|
У них лопнул парус. Громко сказано, он не побежал разрезами по шву, не прыснул высушенной насквозь соленой ниткой, не затрещал, колотясь, в порывах ветра, и скрип предательницы мачты, освобожденной от надрыва, не обрезал вой урагана, но миг, когда моно-молекула утрачивает структуру и рассыпается в атомную труху, нельзя не заметить: вся Вселенная перед вами сминается, комкается в жменю, звезды накладываясь, сталкиваясь, давя друг друга, рождают, тут же убивая, безумные сбегающиеся созвездия, и сразу же торжествующее безмолвие заслоненного сценой мира гасит световую радугу сапогом реальности. И снова впереди немерцающие, игольные проколы млечной бездны, и не сдвинутся миллиметром парсековые дальности. Покойная недвижимость обманной статичности. И еще до механичности взгляда в датчик ускорения, в пурпур аварийной лампы, вы всё уже знаете: клочья, скрученные квадраты гектаров, а скорее, пыльца вашего паруса мчится, уносится — уже умчалась, уже унеслась — в пустоту бездны курсовых звезд. Ну, что же, случается, думаете вы, приходя в себя, через длинную-предлинную секунду резонирующей внутри растерянности. Все не вечно, тем более, альстремная тонкость молекулы-гиганта. Бывает, облегченно вспоминаете вы, вот тогда возле...
-Бывает, — бесшабашно громко, для новорожденной вселенной впереди, говорите вы. — Вот тогда, возле меркурианского перигелия...
-Парус? — спрашивает, фиксируя первичность случившегося в ее жизни Марина. — Надо же? Никогда бы не... — уже притворно весело и тоже громко после исчезновения зеркального переотражения вселенной.
-Да, случается, — растягивая рот в улыбку и пытаясь отвернуть глаза от пурпура панели и проколов звезд впереди, продолжаете вы. — Тогда, возле Меркурия, мы дважды теряли лисель, а Мегрэ, вообще, марсель — четыре раза. Поэтому и не вошел в «десятку».
-Когда это было... — возражает, замолкая, Марина, тоже глядя в пурпурное пятно на пульте. Конечно, дело не в том когда, оба знают, что она имеет в виду под временем: техника солнечных парусников ушла вперед, резко, в два порядка, повысилась надежность; на той старине они бы никак не рискнули забраться сюда. — Даже интересно, правда? — исправляет свою ошибку Марина, показывая ямочку пурпуру и звездам впереди. — Будет что...
Дадди, косясь, отслеживает ее профиль, четкость и неповторимость линий толкающих его на подвиги — на этот рейс тоже, разумеется, если быть честным. Он, наконец, преодолевает гипноз аварийной лампы, берет Марину в фокус, вновь клеит бесшабашную улыбку уверенности спереди.
-Сейчас милая, — басит Дадди с высот всесильного опыта старого космического волка, которому все эти штучки-дрючки пустоты за силовой защитой, от которых у юнг-курсантов сердце делается спринтером, а в голове толпятся книжно-фильмовые аналогии — скука смертная, суета детсадовская. — Щас, проверим поле — чего торопиться — сделаем все как надо, — Дадди склоняется над пультом, тренированные перчаточные пальцы готовы давить клавиши, вращать книппели, а глаза шарят ниже, хотят выйти из зоны аварийной цветовой гаммы. — Аккуратненько свернем реи. Пусть сканер пробежится, вдруг клочья там...
Уже загораются впереди новые, оживленные пилотом Дадди огоньки. Хочется зыркнуть на Маринку, узнать каким она его сейчас видит, он сдерживается, следит за индикацией.
-Так, рея в узле, — поясняет космический волк Дадди. Вообще-то есть специальные команды для каждой операции, но он здесь не на стажировке и не на сдаче прав. Понятное дело, сама Марина тоже не лыком шита, пусть не его стаж, но тоже влюблена в солнцелеты по уши — на гонках и познакомились, и ей, разумеется, без доходчивости понятно каждое переключение, но...
-Проверим и кливера, заодно? — уважая опыт спутницы и желая приобщить ее к вершащемуся приключению, интересуется Дадди. К тому же, есть повод глянуть на нее в упор. Все в норме: никакой бледности, губы не поджаты, глаза внимательно отслеживают движение рук Дадди. Пульт, конечно, у них анахронизм — нет, скорее, нечто сотворенное под анахронизм — стиль ретро. Но, разумеется, в далекую эпоху надуваемых воздухом парусов, не было ничего похожего, однако сейчас, на соревнованиях, используется именно такие — спортивная мода. Марина кивает, улыбается уже не натянуто. Эйфория и смехотворность произошедшего умиляет.
-Чего он порвался-то? — спрашивает Марина, хотя ответ ее абсолютно не интересует — это психотренинг — поддержка Дадди и себя.
-Какой-нибудь метеорит, мелюзга бродячая, — добропорядочно растолковывает Дадди банальщину. — Здесь, вблизи гиганта, они несутся как ошпаренные, хотя, может, и по нормальной — круговой — орбите ходят, — он жмет плечами. — Правда, на сонаре ничего не мелькало. Ну так, жменя пыли какой-нибудь, мало ли? Бывает, — он снова шевелит плечами. — Кливера в норме. Стаксели... Они у нас, покуда, не развернуты. Запас! — Дадди поворачивается и подмигивает Марине, однако, последняя шутка — это некоторый перехлест.
Последовательно, одну за другой, он проводит еще несколько несвязанных со случившимся операций. Но все это мелочи, все в полном ажуре, и цикл неумолимо приближается к решающему моменту, когда в свернувшуюся жидкометаллическую рею вспрыснется граммулинка мономолекулярной взвеси и подогреваемая током рея надуется, утончаясь, и растягивая вширь застывающую, но гибкую пленку, мгновенно творящую структуру толщиной с атом, но площадью в десяток километров.
И вот теперь, дойдя до цели, Дадди на мгновение замирает. Он понимает, почему интуитивно оттягивал решительное действие. Толчком, со сбоем сердца, до него докатывается, что и Марина уже поняла. Абсолютно неосознанно, а может ввиду самостоятельности, мыслящий локоть пытается отгородить от нее знание. Все напрасно. Однако Дадди осознает себя мужчиной — язык его снова оживает и улыбка не отклеивается. К тому же, он сам еще не верит — хочет убедиться и попаниковать в одиночестве еще пару-тройку секунд.
-А как там наши эзелькофты? — спрашивает он сам себя вслух. — Сколько сейчас световое давление? — последнее слово неудачно выбрано, он с ужасом понимает это, поворачивается, и убеждается, что она заглядывает за его по-дурацки приподнятый локоть. — Марин...
-Что будем делать? — спрашивает она, совсем не улыбаясь и глядя прямо в глаза.
-Сколько световой поток? — подправляет он тот же, ничего не значащий, глупый, даже не уводящий в сторону, вопрос.
-Дадди, милый, что будем делать? — она отодвигает его локоть, который и не был способен что-то заслонить. — Излучение Арктура в норме, а вот это давление? — можно было и не показывать пальцем, лишнее сутолочное движение.
-Может датчик? — говорит себе и Марине Дадди.
Уже через четыре секунды молчаливой кнопочной манипуляции они убеждаются, что это зряшное предположение. Все на пульте правильно и однако нереально: давление в баке — хранилище мономолекулярного ингредиента главной мачты — отсутствует. Отсутствует полностью, там не плесчет ни граммульки чудо-жидкости, и не гуляет даже слабый ветерок. Идеальная стерильность, свежесть вакуума, вот что там прозябает.
Дадди начинает перелистывать в голове инструкцию, медленно и не торопясь — он знает, что там нет нужного им сейчас пункта.
***
Нет, почему же, инструкция написана умно, соответствующий случившемуся пункт все-таки имеется: «В случае поломки (аварии) технические последствия которой не поддаются самостоятельному ремонту, участник соревнований обязан сообщить в эфир свои координаты, курс, скорость, и (или) включить радиомаяк. Все члены экипажа должны соблюдать спокойствие, проявлять выдержку и оказывать друг другу посильную поддержку». С последними словами и Дадди и Марина согласны и соблюдали их с перевыполнением, однако касательно начальных установок о вызове помощи дело совсем дрянь.
Красота и ужас истории, в которую влипли мизерные человеческие букашки, оседлавшие парусник, была многогранна. В настоящее время они являлись единственными живыми существами в пределах, приблизительно, десяти кубических световых лет. Система Арктура не интересовала человечество, возможно именно потому, что оранжевый гигант, превосходящий диаметр Солнца в двадцать шесть раз, являлся единственным ее составляющим. Только какие-нибудь сумасшедшие астрофизики, внезапно разыскавшие столь же безумного как они сами спонсора, или такие же авантюристы как теперешний экипаж «Мушкетера», изредка забредали в окрестности огромной звезды. Например, Дадди и Марина прибыли сюда упражняться в парусном спорте. И конечно, они не преодолели одиннадцать парсеков, отделяющие Арктур от Земли, своим ходом. Несколько недель назад их выплюнул из подпространства энерговоз компании «Полезные приливы». Выплюнул и ушел далее, к своей Пи Волопаса, решать положенные инструкцией транспортные дела по «воровству» энергии взаимодействия горячих голубых гигантов. В запасе у яхтсменов было ровно три месяца наслаждения. Потом возвращающийся на родину энерговоз добросит их обратно. Если они не успеют, никто не будет искать: Дадди и Марина вовсе не являлись официальными пассажирами на борту «Накачанного исполина», никакая парусная лига не позволила бы одиночное «плавание» вблизи необитаемой и даже не планируемой к обживанию звезды. Но что за интерес носиться по трассам исхоженным вдоль и поперек другими?
Разумеется, у них на борту имелся передатчик — и дело даже не в том, что никакая космическая верфь не выпустила бы их в рейс без него, а отвинчивать внешнюю антенны и систему волноводов вручную — извините! Просто Дадди считал, что на палубе нужно иметь все, что присутствует на обычных космических парусниках. Однако передатчик, который значился в снаряжении любого, даже самого маленького, солнцелета был обычным, а вовсе не гипер-световиком. Почему так? Возможно потому, что гипер-передача требует излишне массивного оборудования — летательной машине, маневрирующей и берущей разгон только в счет дармового звездного «ветра», таковые излишества снизят все ходовые преимущества.
А простой передатчик? Он вполне надежен в пределах обжитых человеком миров. Сигнал с ближних подступов Солнца, с далеких внутренностей меркурианской орбиты, с тех кипящих энергией и ветром пространств возлюбленных солнцелетами, даже до Земли допрыгивает в пределах десятка минут, но и без того, там наличествуют сотни более близких станций слежения. Но сейчас! Через сколько часов, суток или лет пронзит триллионы километров пустоты обычная направленная передача? И дойдет ли вообще? Даже лазерная струна, порожденная ББКО (блоком ближнего корабельного общения), разбежится в полнеба, сводя воспринимаемую кем-то мощность к нулю, а что говорить о радио-эфире?
***
Итак, они попали в сеть. В громадный, расплескавшийся в световых минутах, часах и днях невод. И сплетен он был не из веревок, а из куда более прочных, все пронизывающих жгутов — он был соткан из гравитационных нитей. И совсем недавно, солнцелет скользил по ним играючи, зная, что в этой, собранной из взаимодействия и борьбы, Вселенной на каждую силу существует ее антипод, и умеючи, возможно долго-долго искушать судьбу, забирая толику чужой мощи на собственные шалости. Уже много дней солнечный парусник издевался над гигантским шаром огня, пылающим в пустоте посреди лишенного планет и спутников пространства. И если рассматривать все окружающее с точки зрения предназначения, то в чем был смысл этих изрыгаемых вовне, многократно возведенных в степень гигаваттов? Он был бесплоден, этот пышущий мощью звездный Люцифер. Миллионы лет его существования прошли зря: поскольку он не сумел породить планеты, то не создал и жизнь.
Возможно, именно поэтому он был предельно злобен. До поры до времени он скрупулезно скрывал свою неприязнь к разумным пришельцам, резвящимся в его окрестностях. Много дней он очаровывал их красотой протуберанцев, кипящая мощь которых была недостижима для далекого Солнца даже в давние времена его молодости. Часами он послушно растопыривал объятия, мягкими мозолями излучений натягивая моно-молекулы парусов. Смирно и ласково он расстилал коврами свои гравитационные пряди, смиренно наблюдая кульбиты выделываемые расшалившимся «Мушкетером». Он стойко терпел, как снайпер наблюдающий в бинокль приближение цели с большими гордыми погонами и до срока сберегающий надежность винтовки в особом, утепленном чехле. Но когда пришел час, он сумел послать в цель меткий — один из миллиардов в чудовищной степени — протонный ручеек, или скорее, тонкую убийственную струю. Странно, он не поразил людей: в полном неведении секунд, они сохранились до срока. Возможно, это была утонченная жестокость того, кто ожидал миллионы лет?
А протонная пуля, невозможная штука для тех, кто скрыт атмосферой, да и редкость, в сфере влияния солнцеподобных звезд, пробила навылет бак моно-молекулярного хранилища, испепелила, испарила и выдула пузырем вон, всю начинку. Ну, а потом новая протонная пуля, из той же очереди, а может, электронно-позитронный сгусток, нашел парус. И тот, разумеется, лопнул. Такое случается.
В окрестностях населенного мира все бы было нормально. Так, спасательная суета. Затем они и нужны — аварийные службы.
***
В чем замечалась еще одна прискорбная деталь случившегося? Парус лопнул ближе к финалу любимого трюка солнцелетчиков — «нырка в ад». Только наивные думают, что солнцелеты умеют лишь удаляться от светила в лучах попутного «ветра». Для такой операции совсем не требуется мастерство. Кстати и перспектив у нее мало, уже на рубеже астрономической единицы напор космического «ветра» стихает. Плавность хода с постепенным сведением ускорения на нет — вот что подстерегает таких незадачливых путешественников. Хотя конечно, при каких-нибудь однонаправленных грузоперевозках операция имеет смысл: в свое время именно так поставлялась десятая доля выпотрошенных из Меркурия тяжелых элементов. Но для истинных яхтсменов — солнцелетчиков — такой метод полета — неприемлемая забава, скука, равная в накале страсти путешествию в домашнем лифте. И не для того изобретались солнцелеты, неродные правнуки планеров и дельтапланов, и истинные наследники сгинувших во времени фрегатов.
Солнцелет может маневрировать. В умелых руках и со смелой головой, он способен валиться, на распластавшуюся внизу звезду, используя не только ее гигантскую силу притяжения, но и плещущий навстречу лучевой шквал. Оказывается прямое падение на солнце, не есть самый быстрый способ провала в «преисподнюю»: удачно меняя галсы, можно ускориться намного быстрей.
Именно этим занимались Дадди с Мариной, когда запас моно-молекулярной смеси в главной тяговой мачте испарился. Да, пикирование без паруса не самый быстрый способ падения на звезду, однако теперь, продолжая дополучать каждую секунду ускорение, «Мушкетер» вместе со своим экипажем понятия не имел, как из него выйти. По расчетам Марины и бортовой электроники, через пятнадцать суток солнцелет должен был воткнуться в фотосферу Арктура со скоростью восемьдесят девять тысяч километров в секунду. Фотосфера — есть просто слой газа толщиной километров триста. Именно с него идет основной шквал видимого глазом млекопитающих излучения. И естественно, это разряженная масса, как и вся звезда в целом. Однако скорость есть скорость. Кроме того, приблизительно за четверть секунды до этого солнцелет, согласно физическим законам этой Вселенной, обязан испариться ввиду перегрева и трения о хромосферу, еще одну арктурианскую оболочку толщиной всего-то в десять тысяч километров.
Понятно, еще за три-четыре дня до того на нем должны свариться, зажариться и исчезнуть любые биологические системы, включая одноклеточные. Дадди с Мариной не относились даже к последним.
***
-Они жили счастливо и умерли в один день, — выдала заключительным аккордом к расчетам Марина.
-И даже в одну секунду, — с мрачным излишеством дополнил Дадди и обнял спутницу за талию: теперь было можно все.
Через некоторое время, после ахов и охов, они вернулись к прерванному разговору.
-Мари, моя единственная любовь... — начал Дадди.
-И однозначно последняя, — с блаженной улыбкой дополнила Марина.
-И однозначно последняя, — согласился космолетчик Дадди, кивая. — И вот, моя единственная и последняя любовь, ты учла снос даваемый стакселями?
-Смешишь, — почти не хмурясь, продемонстрировала ямочку на щечке яхтсмен Марина. — Даже если сейчас угол смещения несколько нарушится, все равно в корону Арктура мы — точнее не мы, а мертвый «Мушкетер» — войдет вертикально. Есть разница где?
-В солнечном пятне, было бы прохладнее.
-А что, — посмотрела напарнику в глаза солнцелетчик Марина, — делать нам нечего, почему не совершить трюк, который еще никто не делал?
-Вполне «за», — кивнул Дадди. — Жалко, не тесно от зрителей.
Затем они одновременно посмотрели в затемненный экран. Без жалости и без смеха на них уставился заслоняющий четверть неба оранжево-вездесущий Арктур.
***
-Между прочим, — убрала руку с пульта Марина, — кливер и стаксель дали гораздо больший снос, чем предполагалось.
-Да, — встряхнулся из полудремы прикемаривший у нее на коленях Дадди. — А почему?
-«Солнечный бриз» сильнее, — пояснила Марина, лаская его волосы.
-Мы продлили свои дни? — спросил с замаскированной надеждой космолетчик Дадди
-Вряд ли дни, — разочаровала его девушка. — Посчитать?
-Не убивай меня окончательно, милая, — вновь прикрывая веки, взмолился Дадди. — Может, передохнешь?
-Это успеется.
-Стоп! — внезапно очнулся Дадди, и мерно работающее в его груди сердце ускорило подачу крови. — Стоп! Насколько возрос поток?
-Что ты хочешь? — полюбопытствовала Марина, срезонировав в его волнении.
-Да, нет, ерунда, конечно, — махнул рукой взлетающий к потолку Дадди — понятное дело, в свободном падении на борту «Мушкетера» царила идеальная невесомость. — Но давай просчитаем вариант с переменой галсов.
-Ты хочешь ускориться? — брови Марины взметнулись.
-Давай просто рассчитаем, а.
***
И они просчитали. И глаза у них округлились, и вспотели виски, а где-то под легкими комбинезонами забухало, ускоряя ход, сердце — наивный, маленький и неутомимый насос — как просто и уверенно он обманывается, следуя собственной, необъяснимой извилинами логике. Но его нелогичное буханье заставило две пары глаз, замкнутых в притушенном свете нависающего Арктура, сверкнуть навстречу друг другу. И снова колотились сердца, пока сверхскоростная машина перепроверяла расчеты: всего два удара понадобилось, дабы преобразовать цифры в импульсы и обратно в цифры, и начертать в стерео-полости экрана красивую картинку. И даже Дадди, срочно рыпнувшийся сворачивать стаксели, замер на полпути, над кнопками, чтоб воочию наблюдать рождающееся по новой чудо — тонкую-тонкую линию, чиркающую, нет, все же проскакивающую по краешку, ставшей плоской в увеличении, поверхности гиганта.
-Да, — хмыкает Дадди, притворно зевая и маскируя сумасшествие сердца. — А что там дальше по графику? Сделай сдвиг.
И Марина сдвигает, понимая, что рано радоваться — там за краем экрана этот внезапный подъем должен неминуемо обратиться новым падением. И они смотрят.
-Да уж, — говорит Дадди не в силах скрыть разочарование. Там, в экране линия, вроде уводящая «Мушкетер» прочь от Арктура снова загибается книзу.
-А ведь почти получилось, — вздыхает Марина, и рука ее, от предательского волнения, дергается.
-И все же интересно, — констатирует Дадди, поджимая губу и с обидой сжимая кулаки — так хочется стукнуть по чрезмерно правдивому экрану.
-Интересно? — отзывается Марина, наконец отворачиваясь от пульта.
-Давай снова посчитаем, — поднимает, с трудом разомкнутую, ладонь Дадди. — Нет, правда, просто посчитаем и все. Так, для интереса. Мы ведь и сейчас так делали? Ну, хочешь, поспи! Я сам.
-Да, нет, давай уж я продолжу. Поспать мы еще успеем.
-Вот и я так думаю.
***
Теперь кривая на экране имела совсем странный вид. Это было похоже на траекторию брошенной поверх волн сплюснутой гальки, только с обращением процесса во времени. Взлетающие дуги все увеличивались и увеличивались, однажды обращаясь разорванной поперек линией, уходящей по касательной прочь.
-Но разве это возможно? — совсем спокойно удивлялась Марина, щурясь в экран.
-Наверное, нет, — размыкал напряженные челюсти Дадди. — У нас ведь нет паруса. Только... Я ведь просто так считаю — занятно.
-Ну да, заняться ведь больше нечем, — стреляла ему в глаза Марина. — И все-таки, что «только»?
-Что «только»? — переспрашивал Дадди, продолжая клацать кнопками: теперь над вычислителем возвышался он, а не Марина.
-«У нас нет паруса, только...». Ты так сказал или мне нужно извлечь и расшифровать запись «черного ящика»? Знать бы, где он прячется?
-Марин! — внезапно поворачивается к ней Дадди. — Мне нужно выйти в открытый космос.
***
-Зачем? — говорит Марина, уже догадываясь о цели, и тут же, спеша опередить правду, пытается остановить другим. — Жесткость наших скафандров недостаточна при такой близи к звезде.
-Глупость! — напущено веселясь, отмахивается Дадди. — Перестраховщики хреновы! Я, просто, туда и обратно. Делов-то — перецепить баллон.
-Дадди, одному нельзя. Может, я с тобой?
-Оставлять «Мушкетер» без присмотра тоже не положено, — космолетчик Дадди уже встает, воспаряет к центру кабины. — Я туда и обратно. Что я сам не понимаю, что такое радиация?
-Тебя зажарит, — она даже пытается перехватить его скользящую мимо ногу: растягивается эластичная ткань возле колена.
-Не глупи, малышка, — вертится в воздухе Дадди, словно пловец борющийся с акулой. — Что значит «зажарит»? У нас с тобой не слишком много альтернатив. Сегодня еще можно, ты прикинь, какой поток будет в короне суток через двое. Тогда точно зажарит, — он, наконец, вырывается и со смехом, толкаясь о подголовник ввинченного в пол кресла, уносится вдоль отсека.
-Ну, не шути, Дадди, — взлетает вслед за ним Марина. — Ты не посмеешь бросить меня здесь одну. Но он уже размыкает ящик. Оттуда пялятся в замкнутый мир «Мушкетера» одноглазые циклопы скафандров.
-Твое дело будет следить за изменением давления, — наставляет ее Дадди, колдуя с застежками. — Не хватало, выпуливаться вовне по второму разу.
-Дадди, — говорит она, дергая его за руку. — Опомнись, это чистая теория. На сколько грот-мачте хватит раствора из вспомогательного бака?
-Посчитай, — он уже сует ноги в невесомость внутренней оболочки скафандра. — На полную парусность — не хватит даже на раз. Попробуем работать пятой, а может и шестой частью площади.
-Сумасшедший, — в отчаянии или в восхищении констатирует Марина.
-Это я то? — удивляется Дадди. — Жалко ты не успела... Точнее, я тебя познакомлю с Мегрэ, вот он действительно! Однажды ниже меркурианского перигея...
***
После — выход в космос. Короткий, торопливый нырок в вакуумное ничто. Совсем не опасное само по себе, но сейчас из-за близости арктурианской хромосферы, переставшее быть совсем уж ничем — обратившееся полигоном для свербыстрых трековых забегов опаснейших частиц. И потому несдерживаемый, облегченный вздох, по закрытию входной створки. Двойной вздох, ибо томящаяся у экрана Марина здесь, в ожидании, обретает новую привычку кусать ногти, пытаясь этим, откусить конечно не их — навязчивую медлительность породнившегося с черепахами времени. Иногда такое даже получается — отщипываются, валятся в никуда, крохотульки секундной и полусекундной длительности.
Потом люди обнимаются. С таким жаром, будто не виделись годы. Может и правда, электронный хронометр врет? и из-за близкой массы Арктура время уже приобрело релятивистские качества? Мари смотрит на пришпиленный у сердца индивидуальный дозиметр. Ничего особенного, но точно ли он не снимался при путешествие вовне? Дадди конечно не фокусник, однако мало ли? Тем не менее, она ведь сама помогала ему облачаться в скафандр, так что дозиметр в космосе конечно же был.
Теперь они снова у пульта. Не дышат, как будто регенераторы кислорода сдохли, и воздуха у них теперь в обрез, а не на сто и более оставшихся крохотулек жизни. Происходит контролируемое излияние содержимого привинченного Дадди баллона в открытый космос. Все очень аккуратно, предельно автоматизировано на уровне химии. Но и не медленное. Вакуум, штука пустая, но энергию он отсасывает — будь здоров. И потому стремительное надувание паруса. Моно-молекула должна растянуться в аккуратную однослойную структуру, без всяких ватных сгустков. На что это похоже извне, через обзорный экран? На распахивание перед кораблем жидкого зеркала.
Эффект конечно не полон. Ведь это обрезок, осколочек возможной в максимуме площади. Разница стократна. Но глаза солцелетчиков вспыхивают, они тоже меняют альбедо.
***
Ну, а потом приходит время прощаться. Ибо негоже подвергаться равной опасности вдвоем, когда имеется способ хотя бы одному избегнуть пусть не гибели — если уж она неминуема, — так хотя бы мучений. На борту наличествует компактный витрификатор. Нет, он стоит тут не для того, чтобы хоронить людей в столетиях ледяного плена. С некоторых пор этой штукой снабжаются все солнцелеты — всё та же обязательная оснастка спортивных яхт. Видите ли, даже в ближних окрестностях родной звезды человечества не все природные процессы удается предвидеть. Иногда Солнце вспыхивает, и отнюдь не всегда это совпадает с известными циклами. И тогда...
-Да, не полезу я туда, — непримиримо говорит Марина. — Почему я?
-Потому, что ты женщина! И моя любовь! — отвечаете вы и смотрите на нее взглядом наглядно демонстрирующим последнее утверждение.
-Но ведь если... — Марина делает паузу, ибо нельзя, не положено говорить следующее слово всуе, дабы не накликать беду. — Если все-таки погибать, так какая разница, Дадди? Там, промороженной насквозь, даже хуже. Так и сваришься, ничего не узнав. И вообще, если уж погибать, так почему не провести это время вместе?
-Мари! — надо говорить убежденно, ибо проявление мягкотелости ведет к неумолимому поражению. — Сейчас впереди не более чем двое-трое суток. Здесь, на борту, станет жарко. Будет не до любви. Аппаратура перегреется и надежность уменьшится. Делать маневры парусом придется чуть ли не вручную. А тут нужно будет отрываться на приведения тебя в сознание из-за тепловых ударов.
-Значит, по-твоему, я балласт? — солнцелетчик Марина начинает закипать, и это наверное к лучшему. — Да у меня спортивный стаж...
-Я знаю, знаю, девочка. Но сейчас не тот случай. У нас экстравагантная ситуация. Не до женских истерик, — намеренное, больно колющее словцо.
-Истерик? — переспрашивает Марина, не веря. — Я по-твоему...
-Конечно нет, Мари. Но сейчас мы судачим из-за двух дней мучений. А ведь если выживем, у нас впереди — целая жизнь.
-Но если мы все равно погибнем, то значит сейчас ты просишь меня заранее лечь в гроб. Ведь так?
-Знаешь что, — выкручиваетесь вы во внезапном озарении. — Я обещаю, что если парус снова лопнет, и маневр пойдет прахом, то я тебя разбужу. Разбужу даже в том случае, если здесь, на «Мушкетере», будет полыхать ад.
-Ты даешь честное слово, Дадди? — она смотрит очень внимательно, прочитывая мысли сквозь глаза.
-Честное слово, — киваете вы, и в самом деле веря в правдивость своей клятвы.
-Ну, тогда ладно, — отступает Марина.
Идет подготовка витрификатора к использованию. Вообще-то вы никогда такого не делали. Но мало ли что сейчас происходит впервые.
***
Экраны затемнены ибо хромосфера Арктура пышет во всей передней полусфере. Возможно, она даже загибается по краям, обволакивая капсулу. Это не просто не исключено — в порядке вещей, под вами не планета с нормальным удалением горизонта, и даже не планета-гигант, хуже — это даже не Солнце, здесь раскинутая вширь звезда-чудовище. Что с того, что вы еще не приземлились? Вообще-то по сути такое и невозможно — и вы, и солнцелет испаритесь преждевременно, — но все-таки? Естественно, и твердой поверхности там тоже не наличествует. Так что если даже капсула сплошь из магнитных силовых полей, а не из плавящихся материалов, то и тогда сесть не на что. Но... Возможно, внизу релятивистские эффекты действительно скрутят горизонт в узел, и там, над вами, не останется даже узенькой диафрагмы пустоты для обратного броска. Однако чистый эксперимент с пространством не получится. Побочные эффекты путают дело. При спуске туда, вниз, не только биологический наблюдатель, но даже яхта-оболочка сплющится в... Нет, не в блин. В металлическую лужу толщиной в микрон. Эдакое подобие растянутого перед «Мушкетером» паруса. Но даже если волшебство магнитных полей сохранит структуру, мощность не рассеянного радиационного потока убьет не только привыкших к атмосферной защите людей, но даже аппаратуру; фотопленки засветятся, а линзы потемнеют.
Однако все эти кошмары дело будущего. Не слишком далекого, но в условиях реализующегося вокруг ада явно недостижимого. И ад на борту проявляется не только фигурально. Один из мифических параметров — жар — уже здесь. Дадди смахивает пот, а кабинный климатизатор впитывает невиданные доселе порции влаги. Дурманящая жара придавливает, заставляет погружаться в противное, полусонное состояние. Дадди выныривает, выгребает в явь. Он хочет делать все по рассчитанному загодя плану. Очень скоро нужно будет аккуратнейшим образом доворачивать парус. Он мало доверяет яхтной автоматике. Дело даже не в грубости техники; невозможно, чтобы на ней уже не сказались внешние дискомфортные процессы. Малейшая ошибка будет стоить самого паруса, а надуть его снова попросту нечем. И тогда, вместо рассчитанного лавирования галсами и пусть маловероятного, но выпуливания вовне — однозначное единовременное падение.
И очень хорошо, что рядом не присутствует Марина. Ужасно было бы наблюдать, как из уверенного крепкого человека она превращается в неврастеника. В ходячий труп, ибо чем они еще станут после того как в очередном развороте рей парус пойдет по шву? Не в том дело, что у моно-молекулы нет швов. Да, вообще-то и нельзя думать о кошмарах, психической настройкой увеличивая возможность их реализации. Она и так велика. Гораздо выше, чем вероятность выхода из этого растянутого в две недели пикирования. Может даже дольше, ведь ближе к гиганту, вполне могут начаться релятивистские эффекты — растягивания времени. Правда, и сокращение длины. Интересно, кто кого переборет? Но получится ли все эти казусы наблюдать изнутри ввергнутого в эксперимент корабля? Вообще-то, вряд ли к достижению радиуса релятивизма пространства-времени на «Мушкетере» будет существовать разумный наблюдатель. Разве что как сгусток разлагающейся протоплазмы. А может уже и не разлагающейся. Ведь переваливший за красную отметку поток частиц вполне запросто прикончит и питающиеся падалью бактерии. Итак, эффекты теории относительности без живых участников! Как скучно.
Однако пока еще не слишком скучно. Корабль уже тихонько поджаривает вяло шевелящийся внутри субпродукт, но все-таки еще не обратился в эффективную микроволновую печь.
***
Иногда, сквозь тягостную вялость мысли, проскальзывают тени припорошенные эмоциями. Остатками эмоций, эдакой пропущенным через мясорубочку и подсушенной оранжевым солнышком приправой. Например, как там поживает замороженная Марина? И куда все-таки девается сознание, когда человек мгновенно высушивается и отбрасывается на сто градусов вниз по шкале Цельсия? Впрочем, наверное туда же, куда и у вас самих, в период сдачи позиций и погружения в дрему. Хотя в этих странных горячечных полуснах-полуяви, что-то от сознания, некие крохи, все же сохраняются. Правда, происходит обрезание большинства нитей связанных с реальностью, но может, в мареве грез проступают негативы не замечаемых в обычном бытии связей? И тогда вы просто бессильно ждете, когда сквозь мусорный туман осколочных обрезков мыслей проступит какое-нибудь откровение. Иногда оно принимает вид собеседника.
-Как дела, Дадди? — спрашивает Марина переворачиваясь с боку на бок в своем холодильнике.
-А ты проснулась, Мари? — удивляетесь вы, ибо действительно не помните, когда перевели витрификатор в режим реанимации.
-Не проснешься тут, — ворчит Марина. — Ты что не чувствуешь жару? Что кондиционер не хочет нормально работать?
-Да, нет. Вроде шумит, — оправдываетесь вы и привстаете чтобы помочь Марине выбраться. Толчок неудачный — невесомость подбрасывает вас вверх, а потолок кабины срабатывает как теннисная сетка. Вот по такому траекторно усложненному маршруту вы и добираетесь к витрификатору.
Он почему-то закрыт. Ровно сияет зелененький огонек. Вы наклоняетесь, сдвигаете обзорную панель. Там внутри, под пулестойким стеклом, сплошная белая льдина. Марина не видна и не откликается. Вы смотрите в обзорный экран. Скелет, мышцы, кожный покров — все в норме. Температура « — 70», легкие не шевелятся и человек, понятное дело, не дышит. Вы снова в поту; в страхе проверяете подачу тока, неужто в бреду вы, и правда, отключили питание? Нужно, да просто обязательно требуется заблокировать отключение через какой-нибудь хитрый пароль.
***
«Мушкетер» достиг перигея первой стадии маневра. Дадди с трудом заставил себя выбросить мысли о слежении за витрификатором, и внутрикабинным термометром. Требовалось орудовать парусом. Сейчас было необходимо заставить солнцелет — всего на всего — изменить пикирование на взлет. Усеченный парус в данном случае не служил для замедления скорости, он был обязан сработать как катализатор процесса. Он просто менял вектор движения космической яхты. Теперь полученное от гравитации ускорение начинало использоваться для взлета, а не для падения. Корабль, словно столкнувшийся с морской волной камешек, уходил по дуге. С этого момента гравитация гиганта действовала против него, но зато излучение подталкивало кверху. В рассчитанной точке гравитация должна так или иначе победить, ибо площадь паруса оказывалась много меньше требуемой, но еще до этой роковой точки план требовал нового изменения галса. И тогда все обязано было повториться, только теперь — если все правильно — с увеличением амплитуды. Так, все более и более длинными бросками, Дадди и рассчитывал, в конце концов, вырваться из гравитационной ловушки. Конечно, для этого требовалось не ошибиться в расчетах, ну и, разумеется, чтобы эти самые умственно выведенные цифры и графики имели достаточно большое отношение к реальной вселенной.
Да, очень требовался еще один фактор — везение. Например, он был просто необходим для того, чтобы единственный парус «Мушкетера» не лопнул при очередной смене галса, или же за просто так, от чрезмерно сильного натяжения звездным «ветром». Ведь космические яхты вовсе не предназначались для столь глубоких нырков в солнечную корону. А ведь с каждым очередным «погружением» сработанный в далекой лунной верфи кораблик «нырял» глубже и глубже. Следовательно, напор «ветра» возрастал. Пропорционально кубу мощности, понятное дело.
Ах да, еще нужно было умудриться не угодить в какой-нибудь протуберанец. А ведь, как известно, взлететь на сотню тысяч километров над фотосферой, для звездных вихрей, пустяк.
Но все эти напасти грозили только в одной из вариаций будущей, той где «Мушкетер» успешно выходил из первоначального пикирования. Вот этим и следовало заниматься солнцелетчику Дадди.
***
Он в ужасе осознал, что берегущая его от жара и холода оболочка «Мушкетера» рассыпалась. Какая должна быть температура, чтобы металл и кристаллизированный пластик обратились в порошок? Он не знал этого, да вообще-то никогда и не слышал о таком. Однако теперь не оставалось времени на теоретические размышления. Он остался один на один с приближающейся хромосферой Арктура. Успеет ли он до нее долететь? Наверное, с секунды на секунду вакуум выжмет из него воздух, а излучение высушит в мумию. Нужно было успеть сделать самое главное. Он оглянулся, разыскивая парящий в пространстве витрификатор. Тот падал параллельным курсом, однако уменьшался в размерах: возможно, сказывалась разница в весе — падал он быстрее. Опыты Галилея не являлись тут указкой, в искаженном релятивистскими эффектами мире соотношение масс влияло на результат. Сейчас требовалось сделать бросок идентичный применяемому парашютистами-акробатами в момент свободного падения. Он напрягся, не отрываясь отслеживая кувыркающуюся гробницу Марины. Сделал сильный толчок ногами...
Мягкие ремни остановили его бросок. Он не понимая уставился на приборную панель. Сбросил со лба потные капли: созданный кондиционером ветряной поток унес их куда-то в сторону.
Дадди мотнул головой. Витрификатор покоился в положенном месте и подсвечивал зеленой лампочкой. А сам «Мушкетер» совершал восходящую стадию маневра.
***
Но галлюцинации — хитрые штуки — они разнообразны.
Однажды появились голоса. Хотя вполне возможно, что они существовали всегда, просто сейчас он, наконец, настроился в резонанс и услышал. Это случилось после удачного выхода из первого пикирования, на долгом, тормозящемся Арктуром, подскоке вверх.
-Эх, Дадди, Дадди, — шептали голоса, — как же ты попал в эдакий переплет?
-Ну, так... — хотел оправдаться Дадди и замолкал. С какой-стати он должен оправдываться перед галлюцинациями?
-Эх, Дадди, Дадди, — бубнили голоса. — Надо же было забираться в такие дали, имея столь хрупкую структуру организма.
-Хрупкую? — удивлялся Дадди. — Смотрите, на градуснике уже пятьдесят два, а я все еще держусь.
-Ну-ну, — смеялись голоса. — Герой! Кто ж с этим спорит? Однако ты выбрал весьма сложный способ самоубийства.
-Какой есть, — хорохорился Дадди.
-Не пристало разумной материи делать такие глупости, — осуждающе констатировали голоса. — Не для того предыдущие виды продирались по эволюционной лестнице.
-Причем здесь другие виды? — возмущался Дадди. — Это мое собственное решение!
-Это ты думаешь, что собственное, — возражали голоса. — На самом деле, и ты, и Марина песчинка больших процессов. Эта внешняя экспансия вида. Молодое поколение разведчиков. Но здесь, сейчас, ты перехлестнул, Дадди. Не стоило так рисковать. Да, и не оценят ваш подвиг. Хотя причину гибели вполне поймут. Глупая мальчуковая выходка! Много ли ума надо, дабы «пикирнуть» в звезду-гигант? Совсем даже не надо. Да и солнцелет мог быть гораздо попримитивней.
-Много вы понимаете, — бурчал Дадди.
-А что тут особо понимать? — грубили голоса.
Дадди молчал. Обиженно тыкал пальцами в уши.
И голоса стихали.
***
Он боролся с галлюцинациями как мог. Лучший метод сражения с вышедшим из-под контроля сознанием — медикаментозный. Однако ему следовало не восседать посреди отсека заторможенной куклой, а активно следить за изменяющейся обстановкой. То есть, как бы нести боевое дежурство. Это когда вроде бы ничего не делаешь, и тем не менее в любой момент готов совершать подвиг. Достаточно утомительное состояние, если относиться к нему серьезно. Ну, а когда галлюцинации уже атакуют, бессмысленное напряжение нервов им только на руку. И значит, сознание требуется отвлекать, держать его нить наведенной на что-нибудь умное. Например, с периодичностью час делать перепроверку расчетов. Но существует еще и подсознание. А вот его следует загружать по-своему. И поскольку оно заведует всякими простыми вещами, то тут самый удачный метод — тяжелая физическая работа. И лучше не слишком монотонная.
Однако и с тем и с другим планом на «Мушкетере» не разгуляешься. После первичных расчетов, проверка и перепроверка с внесением новых данных об ускорениях и «ветровых» потоках производятся автоматически. «Желаете взглянуть, шеф? Вот, пожалуйста». Любуемся в экран. «Вот вам двумерный, а вот и трехмерный график скольжения, после изменения ракурса паруса. Вот приращение скорости, а вот добавочка за счет гравитационного ускорения». Все красиво, наглядно и траекторно выверено. Да хоть в замедленной мультипликации — все равно минуты на изучение. Чем занимать сознание в остальное время? Зубрежкой эсперанто «шестнадцать»?
На счет занятости подсознания — не лучше. «Мушкетер» летит не на дровах, так что рубить-колоть ничего не требуется. Можно конечно увлечься гимнастикой. Но во-первых, сколько раз нужно присесть в невесомости пока устанешь? А во-вторых, когда валишься в бесконечный охват хромосферы, и вероятность удачного завершения спасительного маневра высвечивается цифрой с двумя нулями после запятой, как-то не слишком тянет укреплять голени. Однако у моторных функций организма имеется добавочная нагрузка, в виде сражения с перегревом, смахивания со лба пота и размежевания век в борьбе с сонливостью.
Тем не мене этого недостаточно. Где-то там, под черепной крышкой, происходят замыкания.
***
-Да, кто вы такие, черт побери? — сказал им однажды выведенный из себя недосыпанием и жарой Дадди.
-Арктурианцы, понятное дело. Кто же еще? — ответили ему голоса, и даже чуть слышно хохотнули при этом.
-Арктурианцы? — повторил, а может быть, переспросил Дадди.
-Ну да, не с Веги же мы явились, чтобы с тобой поболтать.
-Наверное, не с Веги. Правда, я подозреваю, откуда, но...
-Снова думаешь, что из твоей головы?
-Ах да, вы читаете мысли. Я как-то запямятовал.
-Естественно, читаем. Хотя вначале это была просто забава — дешифровка.
-Странно, зачем нужна дешифровка? — критиковал Дадди неразумное подсознание. — Мои собственные «галюники», вроде бы, обязаны понимать мои же мысли без всякой раскодировки.
-Ну, а нас это заинтересовало, как видишь.
-Да ничего я не вижу!
-Тебе что, Дадди, еще и видео-образы создать, да?
-А что, создайте!
-Можно, но тут есть трудности в их усвоении. Видишь ли, нам довольно непривычно воспринять окружающий тебе мир на твой манер. Скорее всего, рассогласование будет очень большим. Твой молекулярный мыслительный инструмент может не выдержать дополнительной нагрузки, он и так в режиме стресса.
-Но голоса-то получились?
-С голосами проще. Ведь слова — это как бы значки, и на основе них ты создаешь собственные образы. К тому же, у нас тут не лучшие условия для связи.
-Арктур мешает?
-Да нет. У нас ведь не радиосвязь — звездная корона ни причем. Как раз внутри Арктура было бы лучше.
-Ага, предлагаете нырнут? — наконец-то раскусывал Дадди хитрость подсознания. — Не надейтесь.
-Ни в коем случае, — возражали голоса. — В той среде ты не сможешь существовать.
-Ух ты, какое открытие? А я-то думал, — издевался далее торжествующий космический волк Дадди.
-Мы поняли, ты сейчас не расположен общаться. Тогда отдыхай. Мы подождем, — стихали голоса.
-И не надейтесь! — кричал вслед голосам Дадди. — Я в клуб самоубийц не записывался!
Но его невидимые собеседники таяли.
***
А Марина все настойчивее требует освобождения.
-Что тебе стоит? — спрашивает она посмеиваясь. — Боишься, что ли?
-Чего? — интересуется Дадди, холодея. Уже догадываясь.
-А вот того, — хитро прищуривается она через лёд. — Того, что реанимационный режим невозможен.
-Глупости, — достаточно убежденно парирует Дадди. — Лампочка горит — аппаратура исправна.
-Лампочка! — глухо хохочет Марина, ибо лед все-таки мешает нормальному звукопрохождению. — Нашел аргумент. Может, она замкнута в цепь просто так. А на самом деле я уже не совсем жива.
-Успокойся, Мари, — убежденность Дадди куда-то проваливается. — Конечно, ты не совсем жива — ты же в морозильнике. Потом, когда оттаешь...
-Вот и включи! — командует Марина все еще узнаваемым голосом.
-Нет, нельзя, — Дадди машет головой и проверяет застежки кресельного ремня. — Пока еще нельзя.
-Ты что меня не любишь? — женский голос странно вибрирует.
-Нет, правда, не могу, отключение поставлено на закодированный запор, — выныривает из памяти неотразимый аргумент.
-И что? Разве кодировку делал не ты? — ледяной параллелепипед начинает трескаться от истерического хохота.
-Нет, не могу! — Дадди затыкает уши и прикрывает веки — там внутри хохочет что-то незнакомое, может даже нечеловеческое. Солнцелет начинает раскачиваться в такт этому хохоту. Надо держаться руками за подлокотники — помогать ремням, однако ведь и уши требуется затыкать постоянно. Это дилемма.
Надо было загодя облачиться в скафандр, догадывается Дадди. Может, еще не поздно? Он начинает судорожно отстегивать ремни. Испуганно замечает, что ужасный смех становится тише.
Он вдруг спохватывается. Мысль с надеванием скафандра — это просто трюк. Повод, дабы заставить его отстегнуть страхующие от ошибки привязи.
И тогда корабль опрокидывается. Ледяная глыба срывается с креплений и трескается. Оттуда выдавливаются холодные, беловатые пальцы. Они напрягаются...
***
Иногда ему снова казалось, что он беседует. Точнее, слушает, лишь по мере надобности задавая вопросы. На них отвечали, или не отвечали. А может быть, всегда и чистосердечно поясняли что-то в ответ, да только он не мог уловить смысл. Ведь это немудрено, если только он действительно общался со столь экзотической формой разумного существования.
-Но разве в природе может появиться звездная форма жизни? — спрашивал Дадди, сразу ощущая, что уж этим вопросом попал в точку.
-Скорее всего, нет, — отвечали уже знакомые голоса. — Ведь здесь, в звездах, все так ненадежно, так быстротечно. По крайней мере, по мнению вашей цивилизации. Хотя если разобраться, то в каких-нибудь нейтронных все относительно стойко. Живут они невероятно долго, послойное распределение материи там стабильно. Так что даже теоретически все допустимо. Однако вероятность реализации не укладывается во время существования обычной вселенной.
-Разве есть другие варианты вселенных? — искренне интересуется Дадди, но на этот раз не угадывает.
-Ну, вы же не космофизик, а у нас нет времени начинать с азов. Очень скоро вам снова делать маневр.
-Ага, значит, мы ведем беседу только в тех пределах, что я могу понять и воспринять, так?
-Естественно. Разве есть смысл в другой?
-В таком случае, это ничем не отличается от галлюцинации, правильно?
-Разве вы специалист по галлюцинациям, Дадди? — смеются, а может уже явно издеваются голоса.
Потом они стихают. И вовремя. Очень скоро «Мушкетеру» действительно требуется делать маневр.
***
Скорее всего, это самообман, но ощущение такое, что на борту прохладнее. Хотя может так и есть? Здесь в пространстве, стыкующимся с хромосферой, способно происходить все что угодно. Кто здесь когда-либо бывал? Тем более, «Мушкетер» находится ближе к апогею дуги. Очень скоро потребуется делать очередную смену галса.
Никаких голосов и галлюцинаций тоже нет. Однако вы все-таки отстегиваетесь и проверяете крепление верификатора. Он вделан в корпус так, что оторваться попросту неспособен. Разве что весь солнцелет развалится на куски от столкновения с метеором. Могут ли в ближайших окрестностях Арктура встретиться метеориты? Почему собственно нет? С его массой, он может притянуть их бог знает откуда. Понятно, следов падения — в плане, кратеров — не останется никаких. Даже если на Арктур свалится Луна, он заглотнет ее без всяких охов-ахов. Да, кстати, может, поэтому у него отсутствуют планеты? Поглотал всю семейку, и не икнулось! Бывают же существа пожирающие своих детей. Почему бы не предположить существование аналогичных звезд? Разумеется, звезда-гигант штука неживая, хотя... Как быть в отношении тех самых интеллектуально подкованных голосов? И вот еще, может сейчас они пропали не в связи с тем, что на борту стало несколько прохладнее и голова подостыла, избавившись от галлюцинаций, а потому что «Мушкетер» действительно поднялся в более холодные области, и здесь им достаточно некомфортно существовать. Ведь птицы, например, не залетают в стратосферу, так?
В общем, сейчас было о чем подумать, да и чем заняться тоже. Предварительный расчет — это хорошо, но следовало ввести его в соответствие с истинными параметрами движения, дабы развернуть парус на правильный угол. Почему бы, для верности, не провести вычисления в параллель с машиной?
Так что работа имелась не только для белковых, но и для кремниевых мозгов.
***
Представьте, говорили ему голоса. Представьте, что в этой вселенной вы познали уже почти всё. Невозможно? Вполне возможно. Вы — в плане вся ваша цивилизация в целом — верно не догадываетесь, как близки эти конечные рубежи познания. Нет, не как все и вся до мельчайшего предела. Но все основные законы, все основные взаимосвязи. Нет, это на значит, что когда рубежи достигнуты, становится скучно. Ведь остаются задачи освоения, так сказать, переработки «всего этого» и «вся этого» в, так сказать, составляющие ноосферы. Да, жизнь появляется, как обычно, в архейских морях, от взаимных действий атмосферного электричества и химии, однако познав пути своего собственного становления, научившись копировать, а затем, на основе синтеза невозможных в естественном мире сочетаний, превзойдя оригинал, жизнь совершает рывок. Теперь получается освоить и неорганику недоступных жизни планет. Да, поначалу, планет. Да и то не всех. Сперва, снова по закону подобия — сходных по массе, наличию атмосферы и прочее. Затем все подряд, и сразу во всех направлениях, то есть, от газовых гигантов, с силой тяжести пять-десять «G», до безатмосферной мелочи лун, включая астероиды и планетарные кольца. Жизнь становится направленно агрессивной. Со временем, как не странно совершенно несравнимым с геологическими сроками по длительности, но весьма сопоставимым по результатам, все вокруг уже приспособлено для жизни. Нет, имеется в виду, не подстройка под стоящую в детонаторе процесса исходную форму разумного носителя — однозначно случайную по происхождению. Хотя теперь, весьма запросто можно было бы произвести и такое. Однако та исходная форма уже преобразовалась, то есть самостоятельно переработалась в нечто гораздо более универсальное. Форма — мощь скелета, состав исходной органики, размеры, масса — все это так запросто преобразовывается по мере надобности. Всё это мелочь. Теперь удается, и чем дальше, тем быстрее и глобальнее, перестраивать саму суть.
Мозг. Устройство для познания мира. Теперь его можно делать любым: в пределах законов Вселенной, разумеется, но уже не ограничиваясь естественными границами. Удается делать специализированный — для определенных задач и функций, а можно перестраиваемый — конструктор-универсал. Можно просто — меньше-больше, к тому же из наличных материалов. Например, на планетах-чудовищах удобен небольшой и следовательно легкий. Однако дабы втиснуть в муравья несколько миллиардов нейронов, надо переделать сами нейроны. Это вполне получается. Более того, это что-то из области первоначальной эквилибристики. Ведь можно попробовать изобрести даже иные принципы. И это выходит. Но теперь уже трудно сориентироваться, что лучше, а что хуже. Тут уж смотря для чего. Для приспособления, для преобразования, для пассивного познания, или для погружения в виртуальность. Кстати, в последнем варианте, количество путей следования скачком разветвляется в еще одну бесконечность. Здесь уже не просто новые пути древа эволюции. Тут уже древо эволюции эволюций. Однако не забудем, что поворот в любое из ответвлений, это обычно уже невозможность попасть в другие. По крайней мере, так было ранее, в доноосферном прошлом. Теперь...
Впрочем, после нескольких, сделанных последовательно развилок, и теперь тоже. Хотя, кто мешает в разных местах идти разными путями и обмениваться опытом? Затем, в случае чего, скакать по ветвям обратно, или протягивать паутину напрямик? По крайней мере, такое получается задумать. Осуществить... Может, на некоторых этапах, у кого-то такое и получается.
Но ведь нас сейчас не интересуют все возможности. Остановимся на наблюдаемой конкретике. Планеты-гиганты — тут действительно первый этап. Ведь цель всей этой экспансии жизни и разума, или разума и жизни, в самосохранении. По крайней мере, это одна из главных целей, помимо чистого познания. Правда, и само познание, в большой мере, служит последней. Ладно, не о философии речь. Дело о конкретике. Итак, что грозит разуму и жизни? Ну, выбросив из рассмотрения внутренние противоречия самого разума, для простоты.
Столкновение с кометой? Детский вопрос, решен на первоначальном этапе космической эры.
Вспышка светила-мамы? При расселении на ближайшие солнца — не смертельно для популяции. Да и вообще, внутренние процессы в звезде можно взять под контроль. Нет принципиальных сложностей.
Столкновение галактик? Процесс экзотичен, масштабен, но предсказуем за миллиарды лет. Можно произвести уклонение. Возможно, даже галактикой в целом.
Что еще?
Есть еще более масштабные процессы. Мега-мега процессы!
***
Конечно, можно например разобрать какой-нибудь из не самых важных в работе блоков. С целью профилактики и регламента. Протереть пыль, подпаять контакты, сверить порядок выходных импульсов, подкрутить осциллограмму туда-сюда, имитируя настройку. Столь удачно выбранная работа займет и сознание и подсознание одновременно. Однако попробуйте найти на максимально облегченном типе корабля — солнцелете — не слишком нужный узел, которым можно рискнуть. Ведь кто знает, сможете ли вы его после удачной разборки столь же выверено собрать. Да и какая пыль в запаянных наглухо модульных блоках? Какая пайка? Если последняя и имеется, то это микро-пайка, может и подходящая работа для часовщиков прошлого, но в нынешнее время, только для специального автомата. Такового на борту «Мушкетера» не наличествует. Вероятно, к счастью, ибо неизвестно на что вы можете решиться борясь с навязчивостью галлюцинаций. Кстати, по последней причине, слишком частые проверки расчетов нежелательны. Вдруг вы не сможете отличить явь от вытесненной на волю мозговой эманации. Смещение лишь одного цифрового соотношения в сторону от реальности дернит вас разворачивать мачту. К чему это приведет?
И значит, летим бездельничая, хотя и не в комфорте. А ведь галлюцинации затаились и ждут.
***
-Что же это за процессы, — поясняли голоса, внезапно усиливаясь в тональности.
-Действительно, что? — переспрашивал Дадди, как-то уже не слишком удивляясь внезапным появлением этих самых голосов. Тут имелось сходство с помехами в радиосвязи. Вы ведете переговоры, и вдруг — раз, некие ионосферные выверты оборвали вам канал. Теперь он восстановлен и можно продолжать деловое общение.
-Сама Вселенная конечна, так.
-Ах, да, — соглашался Дадди.
-Как избежать этого?
-Ну?
-Точнее, как разуму избежать данного катаклизма?
-Но ведь это нескоро, так что...
-Чем развитей разум, тем далее он смотрит вперед. Итак, существует несколько путей. Первый, преобразовать саму Вселенную. Второй, создать некий кокон, дабы пересидеть катаклизм. Если он конечно преобразуется в нечто новое. Допустим, в варианте пульсирующей вселенной, где вместо сжавшегося в сингулярной мира, возникнет новый, такой же, или сходный. Но ведь этот мир совсем не обязательно возникнет вновь, правильно? И значит, можно попробовать, еще одни метод. Найти пути перехода в иные вселенные.
-Если они есть, — уже попривыкнув к дискуссиям, паясничает Дадди.
-Естественно, если есть. Но здесь путь исследования сам по себе смыкается с поиском входа-выхода. И застопоримся тут. Поговорим именно об этом пути.
-Поговорим, — спокойно кивает космолетчик Дадди.
-Предположим, что «черные дыры» — это входы куда-то туда.
-Не новая мысль, — комментирует Дадди.
-Естественно, — соглашаются голоса. — Но как проникнуть внутрь? Как минимум, нам требуется разумный естествоиспытатель способный выдержать состояние сингулярности, так?
-Наверное, — кивает Дадди.
-Конечно, так. Вопрос можно решать последовательно, а можно прямо в лоб. Одно из древ новой — искусственной эволюции. Вот мы и являемся попыткой сделать все по первому варианту.
-Как? — переспрашивает оторопевший от столь быстрого прекращения диспута Дадди. Но голоса уже уплывают, растворяются в пространстве, а может быть в мозгу.
-Ну, ладно. До свидания, мои странные «галюники», — как-то подытоживает разговор Дадди.
***
И внезапно, несмотря на окружающий жар и не справляющийся с работой климатизатор, из-за которого вы и так постоянно в испарине пота, вы снова потеете, как бы возводя свою потливость в квадрат. Ибо с гораздо более глубоких слоев головы, чем потовые железы, вас неожиданно ошарашивает, убивает наповал, выскочившая из подсознания мысль-прозрение. И ведь она столь банальна, что просто невероятно как она могла до сего мига прятаться в завихрениях прочих мыслей. Или наш, естественным образом сформированный разум не есть самый оптимальный инструмент познания, в отличие от искусственно эволюционизирующих жителей Арктура, или он столь хитер, что запросто обводит вокруг пальца своего хозяина — сознание. Ведь как, еще в первоначальных расчетах этой уводящей прочь от звезды-гиганта эвольвенты, можно было не принять в рассмотрение обрушивающиеся на корабль ускорения? Неужели для проворота нужных для догадки шестеренок требовалось ошарашивать тело третьей по счету перегрузкой? Вершина идиотизма! Людям со столь примитивной «сооброжалкой» ни как нельзя было не только выдавать права на вождение солнцелета, но и вообще подпускать к космоверфям ближе чем на километр.
Конечно, у них с Мариной есть оправдание. Как настоящие солцелетчики, а не ракетчики, они привыкли к медлительному набору скорости. Только за счет корпускулярной натяжки паруса «Мушкетер» никак не способен «поддать газу» даже усилием в один «G». Однако сейчас, из-за маневра в невероятной близи от оранжевого гиганта, простое изменение вектора движения давало огромную прибавку нагрузки. Например, то открытие, что на выходе из последнего «нырка», космическая яхта испытает на себе шестьдесят семь «G», причем не считанные секунды, а двенадцать минут подряд, с медленным падением до десяти — для существа родившегося на Земле и имевшем полное генетическое древо только этой планеты — смертный приговор.
И потому, после такого откровения, вы долго размышляете на заданную тему. Например о том, что возможно космонавты древности, с их воистину «инквизиторской» подготовкой, может и выжили бы после такого «аттракциона», однако даже они бы не испытали большой радости, и наверняка бы обзавелись группой инвалидности на постоянной основе. И поразмыслить время есть, и к тому же не только в жанре чистой теории. Ведь вы еще сидите пришпиленным к пилотскому креслу и медленно акклиматизируетесь после перенесенной только что перегрузки всего лишь в пять «G». Только намедни вы осуществили выход всего лишь из третьего «нырка». То-то еще будет.
Конечно, есть одна возможность (чисто умозрительная!). К примеру, находящаяся в витрификаторе Марина не испытает абсолютно ничего мучительного. Ее даже можно будет после оживить абсолютно здоровой. По крайней мере, так следует из инструкции. И значит...
Однако если оба члена экипажа залягут в анабиоз, кто же будет осуществлять маневры парусом?
Вам есть о чем подумать.
***
И снова «Мушкетер» ныряет на границу хромосферных выбросов. И возникают, набирают крепость и стать бестелесные, призрачные голоса.
-Итак, муравьиные разумные обитатели планет-гигантов — это детские забавы. Даже не первый этап. Ведь что такое сила тяжести пять-десять «G»? — разглагольствуют голоса. — Значит, настоящей проверкой станут искусственные обитатели звезд.
-Искусственные? — переспрашиваете вы.
-Разумеется, — невидимо кивают голоса, — ведь естественных не существует, правильно? Ну что значит искусственные, на этом этапе? На этапе, когда возможности эволюции, да даже не возможности, а сама искусственная эволюция превзошла естественную? Грани не просто стерты — они перейдены, перепрыгнуты и оставлены в пыли, далеко позади. И значит создаются существа могущие комфортно мыслить и существовать в силе тяжести тысяча, или десять тысяч, и даже сто тысяч «G». А еще есть температуры. Те, в которых не могут существовать никакие связные структуры из привычных материалов. И значит...
-Магнитные поля! — во внезапном озарении высказываетесь вы.
-Это возможный, но тупиковый путь. Там впереди, в разветвлении этой разновидности эволюции, неизбежно только существование через усиление силовых функций, то есть, сопротивляясь внешним, убийственным гравитационным и магнитным моментам, через усиление собственного силового каркаса. В данном случае, он из полей. Это путь звездных динозавров. Может быть даже, в одном из вариантов, он приводит к созданию разумных звезд, как целого. Понятно, что не гигантов, они слишком велики: в столь изменчивой среде как светило, не успеть держать под контролем все процессы. В связи с конечностью скорости передачи сигналов, понятное дело. Но вдруг, удастся найти какую-то комбинацию контроля в чем-то малом. Допустим, в нейтронных звездах. Разумный пульсар? А почему нет?
-И это удалось?
-Мы не знаем, мы продукт другой ветви. Ведь создание разумных звезд-малюток это хорошо. Но они не смогут пролезть в замочную скважину вселенных — «черную дыру».
-А вы?
-Мы? Тоже нет.
-Но тогда...
-Процесс не имеет цели?
-Вот именно.
-Однако кто сказал, что искусственные разумные обитатели обязаны преследовать заданную первоначально цель? Ведь, как и любая жизнь, они жаждут, прежде всего, просто-напросто существовать. И значит, они вольны остановиться на любом этапе. По крайней мере, на пути преобразования самих себя в нечто новое. Можно, ведь просто идти по дороге эволюции приспособления. Цели — как у всех — счастье и радость жизни.
-Ну, а как же...
-Гибель Вселенной, да? Но ведь она еще далеко. Ведь вы же, например, не занимаетесь этой проблемой. К тому же, мы, точнее, наши предки, сослужили свою службу. Мы ведь были первым этапом, и он показал свою осуществимость. Вполне может быть, и даже, скорее всего, правда, что наши создатели пошли в своих опытах дальше. Быть может, они даже добились окончательного успеха. Или вдруг, какая-то из ветвей вообще нашла способ спасти Вселенную целиком. Кто против?
-А вы значит...
-Как и вы, как и великое множество всех остальных, занимаемся своими собственными проблемами. Вероятно, они не столь глобальны, но они есть.
-А если ваш Арктур...
-Взорвется? Это еще не очень скоро. Но нам тут хорошо, и быть может, к тому времени мы изобретем какой-то способ спасения. Себя или Арктура, будет видно.
-У вас цивилизация?
-В какой-то мере. Нет слов, понятий дабы растолковать. В нашем распоряжении поверхность жизни площадью в четыре квадриллиона квадратных километров. А ведь есть еще внутренние области.
-И вы распространились до самого дна?
-Нет, жизнь нашего вида не способна существовать при тех температурах и давлениях. Но есть другие.
-Другие?!
-Да, другие. У нас общие предки. То есть, скорее всего, общие.
-Вы не знаете точно?
-А вы храните память о том, что было десять-двадцать миллионов лет назад?
-Мы, нет. Но ведь мы — земляне — столько и не существуем.
-А если бы существовали, то?
-Не могу знать.
-В принципе, если не помним только мы — жители локальной области звезды, то это не значит, что никто не помнит вообще. Может, кто-то и помнит. Даже как индивидуумы мы существуем достаточно большие сроки. Но искать сейчас ответ? Стоит ли?
И вы хотите ответить, что стоит, но внезапно жар и усталость берут вас в оборот, и вы отплываете.
-Ну, поспи, землянин, — нашептывают голоса.
***
Даже Вселенная в этом мире имела начало и будет иметь конец, а уж тем паче какой-то маленький локальный процесс. И потому однажды, глядя в монитор, с недавних пор начавший барахлить из-за шалостей короны, вы вдруг замечаете, что график предполагаемого движения очень сильно укоротился. Нет, все в расчетах оказалось верно, и они воплотились в жизнь — вы просто прошли более половины намеченной дистанции. И ладно, вы: что сложного сидеть в горячей сауне, да помаргивать в экран, периодически впадая в дрему и беседуя с собственными видениями. Главное, эту дистанцию, три последовательных нырка в предтечу хромосферы, выдержал парус. Не подвела грот-мачта «Мушкетера» — аккуратнейшим образом разворачивала моно-молекулярное полотнище куда надо и когда требуется. Если бы хоть один раз... Не стоит об этом думать, впереди еще два погружения, так что всему плохому еще есть где разгуляться. Не нужно кликать несчастья. В лежащем вокруг аду диаметром тридцать шесть миллионов километров есть, где спрятаться бедам.
Однако после достигнутого успеха — оставленных позади отрезков гармонических колебаний маршрута — хочется верить в лучшее. Будем надеяться, что нам повезет, и «Мушкетер» избегнет нырка в четыре тысячи градусов теплоты по Цельсию. Туда в фотосферу, в светлое житье-бытье таинственных голосов. Вряд ли нам удастся с ними обняться. Хотя если они все-таки порождения собственной головы, то нам уже никогда не расстаться даже в случае удачного завершения рейда. Будем навеки вместе! Правда, рассказывают — современная земная психология находится в пике своего развития.
Вот и проверим. Клиент готов. Жалко медики не в курсе, а то бы организовали спасательный рейд.
***
Иногда Дадди мечтал. Мечтал о том, как по выходу из последнего маневра, он вздохнет с облегчением от прохлады, и установит витрификатор в режим реанимации. И как, помывшийся и чистый, будет ждать пробуждения Марины. Потом он подаст ей кофе и с трепетом досидит до момента, когда она окончательно придет в себя.
-Что ты делал все это время? — спросит она на каком-то этапе общения.
-Ты не поверишь, Мари, — ответит он ей с улыбкой. — Я общался с арктурианцами.
-Но это еще полбеды, — засмеется шутке Марина. — Главное, чтобы не с арктурианками.
И тогда он тоже засмеется и поцелует ее в губы. Ведь пока еще будет не время для диспутов. Хотя может быть, она сама скажет, например, так:
-Знаешь, Дадди, в этом ледяном саркофаге мне снились странные сны.
-Интересные? — поинтересуется он.
-Еще какие! Мне снилось, что звезда Арктур заселена и на ней живут маленькие-маленькие существа, гораздо меньше не только вируса, но даже атома. Их там, внизу, под фотосферой, биллионы, а может быть и больше. Там, в конвекционном слое, они строят туннели в другие вселенные, и когда-нибудь надеются их завершить.
И перед взором Дадди возникали радужные картины бесконечных, опоясывающих Арктур хороводов малюсеньких человекообразных существ держащих друг дружку за руки; они выплясывали вокруг сияющих, раскинутых в солнечных пятнах городов. Возможно, это уже снова начинались галлюцинации, или просто красивые сны. Дадди не сопротивлялся, и его уносило прочь из здешней обреченности.
-Послушайте, — обращался Дадди к голосам, — а какого вы размера?
Но почему-то маленькие человечки сразу куда-то прятались, и он представлял себе толстые, нейтронные звезды, ленивыми китами плавающие в океане хромосферы, и даже ныряющие за добычей, на пару-тройку десятков миллионов километров вглубь конвекционной зоны оранжевого гиганта, до той точки, где внешнее давление еще позволяет им сохранять единую структуру.
-Красиво, но неправильно, — комментировали, читающие мысли, голоса. — Хотя где-то может случиться и такое. А нырять мы можем хоть до гелиевого ядра. Да и только что «изобретенные» тобой нейтронные звезды смогли бы без помех. А размеры... Если взять бесконечность масштабной шкалы вверх и такую же вниз, нахождение в любой точке этой бесконечности практически ничего не меняет, но... Вселенная, как известно, или вот-вот станет известно даже вам, устроена несколько по другому. Шкала не упирается в бесконечность, все там несколько не так. Однако она и не зацикливающееся кольцо тоже. В смысле размеров, мы от вас столь далеко, что смысл о «больше-меньше» теряется. Это как другое измерение. Вот вы построены из молекул, так? Но сложные молекулярные цепочки распадутся не то что внутри, а даже на поверхности звезд. А машина для работы с моделями вселенной — мозг — нуждается в сложном устройстве. И ведь есть еще один ограничитель, кроме температуры — сила тяготения. Там, в глубине звезды, она весьма и весьма значительна. Большие объекты мало того, что начинают чрезмерно много весить, они еще не могут быть уязвимы по целому букету других причин, включая силы Кориолиса.
-И значит? — говорит Дадди.
-И значит, те, кто создавал первых арктурианцев, ну или вообще, жителей звезд, был обязан сразу же перешагнуть эти пределы. Тем более, как уже рассказывалось, это являлось только первым этапом к созданию жизни способной преодолеть «игольное ушко» «соединительной пуповины» других вселенных. И тогда появились искусственные структуры построенные на основании частиц меньших чем атомное ядро.
-Элементарных? — уточняет землянин.
-Трудно сказать, как это по-вашему, ведь вы же не физик, Дадди? Правильно? Так что нечто в этом роде. Эффект в том, что теперь живое и разумное ушло на уровень не подвластный воздействию разрушительных факторов космических термоядерных топок.
-Значит вам все равно, что и как вокруг? — участвует в дискуссии солнцелетчик.
-Не совсем так. Очень даже не совсем. Иначе нам бы стало все едино где жить-поживать — здесь или в вакууме. Мы приспособлены для этой жизни, и именно здесь нам хорошо. Кроме того, ведь надо же откуда-то черпать энергию для существования? Потому Арктур заселен не просто одним видом существ. Есть гораздо более примитивные формы. Существует своя иерархическая пирамида жизни. И что с того, что она искусственно изобретена? Ведь после «запуска», здесь начали действовать нормальные — разве что чуточку специфические — законы эволюции. Мы и их продукт тоже.
-Забавно, — кивает, покачиваясь в креслице, Дадди. — А вот скажите пожалуйста, интересует ли вас окружающая Арктур бесконечность под названием Космос?
-В нашем распоряжении годная для обитания звезда массой в двадцать шесть ваших солнц? Ну а если вспомнить о наших собственных размерах, то...
-Да пожалуй, тут у вас свой собственный космос, — догадывается человек. — Может быть, поэтому вам очень мало дела до остального мира?
-Может быть, — соглашаются голоса.
***
Все процессы в мире конечны, но на счастье, флюктуация везения-невезения накладывается сверху и вносят в их длительность свои коррективы. Вот, например, как-то не получилось в отношении героической смерти. Не лопнули легкие, придавленные шестидесятикратно потяжелевшими ребрами; не треснула черепная коробка, разваленная собственной толщиной; не вывернулись навыворот коленные чашечки, не сплющился желудок, и глазные яблоки не провалились внутрь, вытесняя вытекающий через уши студень мозга. Как-то все странно обошлось. Эдаким чудесным образом. Конечно когда-нибудь, рассказывая дружищу Мегрэ, можно будет подтянуть за уши наукообразное пояснение. Ибо, видите ли, вначале, у «Мушкетера» все-таки оторвало и выбросило куда-то на окраину звездной короны парус. Тогда он, естественно, перестал получать дополнительное и тщательно просчитанное когда-то ускорение. В конце-концов, солнцелет обязан был замедлиться в своем взлете и войти в новую, незапланированную ранее дугу. Разумеется, окончательно последнюю.
Между прочим, Дадди даже не взвыл от отчаянья, ибо уже просто не имел сил на столь важные эмоции. Правда, он не впал и в другую крайность, присущую настоящему космическому волку. Он не вцепился в клавиатуру, дабы с холодной головой, просчитать последствия очередной катастрофы, то есть с какой скоростью и через сколько километров отклонения «Мушкетер» врежется в оранжевый лепесток хромосферы. И все это не только потому, что его вжало в кресло предусмотренное ранее ускорение. Если честно, то после этой, аварии-эпилога, солнцелетчику Дадди все стало окончательно «до лампочки».
Ну, а наукообразное объяснение заключалось в том, что сразу после разрыва моно-молекулы, корабль угодил в силовые линии выталкивающего магнитного поля. Эти сверхмощные, порожденные звездой-гигантом, силовые линии распорядились «Мушкетером» как песчинкой, а может быть, молекулой. Они вытолкнули его прочь, сработав словно гигантская электромагнитная пушка. Между прочим, эта «пушка» действовала по не совсем понятным законам. Она почему-то не перегрела корпус, хотя по теории обязана была его не просто нагреть, а попросту испарить. Ну, а кроме того, предположительно (ибо вся фиксирующая аппаратура вышла из строя), она почему-то не прибавила ему новых тысяч километров в секунду скачком — превратив биологические объекты внутри в кашу, — а сделала это плавно. Возможно, это произошло за счет обращения поступательного момента в круговой. Теперь такое не получалось ни подтвердить, ни опровергнуть, но для наукообразной гипотезы-объяснения, это годилось.
Если же говорить о другом... Например, имелся ли намеренный смысл в стирании записей происходящего на борту? (Кстати, можно не сомневаться, то, что случилось с контролируемой экипажем записью, произошло и с архивом «черного ящика»). Очень возможно, что смысл был. Если представить, что арктурианцы действительно существуют. Ну, зачем им документально зафиксированные «разговоры» Дадди? Да, вроде бы они были телепатическими, но кто знает, вдруг какие-нибудь психологи придут к выводу, что подобное поведение при галлюцинациях не характерно? Что если этому поверят? Нужны ли жителям гиганта станции-исследователи зависающие над хромосферой и просвечивающие глубины звезды разными типами излучений, а может быть и какими-то научно-исследовательскими бомбами? Конечно, располагая искусственными магнитными вихрями, а может и прирученными протуберанцами, можно запросто слизнуть с короны любой спутник-шпион. Но ведь два-три подобных случая подряд, убедят даже самых заядлых скептиков, что здесь действительно происходит нечто из ряда вон. И тогда этих станций-сателлитов станет в десять раз больше. Но не принуждать же арктурианцев к контакту силой? Да и хватит ли тех сил? О какой площади заселения упоминали голоса? Четыре квадриллиона квадратных километров? Впрочем, звездная война — это глупость.
Ну не интересны истинно звездным жителям люди, за исключением единого случая с «Мушкетером» — что же поделаешь? Это их право, вступать или не вступать в контакт. Если они прервали его не начиная, опять же, не наши это дела. На сегодня, о том существуют ли арктурианцы, знает только Дадди, да и он не до конца уверен в произошедшем. Странно необъяснимые пируэты солнцелета? Кто их видел со стороны? А то, что показалось изнутри утомленному жарой, одиночеством и недосыпанием мозгу? Уж извините! Никто по этому поводу к Арктуру станцию-исследователь не пошлет. И значит...
И значит, скоро нам будить из ледяного сна Марину. И когда она выйдет из реанимационной фазы, обрадовать, что радиомаяк уже задействован и теперь остается только ждать, когда возвращающийся со своей Пи Волопаса «Накачанный исполин» зафиксирует их вызов, а затем втянет на борт.
-У нас были некоторые неприятности, — скажет капитану транспорта Дадди, — но «Мушкетер» показал удивительную живучесть в кризисных условиях.
-Завидую вам, романтикам, — вздохнет ему в ответ капитан энерговоза. — А тут води и води эту громадину по заданному графику до самой пенсии. Как бы хотелось лететь под солнечными парусами, меняя галсы по воле души.
 Скачать произведение
|
Работы автора: Атака 490-ый Тяжелые объятия глубины все работы Публикации: Создатель черного корабля Пепел Экипаж черного корабля все публикации
|
