мозге эйфорию подавляющую боль.
И тогда он со всей ясностью представил свое положение. В тьме километровой непробиваемой светом ближайшей звезды толще соленой жидкости, в черноте сплюснутых, смятых сотней атмосфер глазных яблок Муто Дзиро с нечеловеческой четкостью увидел всю безвыходность своего положения. В последние секунды, а может микросекунды жизни своего сознания он ощутил и обобщил те обстоятельства, которые послали ему столь жуткую затянувшуюся смерть, причины обнулившие все его прошлое существование, убившие его молодую, еще ничего не умеющую плоть, сделавшие его жизнь придатками механизма выполняющего работу для неведомого ему результата — он даже не знал, попал ли хоть один снаряд, в коллективной стрельбе которыми он участвовал, в какую-нибудь цель, и даже если попал, то стоило ли это хотя бы мгновения его отчаяния. И в наипоследнюю из своих микросекунд озарения он возненавидел тех, кто сеет наверху уничтожение и боль. И тогда он послал им проклятие.
А нос крейсера все еще пикировал в темноту сдавленной километрами воды.
* * *
Но все имеет конец. И наконец оторванный нос судна ткнулся в невидимое дно. В процессе движения он разогнался, а потому от удара не только врылся в ил и песок, но и смялся гармошкой. Пятисоттонная передняя башня сорвалась со своего вращающегося крепления и полетела вниз, разворачиваясь и втыкаясь в дно на всю длину огромных стволов. Воздушный пузырь до сего момента успокоившийся в одном положении мгновенно сместился разыскивая выход. Словно перышко он выплюнул вовне изуродованный труп, прогнав его насквозь сквозь поперечную балку и расчленив при этом. Но кто мог видеть все это не только в идеальной тьме, но еще и в тоннах растревоженного, спавшего тысячелетия ила.
И все-таки мог. Огромная тень шарахнулась в сторону от втыкающейся в почву вилки стволов, от надевающейся на собственные орудия и скользящей по ним как по рельсам башни. Что-то гигантское зависло в туче ила, вспенивая воду. Внезапная вспышка-молния озарила темноту. Разряд прошел извилистой дугой, разлагая воду на составляющие. Озарились сиянием кромки обломанных броневых листов. Молния замкнулась на медленно планирующих в иле остатках человека. Конечно он был уже мертв, но сколь недавно перестал получать питание его раздавленный мозг. Странная молния, невозможная в воде, перекрывала громадный диапазон частот. Какие-то из них совпали, потому как и те и те являлись продуктами жизни. И память, запечатленная в голове Муто Дзиро остаточная память, его последние мысли и последние желания нашли своего адресата. Пошел взаимный контакт отражение. И прежде чем мозг маленького японского матроса взорвался от тысяч вольт и сотен ампер забравшихся в его нутро он на маленькое мгновение ожил. Он был очень сложен по сравнению с мозгом нависшим над остатками все еще продолжающего разрушаться от удара корабля существа, и наверное несколько другим. Но поток полученной по электрической дуге информации-отражения, резонансом впечатался в нейронную массу, мигом создавая уплотненные связи взаимодействия.
А во все еще не угомонившемся, мертвом крейсере никак не хотело кончаться движение. И где-то в нутрах его рванули новые порции снарядов, выворачивая остатки переборок. И эти странные, опасные звуки вызвали новую молнию впившуюся в железо. И в свете ее высветились огромные, свившиеся, шевелящиеся кольца и чудовищные блюдца немигающих глаз. А шумные угасающие взрывы последних снарядов насторожили огромную биологическую формацию, и усилили внутримозговой обмен, закрепляя образовавшиеся секунду назад нейронные связи.
А когда отгремели взрывы, в вечной тьме многокилометровых глубин снова шевельнулась вода, оживляя песчаную бурю. А где-то по соседству, но не слишком близко впилась в грунт оторванная крейсерская корма. Там тоже что-то вспенилось. Может снова взрывались снаряды ставшие глубинными бомбами.
* * *
Кашалот имел внушительный вид, но он еще не был стар. Киты быстро взрослеют и хотя жизнь их короче человеческой, фаза зрелости составляет львиную долю, детство же совсем мизерно. Некоторые считают, что у них идеальное сочетание жизненных циклов.
Молодой кашалот наслаждался своей силой, а его житейский опыт совершенствовался с каждым днем. Сегодня он нырял, и нырял очень глубоко. Он искал свое любимое лакомство — больших глубоководных кальмаров. Он искал их с помощью уникальных биологических устройств подаренных милостивой природой в награду за пятьдесят миллионов лет послушного движения его предков по эволюционной лестнице. Одно из устройств позволяло ему жить без воздуха в течение двух часов и не испытывать особого дискомфорта, а другое, размещенное в массивном лбу, умело излучать в гидросферу концентрированные высокочастотные сигналы. Кит радовался своей силе, своим двухкилограммовым зубам и своему уникальному строению, а может он изобретал в голове новое сочетание голографических образов, выстраивая их в эхолокационный ряд, кто мог это знать.
Он почувствовал неладное когда погрузился до километра. Возможно своим огромным туловищем он уловил пришедшие откуда-то колебания воды, а может его биолокатор выдал мозгу незнакомую, ни с чем не совпадающую картинку, или эта картинка вызвала в памяти неясные очертания чего-то известного из страшных детских снов, когда маленьким трехтонным детенышем он в испуге прижимался к большой бочине двадцатитонной мамы.
Кит растопырил плавники и ударом хвоста изменил направления погружения, затем вовсе замер в ужасе прощупывая эхолокатором окружающий мрак. Но даже не расшифровывая ответные сигналы он уже точно знал что к нему приближается нечто очень большое. И тогда он рванулся, разворачивая свою тупоносую голову к далекой светлой поверхности. Слишком поздно.
Со скоростью значительно превышающей его рекорды из тьмы в окружающую его темень выдвинулась таинственная громадина. Она двигалась и двигалась мимо, не кончаясь и загораживая ему путь к далекому солнцу. Кит начал метаться, он больше не являлся огромным мудрым животным — он превратился в маленького неопытного, смертельно испуганного головастика. А его уникальная природная система ориентации демонстрировала со всех сторон гигантские, вращающиеся кольца.
Затем ударила молния, вводя в ступор мозг и в судорогу мышцы. И в свете ее, толстенное, гораздо толще кашалота, бесконечно длинное тело стянуло бесчисленные кольца.
* * *
Их лодка двигалась на глубине пятидесяти метров со скоростью три узла.
-Шум по левому борту, — доложил акустик, закрыв глаза и вслушиваясь. — Ничего определенного. Но явно не на поверхности. Может даже под термоклином. Идет по нарастающей.
-Идентификация не получается, — добавил второй акустик. — Цунами может быть?
Первый пожал плечами.
О «наблюдении» доложили капитану.
-Застопорить машины! Два носовых аппарата к бою! — скомандовал он, и пояснил стоящему рядом помощнику. — На всякий случай, дабы не терять потом время.
-Шум нарастает! — вновь доложил акустик. — Это что-то большое.
-Что?
-Идентификация невозможна.
-Кит?
-Нет, китов мы «ловили» сотни раз. Даже не стадо китов. Не понимаю.
-Разрешаю активную локацию, — скомандовал капитан. — Ну, что?
-Господи, это совсем рядом! Обходит! Нет, пожалуй... Ого! Не могу поверить — скорость около ста миль. Оно со всех сторон. Мама моя родная! Что же это?!
-Машинное, полный ход! — покрываясь потом предчувствия распорядился капитан.
А кольца вокруг уже смыкались. В подводной лодке нет иллюминаторов — никто ничего не видел.
Затем сверкнула молния. Акустики оглохли. По корпусу прошла стремительная электрическая дуга, вызывая свечение выступающих частей. Те, кто опирался о стальные переборки, либо, того хуже, работал с приборами, пропустили сквозь тело тысячу или две вольт. Затем последовал инфразвуковой удар добивающий бодрствующих и даже спящих. А еще, полыхнули аккумуляторы.
И уже тогда кольца сомкнулись, создавая давление в сотню раз выше предельно возможного. И лодка со стоном выплюнула несколько продолговатых воздушных пузырей. А внутрь режущим потоком вошло море, давя полыхнувший навстречу пожар.
* * *
Вот так осуществляется месть.
Где оно присутствовало до этого? Наверное, в основном занималось своими глубоководными делами, лишь иногда демонстрируя себя человеческому миру, и лишь совсем редко свидетелям везло настолько, что они выживали, не умирая от разрыва сердца вызванного инфразвуковым молотом великанского языка, или электрического разряда, а их корабль не разлетался в щепки от соударения с разогнанной до скорости пули сотнетонной головой. Оттуда, от этих редких свидетелей и идет молва с древнейших времен. Мы еще не научились разговаривать с китами, а то бы они порассказали, почему иногда целое стадо гигантов в страхе меняет направление движения, а часто даже выбрасывается на берег, предпочитая смерть на скалах чему-то гораздо более ужасному.
Разумно ли оно? Не обязательно крупное существо должно быть разумно, мы немного, но ведаем о динозаврах, наблюдаем длиннющих медуз цианей, имеем подтвержденные свидетельства о двенадцатиметровых крокодилах и анакондах, а уж китовая акула демонстрирует нам абсолютную тупость.
Теперь оно имеет подобие цели и встречи с ним стали случаться чаще. Но ведь и возможность найти живых свидетелей при этом уменьшилась. Да, иногда эхолоты ловят вдали нечто невообразимое, но еще более часты действительные сбои сложного оборудования, либо вероятность артефактов.
Есть ли возможность его поймать? Вряд ли пока не припечет окончательно, или не будет многократно подтвержденных свидетельств кто-то за это возьмется. Да и не располагает покуда человечество достаточными для такого дела силами. Океан по сию пору остается враждебной, малоизученной средой, особенно в глубинах.
Как на счет уничтожения? Здесь вероятность больше. Уж на этом поприще человечество солидно преуспело.
Можно ли надеяться на его естественную смерть? Конечно можно, все живое смертно, по крайней мере, любое многоклеточное на нашей планете. Вопрос лишь в том — когда? Зависимость между внешними размерами и долголетием не прямая, но все же она есть. Поэтому, скорее всего, чем больше существо, тем длительней его существование. В данном случае мы имеем дело с очень крупным, даже невероятным существом. И оно будет жить долго.
* * *
А жертвы? Может быть это связано с чем-то иным, но они научились маскироваться, походить своими телами на гражданские суда. Исчезли куда-то огромные башенные пушки — ажурные взлетающие ввысь мачты-локаторы и чистые, без лишних строений палубы, вот что осталось. Как тут угадать?
Иногда оно ошибается. Бывает. Обычно, конечно, оно уже издали оценивает жертву. Терпеливо смотрит с расстояния на сверкающие огнями и грохочущие музыкой океанские лайнеры, возвышаясь на горизонте таинственной, смутно видимой тенью, дыханием внося в радио-эфир помехи и сбои частот. Оно ждет, без эмоций и волнения отпуская корабль за линию видимости, только отслеживая огромными белесыми глазами, и улавливая, мерно качающимся под водой туловищем толчки вызванные оборотами его винтов. Лишь когда такой лайнер по какой-то причине мало шумит, и не сверкает мощным созвездием, оно может принять его за врага.
И тогда уходит в воду гигантская башня головы и бесшумно режется насквозь гидросфера, и усиленно работает исполинский хвост, и вся громадина охватом с иерихонскую трубу оказывается рядом. И бесконечной длиной взлетает над палубой десятиметровая толща основания шеи, а затем удар-хлопок возвещает о ее возвращении — это оттуда, сверху, идет сверхзвуковое движение — падение в уже бурлящую морскую гладь великанской головы, объемом с забытую греческую триеру. И если оно не ошибается, можно наблюдать вереницы пуль и снарядов отскакивающих от костяной чешуи как горох — сплющиваясь или бесцельно взрываясь они осыпаются в пенящуюся воду. И сплетаются в дугу кольца невообразимого объема. И растет их количество. И гигантский соленоид начинает работать — тащить сквозь себя тысячевольтовую дугу. И бьет по рукам паникующих радистов вспыхивающее оборудование, а компасы на капитанском мостике визжат от вертящихся внутри обезумевших стрелок. И вскипают не включенные в сеть чайники. И если корабль мал, то может его самого крутнуть пару-тройку раз внутри окольцованной вселенной, как сердечник электродвигателя, ломая мачты и выбрасывая вовне микробов-людишек. И давит перепонки и вырывает сердца у спящих в каютах пассажиров уплотненная инфразвуковая волна вызванная движением многотонного языка. И раскрывается в оскале необъятная ширящаяся и ширящаяся пасть. И время теряет ход, убитое наповал ужасом. И на тысячи километров глохнут на мгновение приемники. «Гроза приближается», — говорят слушатели массирую потревоженные уши. «Нет, — спорят другие, — просто ударила одиночная молния. Так бывает».
Может и правда бывает.
Да только кашалоты в сотнях миль в стороне вздрагивают, даже просыпаются в кошмаре, если спят, прерывают любовные игры, а косяки горбачей внезапно меняют направление, словно почуяв впереди неожиданное препятствие.
Так бывает.
 Скачать произведение
|
Работы автора: Атака 490-ый Модернизация все работы Публикации: Создатель черного корабля Пепел Экипаж черного корабля все публикации
|
