Южная окраина Империи. Город Гэйль. О том, что в Дурбанском лесу появилась нечистая сила, жители Гэйля узнали не то чтоб с радостью (кого может обрадовать появление нечистой силы у себя под боком?), а с каким-то облегчением. Утвердившись в этой мысли, они благополучно списали на неё все недавние неприятности: поражение градосмотрителя Гэйля, эркмасса Гьёрга Гэйльского на турнире в Имперском городе Эмиргергере, рождение двухголового теленка, появление в городе большого числа фальшивой монеты и, конечно же, огненные знамения над Дурбанским лесом. Сведения о происках врага рода человеческого сначала были отрывочны и туманны. Город питался ими, рождая в себе слухи, все более и более невероятные. Фермеры Внешнего пояса обороны и ловчие, вышедшие и из леса, рассказывали в кабаках и на торжищах странные вещи. Не безнаказанно, конечно. Монастырская стража хватала их, Братья по Вере допрашивали их с пристрастием, выбирая из шелухи слухов зерна здравого смысла, однако помогало это мало. Слухи ширились. Город продолжал беспокоиться. Говорили, что де лес полон нечистой силы, которая в сроки, известные верным людям, захватит город для проведения шабаша. Не зная чего же ждать, к чему готовиться, горожане на всякий случай ставили новые запоры, навешивали решетки, укрепляли ставни. Горожане старались работать тайно, в разговорах посмеиваясь над слухами, однако, когда десять дней спустя, в зверинец эркмасса не поступила очередная партия драконов-шельхов, для дрессировки и продажи, да вдобавок этому не прибыл регулярный Императорский гонец, стало ясно, что слухи имеют под собой реальную почву. Город, живший торговлей драконами, забеспокоился. Когда все, в том числе и эркмасс Гьёрг Гэйльский и глава местной общины Братьев по Вере Старший Брат Атари, убедились в реальности постигшего их несчастья, были предприняты самые решительные меры. Первый делом эркмасс, ни во что, кроме военной силы не веривший, двинул в лес войска. Экспедицию ждал бесславный конец — едва войдя в лес, тарквинские наемники — краса и гордость гвардии эркмасса, в ужасе разбежались. Что любопытно и таинственно, позже, собравшись у городских ворот, никто из них так и не смог вспомнить, что же послужило причиной позорного бегства. Все, как один, говорили об ужасе, овладевшим ими, но что стало его причиной — не мог вспомнить никто. Еще дважды эркмасс предпринимал попытки проникнуть в лес, но обе они окончились одинаково неудачно. Такая же участь постигла и комиссию Братьев по Вере. Старший Брат Атари, лично наблюдавший за процессией, услышал, как умолкло хвалебное песнопение и комиссия, святотатственно побросав все шесть фигур божественного воплощения, пустились наутек, словно за ними гнался сам Дьявол Пега. Не оставив попыток пробраться в лес Старший Брат и эркмасс направили туда лазутчиков. Брат Фоока и лучник Оранжевой роты Сиркап-Хе беспрепятственно вошли в лес через Портняжный проход, что в трех поприщах от Большой дороги, однако вскоре вернулись, не помня себя от ужаса. Сиркап-Хе плевался пеной, и, что уж было совсем удивительно для лучника Оранжевой роты, пел и плясал охранительные пляски. Обоих пришлось связать. Отпоенные крепким монастырским вином оба утверждали, что дорогу им преградил сам Дьявол. Все другие лазутчики сообщали одно и тоже — Дьявол был везде. Он преграждал дорогу любому, рискнувшему углубиться в Дурбанский лес. Убедившись в тщетности своих попыток, Старший Брат Атари отправил послание в Центральную Комиссию братства, и стал ждать. Имперский город Эмиргергер. Зал Государственного Совета. Впереди Верлена бежала волна, и Император Мовсий чуть приподнял ноги, чтоб не обрызгало. За дни, что прошли с тех пор, как удалось выгнать из дворца колдунов-невидимок, к воде на полу не то чтоб привыкли, а как-то притерпелись. Свыклись с сырым воздухом, с мокрыми ногами и хлюпаньем, и очень быстро — двух дней не прошло — в моду вошло пропитывать сапоги ароматным салом. Помогало это мало, зато воздух в Зале Государственного Совета теперь удивлял сочетанием сырости болота с ароматами летней полянки. Иркон за щеголями не гнался и терпел сырость в ногах безо всякого запаха. — Скоро от такой сырости лягушки заведутся, — пробормотал Хранитель Печати. Не смотря на ругань и предостережения монаха, благо его и не было рядом, он нахально шлепал ногой по воде пуская круги. Они разбегались по комнате, сталкиваясь с ножками стола и лавок, переплетаясь причудливой вязью. — Будем жить как в болоте. Может, еще и сами заквакаем... Верлен, которому вода тоже надоела, все же проворчал: — Гляди, как бы колдуны опять не завелись от сухости. Вот тогда точно заквакаешь. Мовсий вздохнул. Последние дни он чувствовал, что в нем независимой жизнью живут два человека. Нет, колдовством тут и не пахло. Он сам и был этими двумя. Теперь все, что происходило вокруг, он оценивал с двух сторон. Первый внутренний голос, успокоенный почти десятидневной передышкой, надеялся, что все худшее уже позади, зато второй не менее уверенно предрекал новые испытания. Как и Старший Брат Черет, второй человек в нем не верил в то, что колдуны ушли насовсем. Прав был монах, когда говорил, что ихнее обыкновение — «Уходить и возвращаться»... Могли и вернуться... Пока, правда, все было спокойно. Никто не слышал ни их шепота, ни голосов приведенных ими чудовищ, никто ничего не видел, хотя это-то как раз и не было удивительно. Их никто никогда не видел, разве что Эвин, когда украл у заговорщиков плащ-невидимку. Казалось, что колдуны пропали так прочно, словно навсегда ушли из жизни Империи. Император вздохнул еще раз. «Только ушли ли?» Из-за этого состояния раздвоенности волей-неволей приходилось прислушиваться к тому, что говорил брат Черет. Все-таки именно ему, а не кому другому, пришло в голову залить пол водой, чтоб выследить колдунов-невидимок. Именно ему, и никому другому пришло в голову после этого два дня плясать вокруг дворца охранительные пляски, вроде бы окончательно извергнувших колдунов из столицы... Это конечно все так, только что вспоминать о прошлом-то, хоть и недалеком? Указал путь к спасению — спасибо тебе, а оставшуюся жизнь не порть. Надо же выдумать такое — ходить по воде, до тех пор, пока Карха знак не подаст? Сам-то в воде не сидит. Бродит где-то по сухому... Вода плескалась у самых ног, и эхо плеска отлетало от стен. — Где сам-то монах? — спросил Мовсий. — Давно его не слышно... Иркон потянулся к кувшину, налил, выпил, крякнул от удовольствия, ощутив, как огненный комок прокатился вниз, в желудок и оттуда теплом растекся по ногам. — Нужен он тебе.. Клянусь Тем Самым Камнем, от него одни неприятности. Верлен прекратил шлепать ногой по воде и та успокоилась, только чуть подрагивала под ветром, залетавшим в окно. Не выдержав молчания, повернулся к Мовсию. — Помнишь, с чего все началось-то? Прибежал, Совет расстроил... Он покосился на Иркона, занявшегося курицей. И ему и бедной птице, похоже, было все равно есть вода на полу или нет. — ...а как хорошо сидели... Мовсий соглашаясь покачал головой. — Бегущими Звездами грозил... Где они теперь его звезды-то? А? — он развел руками. — Нету.. Поистрепались... Звездами все началось ими и кончилось... А ему все мало.. Всех в воду посадил... Мовсий ещё раз кивнул. Казначей прав. Все со звезд началось, ими и кончилось. Пропали Бегущие звезды, в один день пропали. Восстановил Карха справедливость, отвел беду. Тут уж точно не монаха заслуга. Только вот надолго ли? Что-то коснулось его слуха. Император поднял палец. Как по команде друзья умолкли и в тишину, заполненную шелестом волн, ворвался далекий ритмичный топот. — Лошадь? — первым удивился Иркон. — Кто это решился во дворце на лошади разъезжать? Дворец у нас или что? Его удивление было немного фальшивым, но смысл в словах имелся. После того, что тут было недавно, любая странность сейчас выглядела бы вызовом Императору. Верлен не стал ничего выдумывать — подошел к двери и, открыв её, с удовольствием вышел на сухое место. Стоило ему открыть дверь, как стало понятно, что никакая это не лошадь, и даже не всадник. Просто где-то недалеко бежал человек. Быстро бежал. — Монах, — почему-то сказал Казначей. — Некому больше... Он посмотрел на Иркона, словно предлагал тому поспорить. — Опять у него неприятности. Торопится и нам жизнь испортить... — Спорим, что нет, — оживился Иркон, посреди этой юдоли скорби единственный, продолжавший радоваться жизни. От курицы осталась груда мелких костей, но вино в кувшинах еще плескалось. — У монаха бег мелкий, дробный, а это.... — И спорить не буду. Тебя, сироту, обирать совестно... Шум вдруг пропал. Человек, похоже, устал и перешел с бега на шаг. Хранитель Печати посмотрел на мрачного Императора, пожал плечами и налив вина в два кубка и приглашающее кивнул казначею. — Ну, что я говорил? Если б неприятности, то монах непременно бы сюда забежал... Верлен отступил назад в воду, закрыл дверь, пошел к столу за кубком. — Наши неприятности от нас не уйдут... Он не успел дойти, как дверь распахнулась, и на пороге объявился Старший Брат Черет. Лицо его было бурым от прилившей крови. Монах не успел сказать ни слова, как Мовсий привстал. — Что? Опять? Никто не вздрогнул, не перепросил ничего. Не вздохнул даже глубже обычного. Мовсий понял, что, как и он сам, его товарищи, все это время жили ожиданием новой беды. Все они смотрели на монаха, как на вестника несчастья. Черет почувствовал это и слова, готовые сорваться с языка там и остались.. Его остановило ощущение повторения. Несколько дней назад он уже врывался сюда с дурной вестью для тех, кто сидел тут. Для этих же самых людей. И вот снова... Он поперхнулся готовыми слететь с губ словами и почти спокойно сказал: — Рад тебя видеть, Император! — То-то бежал да радовался, — громким шепотом сказал Верлен. Мовсий слегка поморщился, вполне, впрочем, разделяя мнение товарища. — Проходи, Старший Брат, садись. Обрадуй нас чем-нибудь... Он произнес это и посмотрел в лицо монаху. Черет вздохнул и с сожалением покачал головой. Второй человек внутри Императора внятно сказал «Ага!» — Ну, раз ничего хорошего нет, тогда правду говори. — В Гэйле творятся чудные вещи... Император сел. Привкус близких неприятностей не пропал. Наверное, из-за того, что улыбка у монаха была какая-то кривая. Старший Брат дошел до середины зала и остановился в середине разбегающихся из-под ног кругов. — Старший Брат Атари пишет о странностях вокруг Императорского драконария, заставляющие подумать... Он замолчал, подбирая слова. Мовсий не стал торопить и переспрашивать, что Старший Брат скрывает за таким непонятным словом — «странности», — не для того же бежал, чтоб молчать. Сейчас все расскажет, но Иркон не выдержал, перебил. — Что там такое? Опять фермеры взбунтовались? Или Альригийцы лезут? Или, может, Бегущие Звезды снова повылазили? Он предлагал ответ, сдвигавший то, что там произошло в рамки обычного. Пусть неприятного, возможно опасного, но уже привычного. — Дьявол там объявился, — ответил Старший Брат, даже не поглядев в его сторону. Рано или поздно, но он должен был сказать о том, с чем пришел. — В Дурбанском лесу объявился Дьявол Пега. Монаху Мовсий поверил сразу, с самого первого слова. Какие там звезды, какие альригийцы? Это куда как хуже. То есть настолько хуже, что дальше и думать нечего. Сам Пега! Известно ведь, что ему всегда половины мало. Ему все целиком подавай, за что и ввергнут был Кархой в морскую воду и растворен до срока... Видно срок вышел. Пришло время... Впору было становиться в круг и начинать плясать «Охранительную». Предложи монах это, Мовсий ни мгновения не колеблясь начал плясать, но брат Черет молчал. Он смотрел на Императора как человек, который все-таки видел выход из этой беды. «Может быть не так все и плохо?» — подумал Мовсий, ловя надежду за хвост. — «А?» Он взял себя в руки. Хоть и сам Пега объявился, а негоже рыцарю и воину пугаться как простолюдину. — Кто его видел? — Многие... Братья из Гэйльской обители, наемники эркмасса. Лицо у монаха неожиданно задрожало, он дернулся, словно в нем нитка какая-то оборвалась, топнул ногой, подняв веер брызг. — Опять! Опять! Опять! Вспышка была короткой. Он вспыхнул, словно труха, пропитанная маслом, но тут же пришел в разум. Сзади подошел Иркон с кубком и монах не чинясь выпил. Лицо постепенно приобрело природный цвет. — Видно легка была наша победа над колдунами, если Карха решил нас испытать заново... — уже спокойно сказал он. — Что ж... Его воля... Мовсий медленно стер капли, попавшие на щеку. «Одному лазутчику не верь», — учил его отец. До этого раза он следовал этому правилу и оно его не подводило. Он посмотрел на Иркона. — А что эркмасс Гьёрг? Иркон покачал головой. — Ничего. Эркмасс молчит. С явным облегчением Мовсий вздохнул. Услышав вздох, Брат Черет покачал головой. — Этот твой Гьёрг пьяница и бабник... — Этот мой Гьёрг отвечает головой за драконарий... — поправил монаха Император. — Он по пустякам суетиться не будет. Я еще посмотрю, что скажет его гонец... Клетка стояла рядом — рукой достать. Мовсий подвинул ее в сторону, взял в руки пергаментную полоску. Пером начертил несколько слов. Едва он открыл дверцу, как голубь сам прыгнул в ладонь. Обернув послание вокруг лапки, Мовсий поднес птицу к окну. Дальше ученая птица все проделала сама. Сама прыгнула на подоконник и оглянувшись, сама выпорхнула наружу. — Ожидая лучшего, мы должны готовиться к худшему, — глядя ей вслед, пробормотал Старший Брат. — Колдуны, если ты не забыл, тоже хотели получить драконарий... Время на стенания Мовсий тратить не захотел. Ты в тоске руки ломаешь, а враги вперед идут. Нет, время на вздохи не оставалось. Ничему, похоже, монаха последние дни не научили! — Так колдуны это или Пега? Рассказывай, что знаешь! Он ткнул рукой в направлении лавки. Монах сел, сжав ладонями колени. — Пока не многое. Старший Брат пишет, что вот уже несколько дней из Дурбанского леса выходят люди, утверждающие, что видели дьявола... Мовсий переглянулся с Ирконом. — Он сам видел? Монах отрицательно покачал головой. — Старший Брат не пишет об этом... Император откинулся в кресле с явным облегчением. — Так может быть это все болтовня? Черет покачал головой. — Я понимаю, что всем нам хочется, чтоб все прошло и забылось... Нет Не выйдет. Он пишет, что братья пошли в лес и не смогли войти, так как дорогу им преградил Пега. У Иркона не нашлось, что сказать в ответ на это и монах, добивая еще теплившееся в глубине души надежду, добавил: — Я не знаю что, но что-то там есть.... Наверняка есть! Имперский город Эмиргергер. Эмиргергский монастырь Братства. Келья Старшего Брата Черета. Старший Брат Амаха положил послание из Гэйля на стол, и оно мгновенно свернулось в трубочку. — Что тут правда? — спросил он. — Вот это тебе и предстоит выяснить. Кое-кто из комиссии считает, что Атари сошел с ума, или того хуже одержим бесом. — А ты? — Я жду неприятностей. Старший Брат Черет замолчал, уставившись на стену. Амаха деликатно кашлянул. Черет очнулся. — Ладно... Езжай.... Езжай и посмотри, что там можно сделать для Императора и для Братства. — Именно так? — повторил брат Амаха. — «Для Императора и для Братства»? — Ну, можно и немного по другому, — поправился Черет. — Можно так. Для Братства и для Императора... Не одному ли мы служим? Амаха улыбнулся кончиками губ, подумав про себя, что хозяин-то один, только у слуг кошельки разные. Вслух он ничего не сказал, но братья и так поняли друг друга. Нанесенная Братству еще двадцать три года назад отцом Мовсия рана все еще кровоточила. И не чем-нибудь, а золотом. — Поезжай. Если Старший Брат и впрямь тронулся умом, то ищи там наших врагов — колдунов-невидимок. «Да.. Найдешь их.» — подумал Амаха. «Мы их тут не нашли, а уж там, а водиночку...», но Черет словно услышал его. — Их руку найти просто — если чудеса и ни капли крови, то ничего другого и искать не нужно. Это они... Брат по Вере кивнул. — А если с ним все в порядке? Черет поманил его пальцем и сказал в самое ухо. — Тогда посмотри, не появилась ли у нас в Гэйле возможность посрамить нечестивых и пополнить при этом казну Братства... Дурбанский лес. Замские болота. Заповедник «Усадьба». Сергей стоял и смотрел на болото. После приключений в цивилизованной части Империи все вернулось «на круги своя». «АФЕС» с капитаном Мак Кафли и Джоном Спендайком умчался по своим делам, а он остался на планете, занявшись своим прямым делом — обеспечением безопасности заповедника. Дел было невпроворот. Работы навалилось столько, что на отдых времени не хватало. Сутки для сотрудников разделились на две части — работа и сон. Причем вторая часть была наименьшей. Но никто не жаловался. Все понимали, что иначе сейчас нельзя. Их появление на Имперских землях оказалось, мягко говоря, не совсем обычным и из-за этого приходилось относиться к безопасности Заповедника особо тщательно. Нужно было поскорее вгрызаться в ставшие внезапно спорными земли. Укрепиться так, чтоб здешняя власть почувствовала к ним уважение. Или страх. Что вообще-то одно и тоже. Шорох шагов за спиной, сочный хруст. — Как граница? Сергей обернулся. Игорь Григорьевич, Главный Администратор заповедника «Усадьба», смотрел вокруг весело, даже с вызовом. Никто из оккупантов не думал, что все пройдет так гладко. После инфразвукового удара по болотам туземцы разбежались, побросав, что можно (как говорила Татьяна Иосифовна, «оставили следы материальной культуры») и до сих пор не решились разобраться, что же твориться у них в лесу. Робкие попытки пока успешно пресекались на дальних подступах с помощью несложных технических устройств, которыми распоряжался он, Сергей Кузнецов, начальник отдела режима заповедника, и регулярно пополняли коллекцию «предметов материальной культуры». Они стояли на самом краю болота, вдыхая ставший уже привычным запах разложившейся травы и воды. За кустами взревывали драконы. Эти звуки уже никого не привлекали. Каждый из землян занимался своим делом и не бегал, как это случалось в первые дни, посмотреть на диковинных зверей. — Граница на замке, — ответил Сергей. — А ключ потерян... Над кустами поднялся фонтан, капли воды застучали по листьям, и они отошли подальше от края болота. — Нет, я серьезно, — Погасил улыбку Игорь Григорьевич. — Что у нас вокруг? Сергей пожал плечами. Стряхнул грязь с рукава. — Ничего. Тихо... Пока мы справляемся. Игорь Григорьевич довольно покивал. — Вы лучше скажите чего нам ждать от Императора? — спросил Сергей. — Собирается ли он строить козни? — Да он, по-моему, вообще еще не знает, что тут произошло. — А Никулин? — Александр Алексеевич из-за отсутствия значимых событий покинул дворец и сидит у себя в резиденции. Наблюдает, так сказать, дистантно. Император оставался серьезной проблемой, но наряду с ним начальнику отдела режима приходилось решать и проблемы более мелкие. — Ладно... Тогда я, пока есть время, займусь мелкими делами... — сказал Сергей. — Вы знаете, что банда Хамады так никуда и не ушла? — Хамада? — Да. Наш сосед. Фальшивоманетчик. — Вот как? Игорь Григорьевич удивился, но не очень. — Я надеюсь, что они за Стеной? То есть с той стороны? — Да, конечно, но они возле Стены. Ветер с трясины донес запах сырого мха. Какой-то дракон заквохтал, словно огромная курица, снесшая яйцо. — Интересно знать, где они отсиживались, когда мы проводили акцию? Главный Администратор посерьезнел. — Вокруг нас хватает и куда как более интересных загадок... Они нам мешают, эти ваши разбойники? — Нет. Вовсе нет... Скорее даже наоборот. — Ну так и Бог с ними... свяжитесь с Никулиным. Попросите его от моего имени почаще интересоваться делами Императора. Рано или поздно они узнают о нас, и мне не хотелось бы пропустить этот момент. Имперский город Гэйль. Гэйльский монастырь братства. Келья Старшего Брата Атари. Начищенное серебро блестело так, что Старший Брат Атари, не смотря на плохое настроение, довольно прищурился. Монахи постарались на совесть. Видя это богатство на столе, никто не мог сказать, что Братство оскудело, и что сила и богатство его постепенно подтачивается властью Императора. Благородный металл заполнял стол, пуская солнечные зайчики по всей комнате, расцвечивая шелковые обои яркими бликами. Вилки, ножи, тарелки, блюда под дичь, вычурно изукрашенные фигурками животных, вазы для фруктов в виде распахнутых драконьих пастей показывали, насколько богат и могущественней хозяин дома. Подстать столу было и убранство комнаты — шелковые обои, яркие Харрарские ковры. По углам висели чаши с поющими рыбами из далекого Северо-восточного моря. Рыбы наполняли воздух мелодичным свистом, а раскрытое окно добавляло к нему охранительный звон колоколов и скрип телег, направлявшихся на недалекое торжище. Вместе с городскими шумами в окно залетал и аромат травы и цветов. Монах нахмурился. Этот запах, такой обычный для летнего утра, в этот день не радовал Старшего Брата. Он таил в себе либо вызов, либо опасность — брат Атари не решил еще что именно. Улыбка сползла с губ. Хмурясь, он смотрел на стволы деревьев, поднимавшихся недалеко от крепостной стены, перебирая в памяти происшествия последних дней, взбудоражившие город и даже заставившие его самого сделать несколько неосмотрительных поступков. Там, в десятке поприщ от стены, поднимались первые деревья Дурбанского леса. Дверь позади скрипнула и он, растягивая губы в улыбку, повернулся к вошедшему: — Я приветствую тебя, Старший Брат Амаха. Укрепил ли сон твое здоровье? — Благодарю, брат, — бесцветно ответил гость. Он быстро оглядел комнату, задержал взгляд на груде серебра, чуть улыбнулся, не то, радуясь обилию еды, не то, угадав потаенные мысли хозяина. Старший Брат Амаха прибыл в Гэйль вчера вечером, с намереньем лично во всем разобраться и примерно наказать виновных. В том, что они найдутся, сомнений у него не возникало, и самым первым подозреваемым был, конечно, сам радушный хозяин. Виданное ли дело? Дьявол в окрестностях Имперского города! Такое, действительно могла прийти в голову только безумцу! Поэтому Старший Брат Амаха, вняв своей природной предусмотрительности, захватил с собой смирительную рубашку. Чувствуя за собой силу и оттого пренебрегая приличиями, он оценивающе смотрел на главу местной общины, отыскивая в его поведении признаки безумия. Хозяина этот взгляд не смутил, ибо брат Атари понимал его причину. Выдержав положенную приличиями паузу, он пригласил гостя к столу. Тот пошел туда, но путь его протянулся странным зигзагом. Гость двигался, стараясь не поворачиваться к хозяину спиной. Атари внутренне усмехнулся, хотя на лице его, кроме уважения к высокому гостю, ничего не появилось. Повернувшись к окну боком, и глядя на брата Атари одним глазом, а другим в окно, брат Амаха спросил. — Это тот самый лес? — Да брат, Дурбанский лес. Единственное место в Империи, да и, пожалуй, в мире, где еще обитают драконы. Старший Брат Амаха ждал другого ответа. Чем был славен этот лес до его приезда сюда он и так знал. Сейчас важнее были самые последние новости, за которыми он, собственно, и приехал сюда. Он повторил вопрос с нажимом, показывая, что раскроет истину, как бы ее не старался скрыть глава местной общины. — Это тот самый лес, который, по твоим наблюдениям, облюбовал враг рода человеческого? Тон разговора несколько озадачил хозяина, и он ответил, отделяя свое мнение, сформировавшееся только вчера, от донесения, посланного наверх накануне. — Да, брат, люди говорят и об этом. Несколько мгновений Старший Брат Амаха глубокомысленно наблюдал за лесом, а затем вернулся к столу. Дела, конечно, вокруг творились не шуточные, но по опыту он знал, что самые серьезные из дел лучше всего решаются не на пустой желудок. За завтраком гость подобрел. Засучив рукава рясы, он отдал должное хлебосольству Старшего Брата, упирая на дары монастырского птичника и погреба, а, увидев, что хозяин в завязавшейся беседе проявляет рассудительность и завидное здравомыслие, он и вовсе успокоился. Разговор, конечно, крутился вокруг последних событий. Брат Атари выказал мирское любопытство к жизни обитателей города. Его интересовали любые странности, происшедшие в последние дни. Внутренне удивляясь праздному любопытству, брат Атари рассказал обо всем, что произошло в Эмиргергере за десяток дней до его приезда. Старший Брат Атари рассказал высокому гостю о тщетных попытках найти истину своими силами. О попытках эркмасса проникнуть в лес и бесславной их кончине. — Последний раз он попробовал войти туда вчера днем. Четырнадцать мелких отрядов по лесным тропам и главной дороге попытались дойти до Замской трясины. Он горестно вздохнул. Вилка в руке гостя задрожала. Кусок монастырской ветчины сорвался и упал назад, на блюдо. — Они все погибли? — грозно спросил гость. — Если бы... — немного помедлив, сказал Атари. — Если бы они погибли, то все стало бы на свои места. Да и совесть эркмасса была бы чище. Девять отрядов вернулись, повстречав на пути Дьявола. Два — огромных кровожадных пауков, которых они никогда не видели в наших лесах... — Огромных? — В четыре человеческих роста! Старший Брат Амаха невольно привстал и посмотрел на городскую стену. Это было только немногим ниже стены. Вершины деревьев качались угрожающе близко, но стена выглядела солидно. Немного успокоившись, он сложил в уме цифры. — А остальные? — С остальными произошла та же история, что и в прошлый раз. Они испугались. Гость недоверчиво опустил кубок. — Тарквинские наемники? Хозяин кивнул. — И чего же они испугались? — Они просто испугались. Чтобы гость оценил смысл сказанного, он повторил. — Просто испугались. И никто из них не смог объяснить чего именно. — И эркмасс... — Да. Старший брат сделал поминальный знак, и гость повторил его. — Он приказал обезглавить каждого пятнадцатого. Старший Брат Амаха не ужаснулся и не удивился. Может быть, для внутренних областей Империи это и было чересчур, но для Захребетья — в порядке вещей. Альригийцы тут были слишком близко, бродили в лесах дикари и остатки отрядов Просветленного Арги, так что опасность ощущали не только Императорские наместники, но и каждый житель. — Неужели Братство осталось в стороне? — Нет, конечно. Мы самого начала посильно старались разобраться в происходящем. С каждым отрядом, из тех, что эркмасс отправил в лес, я послал одного из братьев и поэтому знаю, что там происходило на самом деле. Амаха нахмурился. — Ты говоришь так, словно знаешь какую-то тайну. — Никаких тайн. Все было так, как и говорили воины. Братья собственными глазами видели и дьявола и кровожадных зверей и, так же как и простые воины эркмасса, бежали от неведомо почему приключившегося ужаса. Братья замолчали, разглядывая друг друга. Старший Брат Амаха постучал пальцами по столешнице. — Тут волей-неволей начнешь припоминать... Путь к истине был один. В этом Атари был уверен. — Да, да... Конечно, конечно... Мы с братьями так же начали припоминать все, что было хоть как-то походило на происходящее. — Случай в Роганской часовне? Саарский инцидент? — быстро спросил гость, прищурив глаза. — Скорее Саарский инцидент, только без той кровопролитности, которая.... — Я понял. Они покачали головами, довольные тем, что шли к истине одни путем. — Я вижу, что и Центральная комиссия даром время не теряла, — сказал глава обители. Он посмотрел на тарелку гостя и спохватился. — По-моему мы слишком рано перешли к серьезным делам. Попробуйте-ка вот этого... Он, подкладывая и подливая опасному гостю, твердой рукой довел завтрак до того момента, когда настороженность, еще витавшая в воздухе, растаяла, и за столом установилось полное взаимопонимание. — Да, брат, — сказал, одобрительно поглаживая набитый живот, Старший Брат Амаха. — Коварство дьявола общеизвестно и след его можно найти даже в чернильнице епископа. Мы грешны, а уж светская-то власть... — он тяжело махнул рукой, словно говоря: «Ну что после этого можно еще ожидать?» — А не кажется ли тебе, мой душевный друг, что у наших бед есть причина куда как более прозаическая, нежели чем нечистая сила? — вкрадчиво спросил брат Атари разомлевшего гостя. — Конечно, эркмасс грешен... Более того, зная его личную жизнь и отношение к Братству, я выражусь слишком мягко, назвав его старым греховодником. Не далее как за три дня до событий, я, в беседе с братьями, удивлялся долготерпению Кархи и его неизреченной милости к нам. Старший Брат Атари легко коснулся золотой фигурки шестого воплощения Кархи, оберегавшей от невольной лжи и заблуждений. — Однако подумай, Старший Брат мой, какая кара выбрана Провидением? Не мор, не язва, не голод, хотя мы их, безусловно, заслужили, но удар по престижу Братства, подрыв Имперской торговли? Старший Брат Атари знал, о чем говорил, ибо Братство имело свои интересы в торговле драконами и интересы не малые. — Может быть, это не дьявола козни, а исконных врагов наших, еретиков альригийцев? Может быть это они морочат нам голову, пользуясь нашим всем известным простодушием и доверчивостью? — Морочат голову? Как? — Вот это и следует выяснить! Такой поворот беседы не застал брата Амаху врасплох. В раздумье, разрывая курицу, он ответил, сначала медленно, словно нащупывая мысль, а затем все быстрее и тверже: — Нам ли в грехе ходящим и ползающим в скверне судить о замыслах Его? Что с того, что Он, из неясных нам соображений допустил в лес нечистых слуг Своих? Какая разница, кто эти слуги — нечистая сила или Альригийцы — и то и другое — наказанье Божие. И бороться с ним, значит гневить Творца всего сущего. Он погрозил хозяину куриной ногой. — В ересь впадаешь, брат по вере! Разговор грозил принять характер богословского диспута, на что брат Атари совершенно не рассчитывал. Он сделал рукой легкий жест, в котором одновременно читалось и восхищение логикой брата Амахи и отрицание какой-либо связи с еретиками. — Разум человеческий слаб, и ему свойственно ошибаться. Конечно, бороться с предначертанием большой грех, но не ошибаемся ли мы, принимая испытание за кару? Может быть, Карха испытывает нас? Может быть, именно альригийцев он выбрал орудием испытания нашего? Гость молчал, смотрел заинтересованно, ожидая продолжения. — Послушай, Амаха, ведь сказано же у блаженного Кейзи: «Не ищи должника, а ищи заимодавца». Старший Брат Атари поднял руку, желая придать своим словам значительность. Ничего не возразив на это, Старший Брат спокойно доел курицу, запил ее кубком вина и только потом ответил: — В твоих словах, мой друг, есть резон. Необходимо предусмотреть и такой поворот событий. В конечном счете, ведь нам с тобой придется искать выход из этого положения. У тебя есть предложения? Брат Атари ждал этих слов, но момент показался ему не подходящим — гость придвинул к себе вазу с фруктами и погрузил руки в россыпь плодов дерева арида. — У меня было время поразмышлять над трудами отшельников. В сочинениях пустынника Рапула я наткнулся не завет: «Испытывай до пяти раз». Помнишь его притчу о трех мухах и горшке меда? Брат Амаха скучно кивнул. Голос его не выдавал энтузиазма: — Опять лазутчики? Веры в этот путь у Амахи уже не было. Только что хозяин рассказал, чем закончились все предпринимаемые попытки. — Да брат мой, но не совсем. Брат Атари поднялся из-за стола и принялся ходить по комнате. Такую походку он выработал, еще обучаясь у Сентелплера, в университете Братства. Она привлекала внимание, заставляя человека прислушиваться к тому, что говорится. — Предложение мое, возможно покажется тебе странным, но, поверь, оно направленно на пользу Братству, а значит и Шестивоплощенному. Брат Амаха покивал головой, всем своим видом показывая, что готов все внимательно выслушать. Подозрения в безумии хозяина более не посещали его, и он готов был выслушать и обсудить. Атари начал говорить медленно, разделяя фразы большими промежутками, словно давал брату Амахе время хорошенько обдумать их. Это заставило гостя искать в словах хозяина скрытый смысл. — И эркмасс и я посылали в лес людей преданных. Вера их может быть не так тверда, но искренна, и она подсказывала им ответ. Я думаю, что это как раз тот случай, когда Братству и истинной вере должен послужить безбожник. Почему бы нам ни послать в лес такого человека? Старший Брат Амаха вытянулся в жестком кресле, словно Карха явил очередное чудо и вырастил прямо под его гостевым седалищем острый гвоздь, и грозно спросил: — Что-о-о? Опережая протестующий жест гостя, хозяин быстро спросил: — Чем мы рискуем? Жизнь его не имеет цены. Если в лесу его постигнет смерть, то это будет смерть во имя Братства, которая, безусловно, пойдет ему на пользу. — Мы рискуем ничего не узнать, — сказал брат Амаха успокоившись. — Отпустив зверя в лес, мы лишь умножим стадо дьяволово и только. Он замолчал, заново обдумывая все, что услышал. Уже куда как менее грозно спросил. — Ты думаешь, он вернется? Вопрос повис в воздухе. Брат Атари не спешил отвечать. Он звякнул колокольчиком. Неслышно появившиеся монахи убрали со стола и внесли десерт. Сейчас перед Старшим Братом стояла самая сложная часть задачи. Нужно будет убедить Амаху принять нужное для него решение. Стараясь казаться беспристрастно логичным, он сказал: — Тот, кого я имею в виду, вернется. Нечистой силе он не нужен. Атари пренебрежительно махнул рукой. — Ведь он в нее не верит. А если там Альригийцы, то думаю, что он тоже вернется, предпочтя сухое подземелье монастыря возможности быть подвешенным за ноги, ведь его неверие распространяется и на их лжепророка Зизу! Брат Атари брезгливо улыбнулся. Старший Брат Амаха пошевелил бровями, размышляя: — А пойдет ли он тогда вообще? — Положись на меня. Пойдет. Я сумею его уговорить. Сановитый гость постучал пальцами по столешнице, брови его сошлись над глазами в густую щетину. — У тебя есть конкретные предложения? — У меня есть больше чем предложение, — внушительно сказал брат Атари. — У меня есть человек для этого дела. — Кто это? Брат Атари видел нетерпение в глазах собеседника и не отказал себе в удовольствии помучить того ожиданием. Безо всякой необходимости он начал переставлять приборы на столе. — Ну! — не захотел ждать брат Амаха. — Шумон Гэйльский! — Шумон-ашта?!! — переспросил Старший Брат. Атари молча покивал, радуясь впечатлению, произведенному на гостя. — Да-а-а, — с видимым уважением сказал гость. — Это фигура. Для такого тона у него были все основания. По его лицу промелькнула тень уважения к былой славе этого человека. Не смотря на хоть и не выставляемое напоказ, но явное безбожие, Шумон около пяти лет был советником Императора и хранителем его библиотеки. Потом он покинул свою почетную должность — по слухам вроде бы из-за внимания Императрицы к своей особе (хотя кто верит таким слухам?) — и уехал в провинцию. — И он сам пойдет? — недоверчиво переспросил брат Амаха. — Без принуждения? Человек способный пять лет продержаться при Императорском дворе и не кем-нибудь, а советником, в любом случае заслуживал уважения. Для этого требовались и голова на плечах и удачливость. Кроме того, у него не могло не остаться связей при дворе, особенно если слухи об Императрице верны... (Не на пустом же месте они возникают!) — Конечно сам. Император ему теперь не защитник, да и кто ему напомнит о нем? А поскольку нам известны за ним кое-какие грешки, то в расчете на нашу снисходительность он, я думаю, пойдет нам на встречу. Говоря это, Старший Брат Атари снял тяжелую крышку с широкой миски и по комнате распространился дразнящий пряный запах. Брат Амаха плотоядно пошевелил носом. — Это что? Суфле? — Попробуй, брат, я надеюсь, что тебе понравится, — смиренно сказал хозяин. Гость крякнул и с видимым удовольствием придвинул миску поближе, однако, прежде чем опустить туда ложку закончил серьезный разговор: — Шумон так Шумон. Пусть идет. Имперский город Гэйль. Гэйльский монастырь Братства. Подземная тюрьма. ...После удушливой жары монастырского двора подземелье показалось Старшему Брату Атари райским уголком. Влажные камни на открытых местах потели кристально чистой влагой, в воздухе имел быть прохладный ветерок, а глаз ласкала зелень мха, покрывавшего стены и неяркая желтизна прелой соломы, на которой сидел узник. Младший Брат Така, сопровождавший его, поставил рядом с кучей соломы трехногий табурет и, скрестив руки на груди, встал рядом. Старший Брат Атари с кряхтением сел и участливо спросил: — Ну и как тебе здесь, безбожник? Вопрос и ответ разделила мгновение влажной тишины. — Сыро, — ответил Шумон. К Старшему Брату Атари экс библиотекарь не испытывал никакой приязни, ибо знал его не понаслышке. Старший Брат оглянулся с таким видом, словно видел все это в первый раз. Насытив взгляд, одобрительно кивнул. — Ну, грешник, что заслужил, то и получи, — развел руками монах. — Зачем же ты народ смущал? Нам ведь все известно! Он погрозил ему пальцем и начал с видимым удовольствием перечислять: — И о сборищах тайных, и о школе твоей, и о предерзостных попытках проникнуть в Божественную тайну полета, и о связи с Дьяволом, и о мерзком твоем безверии... На каждое прегрешение Старший Брат Атари загибал палец, и когда все они собрались в кулак, он для наглядности потряс им около самого носа узника. — Мы терпели сколько могли. Сам виноват. Шумон молчал. Ссориться со Старшим Братом ему не хотелось, да и возражать ему по существу было нечем. По-своему прав был монах. Все это было. И школа, и попытки разобраться, почему драконы и птицы могут подняться небо, а человек — нет. Разве что вот связь с Дьяволом... Шумон усмехнулся и ничего не возразил. Он только поплотнее закутался в сырой плащ, что оставили ему гостеприимные Братья. Почувствовав, что разговор не задался, Атари решил расшевелить собеседника: — Послушай-ка, Шумон, Все говорят ты умный человек. Скажи-ка мне, сколько может прожить человек, подвешенный за ноги? Шумон ядовито усмехнулся. — По разному. Если подвесить тебя, в полдень, то до вечера ты не провисишь. Брат Атари то же усмехнулся и не менее ядовито поправил Шумона: — Почему меня? Тебя. Шумон побледнел и пожал плечами. Монах определенно куда-то клонил, но только куда? — Повесь, посмотрим. Старший Брат ухмыльнулся. Безбожник на глазах становился человеком. — Да, конечно ты прав. Надо попробовать. Мне просто хотелось узнать, не заржавел ли твой ум за то время, что ты является нашим гостем? — Золото не ржавеет, — презрительно сказал Шумон. — А вот... Он хотел еще что-то добавить, но монах, почувствовав, что разговор может пойти о пустяках, удачно пошутил: — Ну, тогда тебе на сырость жаловаться не следует. Шумон пожал плечами. — Надеюсь, что ум твой отсырел не настолько, чтобы ты не представлять себе положения, в которое ты попал? Сырая камера и прелая солома это еще не все неприятности, которые мы в состоянии тебе доставить. Атари поднялся, опершись на резной посох. Официальное уведомление, которое он собирался сделать, требовало к себе уважения. — Хочу поставить тебя в известность. В Гэйль прибыл представитель комиссии по охране Храма Веры. Ты понимаешь, чем это тебе грозит? — Костоломкой, — спокойно сказал Шумон, взявший себя в руки. — Ну почему обязательно костоломкой? — Атари снова сел и высморкался. Тут не поймешь что лучше — сухая жара или прохладная сырость. — Может быть колесованием, побиением камнями, «уткой» или четвертованием. Есть из чего выбрать? А?. Перечисляя виды казней, брат Атари внимательно смотрел на Шумона, ища в лице его признаки страха или слабости. Лицо книжника, однако, не выразило ничего. — Да, держишься ты не плохо, — признал монах, — но, плюнь на меня Карха, я думаю, чтобы все это тебя сильно привлекало. Шумон отвернулся. Сквозь решетку ему был виден кусочек стены и его башня, с которой он так недавно наблюдал полеты драконов над Дурбанским лесом. «Вряд ли он пришел просто поиздеваться, — подумал он. — Что-то ему от меня нужно». — Послушай-ка, Атари. Для меня видеть тебя, может быть и честь, но наверняка не такая уж большая радость, как это тебе возможно, кажется. Давай выкладывай чего тебе нужно. Зачем пришел? — А зачем существует Братство? — задал встречный вопрос Старший Брат, и сам себе ответил. — Для спасения людей. Вот я и пришел, чтобы спасти тебя. — Меня или мою душу? — уточнил Шумон. — И душу, и тело, раз ты его так ценишь. — Так-так. И дорого же мне придется заплатить за это? Такой поворот разговора развеселил безбожника. Что-то забрезжило впереди. — Это как посмотреть. Я думаю, цена для тебя будет вполне приемлемой. Учитывая качество товара, разумеется. Старший Брат опять сел. Начинался разговор по существу. — Какой же путь ведет к спасению? Уж не путь ли веры? — задиристо спросил Шумон. — Путь, указанный Братством, — уклончиво ответил Старший Брат и продолжил: — Я хочу пригласить тебя помочь Братству в разрешении одной задачи в сфере наших общих интересов. — Общих интересов? — озадаченно переспросил Шумон. Ему показалось, что он ослышался. — Что может быть у нас общего? — Больше чем ты думаешь, — ответил Атари. — Нам всем нужна истина. Ты ищешь ее, мы ищем ее... Давай искать вместе. — Не понял, — честно сказал Шумон. Монах его озадачил. Переход от четвертования к взаимопомощи оказался слишком стремительным. — Мы, как и ты ищем истину, — терпеливо повторил Старший Брат. — И что же? — Любая теория останется теорией, если она не пройдет проверку, и не... Уж этому-то он мог его не учить. — Ну да. И что? — Насколько я понимаю, твой тезис о не существовании Дьявола, ну тот самый, который ты изложил в «Степени приближения», нуждается в проверке, не так ли? Твое «нет» без реальных доказательств ничуть не убедительнее нашего «да». Старший Брат на секунду умолк, чтобы дать Шумону освоиться с предложением. Тот сидел, прикрыв глаза, и соображал что-то, поглядывая то на Атари, то на Младшего Брата. — Хочу предложить тебе сделку, — в голосе Атари зазвучали дружеские нотки. — Выгода обоюдная. Для тебя удовлетворение известной доли научного любопытства и наша снисходительность, а для нас — сведения из первых рук. «Ой, как я ему нужен!» — подумал Шумон. а вслух спросил: — Дурбанский лес? — Откуда знаешь? Монах сделал удивленное лицо, но на самом деле ничуть этому не удивился. По его приказу еще со вчерашнего дня стражники около камеры безбожника говорили только о нашествии нечистой силы на Дурбанский лес, распаляя любопытство опального библиотекаря. — Знаю, — уклонился от ответа Шумон. — Лес? — Да. Он уже двенадцать дней пользовался гостеприимством Старшего Брата и не совсем точно представлял, что творится за стенами монастыря. Правда, в последние дни новости хоть нехотя, но все же стали залетать в забранное частой решеткой окно. До вчерашнего дня он считал это обычной церковной суетой в предвкушении очередного чуда. Однако, похоже он обшибался, преуменьшая их значение. Теперь любезность Старшего Брата становилась понятной, хотя и уязвимой с точки зрения формальной логики.. — Собираешься грести жар руками грешника? — усмехнулся Шумон. Ему показалось, что он нашел слабое место в рассуждениях Старшего Брата. — Почему бы тебе не послать туда Брата по Вере? В ответ на усмешку Шумона улыбнулся и Старший Брат Атари. Он показал, что принимает правила игры. — Кому как не грешнику не бояться нечистого огня? Улыбка Шумона стала еще шире. Он принял и оценил шутку, но не ответ. Атари смел улыбку с губ. — Ну, а если серьезно.... Должен же я буду хоть что-нибудь сказать в твое оправдание перед комиссией по охране Храма Веры? Считай, что я решил еще раз испытать тебя. «Ха! — подумал Шумон. — Очередная ложь!». Он упрямо молчал, ожидая продолжения. — А во-вторых, у меня на этот счет есть свое мнение, — уловив заминку, добродушно ответил монах безбожнику. — Я бы с удовольствием с ним ознакомился, — учтиво сказал Шумон. Он не рассчитывал узнать правду, но по лжи, сказанной Старшим Братом, мог догадаться о реальных причинах, заставлявших того так поступать. — Я думаю, что это совсем не обязательно, — задумчиво сказал Старший Брат. — Меня убеждает в этом разность наших положений. Он рассеянно посмотрел на безбожника. Тот на глазах наглел, словно начинал понимать, как нужен Братству. Правда, Старший Брат ничем не рисковал, сообщив ему правду, но все же... Он погладил ожерелье из фигурок Кархи. Цепь, на которой они висели, тихонько звякнула. Ладно... — Но все же в двух словах изложу тебе его. Атари словно сбросил маску. Взгляд его стал искренним. Этому взгляду он научился от эркмасса. Искренность всегда помогала в трудных разговорах. — Я думаю, там должен быть скептик. Для Брата по Вере все ясно. Чтобы он не увидал, все это будет для него кознями врага рода человеческого. Другого ответа он мне не даст. — А у тебя есть сомнения? — насмешливо спросил узник. Старший Брат Атари спокойно, даже с некоторым сожалением посмотрел на него. — У меня нет сомнений в том, что все произошло по воле Божьей, а не по наущению нечистого. Другое не ясно мне. Правильно ли мы поняли Его волю? В молчании они просидели немного. Шумон обдумывал предложение, а Старший Брат, осматривая темницу, думал, что семена его слов упали на хорошо возделанную почву. — Я вижу, ты желаешь мне добра, — медленно оказал Шумон. Карусель мыслей и догадок в его голове крутилась все медленнее и, наконец, остановилась. — Вне всякого сомнения, — ответил Атари. — Твои условия? Что ты хочешь знать? Старший Брат понял, что пленник, хоть и не сказал «да», уже согласен и дальше разговор пойдет легче. — Мы хотим знать все. Все, что произошло в лесу и, главное, почему произошло. — Сидя здесь я не смогу ответить на эти вопросы, — Шумон пожал плечами, словно стены темницы стискивали их. — Конечно. Ты получишь свободу — сказал Атари. Удивленный покладистостью Старшего Брата Шумон недоверчиво покачал головой. Словно не заметив его жеста, Атари продолжил: — Дело, которое я тебе предлагаю — тяжелое дело. Ты этому можешь не верить, но я понимаю, что, возможно, тебе придется столкнуться с самим Пегой. Клянусь Тем Самым Камнем, в одиночку противостоять Дьяволу немыслимо... Шумон откровенно усмехнулся, и Старший Брат вернулся на землю. — Да и не по Божески тебя одного в лес пускать... Одному и тяжело и скучно, поэтому грех было бы не дать тебе надежного друга. Он положил руку на плечо стоящего рядом монаха. — Брат Така поможет тебе. Монах, насупившись, качнулся вперед, на мгновение лицо его попало в полосу света, и Шумон увидел на нем гримасу презрительного отвращения. — Я ждал чего-то такого, — сказал Шумон, оглядывая квадратную фигуру своего будущего спутника и его хмурое лицо. — Он наверняка и бегает хорошо? Понимая иронию узника, Старший Брат ответил ему тем же. — Нет. Какой из него бегун? Подковы гнуть или камнем из пращи за сто шагов в яйцо попасть — это он мастер. А бегать? Куда ему... — Старший Брат махнул рукой. — И не предлагай даже... — Что ж ты мне его как камень к ноге привяжешь? Атари усмехнулся. — Нет. Он будет тебе не камнем, а каменной стеной. Охраной и защитой... Родной матерью, если захочешь... — Не захочу... Не желая оставлять меж ними недоговоренности, безбожник напрямую спросил: — Думаешь сбегу? — От него не сбежишь, — спокойно ответил Атари, — хотя наверняка попытаешься. Он прижал руку к груди. — Честное слово мне бы хотелось, чтобы ты спокойно занимался своим делом и не думал о невозможном. Иллюзии вещь крайне вредная. Губы у Шумона дернулись, расползаясь в улыбку. В устах Старшего Брата эти слова выглядели настолько нелепо, что по неволе бывший Императорский библиотекарь улыбнулся. — Даже допустив, что тебе удастся обмануть брата Таку, — ласково продолжил Атари, приложив руку к груди монаха, словно прося прощения у того за столь нелепое предположение, — деваться тебе все равно некуда. Старший Брат поднялся во весь рост. Теперь, когда согласие получено, можно в открытую объяснить бывшему Императорскому библиотекарю его положение — смирнее будет. -Твоя беда в том, что ты действительно умный человек. Ты привлекаешь к себе внимание. Поэтому где бы ты ни был, наши глаза тебя увидят, а уши услышат. Напомню, кстати, что Император тебе более не защитник, а руки у Братства длинные. Он двинулся, было к двери, но остановился. — После моих слов у тебя может возникнуть мысль покинуть Империю. Не советую. Шумон ни о чем не спросил, но Старший Брат посчитал, что напоминание об этом будет не лишним. — Где бы ты ни был, ты сам дашь знать о себе нам, а уж мы непременно сообщим о твоих воззрениях владетелю той страны, где ты найдешь убежище. Безбожники сейчас не нужны никому, даже альригийцам. Кроме того, учти, что наши руки длиннее твоих ног. Старший Брат Атари повернулся и пошел, предоставив Шумону возможность осмыслить сказанное. Безбожник считал его шаги, наблюдая, как фигура Старшего Брата растворяется в темноте. — Ты меня убедил, — в спину ему сказал Шумон. — Я согласен. — В таком случае до завтра, — не поворачиваясь, на ходу бросил Атари. — А сегодня Братство будет к тебе снисходительно... Имперский город Гэйль. Гэйльский монастырь. Келья Старшего Брата Атари. Пройдя полутемными коридорами, Старший Брат поднялся во двор, на котором монахи совершали полуденную пляску. На минуту он остановился полюбоваться на отточенные движения Братьев по Вере, на пыльные султанчики, что слаженно, словно по команде вылетали из-под монашеских ног, но задерживаться не стал — его возвращения наверняка с нетерпением ждал Старший Брат Амаха. Атари поднялся по лестнице, сопровождаемый могучим топотом шести десятков пар ног и вошел в покои гостя. Старший Брат сидел в кресле, смотрел на лес, и по случаю жары обмахиваясь легкомысленным веером, украшенным изображение водопада на Фосском ручье. Такие веера были в моде у Братьев до тех пор, пока на ручье не поселился Отшельник и не отбил у праздношатающихся ремесленников любоваться водопадами. За то время, пока хозяина не было, он успел подумать о многом, и теперь в его голове теснились некие мысли. Он готов был повернуть дело так, что бы из оплошности Дьявола проистекла бы польза для Братства. — Он согласился? — спросил Амаха, едва Атари показался в дверях. Брат Атари опустился в глубокое кресло. — Конечно. Ведь я говорил, что по-другому не будет. — Твой авторитет у этого безбожника так велик? Или это страх перед нами? Брат Атари отрицательно качнул головой. — К сожалению ни то, ни другое. Он дотянулся до веера и медленно раскрыл его, скрывая лицо. То, что гость считал оконченным, таковым еще не было. Он не мог позволить себе расслабиться. Его разговор еще не окончился. — К счастью для нас он не испытывает страха. Им сейчас движут два чувства — желание сбежать от нас и разожженное мной любопытство. Брат Амаха понимающе кивнул. Бесстрашие безбожника перед гневом Божьим было вполне объяснимо. Не понятной, правда, оставалось побудительная причина. В бескорыстии врагов Веры Старший Брат давно разуверился. — Но, наверное, пришлось что-нибудь все-таки пообещать нечестивцу? Не верю я в такое вот внезапное раскаяние и желание помочь Братству... Хозяин кивнул, одобряя проницательность гостя. — Я пообещал ему свободу и нашу снисходительность. Старший Брат Амаха поморщился слегка. По его мнению, обещано было слишком много. Даже если глава общины и не собирался выполнять обещанное, все равно можно было бы пообещать и поменьше. — И что он? — Не думаю, что он во все это поверил. Хозяин замолчал, сосредоточенно сдвинув брови. — А ты действительно собираешься отпустить его, когда он вернуться? — Отпустить? — брови Старшего Брата Атари взлетели вверх. — С чего ты взял? Место грешника либо в аду, либо в уздилище. — Да-да-да, — вновь одобрительно покивал головой брат Амаха. Он был рад, что не ошибся в брате Атари. Брат по Вере оказался далеко не дураком и верно понимал свои обязанности перед Братством. — Ты прав. Грех надо осуждать, а грешника — наказывать. Это единственно верный путь к благости... Особенно если, идя этим путем, и Братство может извлечь выгоду из исправления грешника.... Старший Брат Атари промолчал и только вопросительно сощурил глаза. Гость, похоже, и сам поворачивал в нужную сторону. Хоть жара не располагала к ведению беседы, но, тем не менее, брат Амаха не смог удержаться и заговорил о том, что его в данную минуту интересовало больше всего. — Скажи-ка, брат, каковы твои отношения с эркмассом? Имеешь ли ты влияние на этого грешника? Брат Атари усмехнулся. — Мне кажется, мы думаем об одном и том же. — Возможно. Скажи, в таком случае, о чем думаешь ты. Атари не спешил открыться и ответил уклончиво. Произнесенные слова ни к чему его не обязывали. — Я думаю о том, как увеличить богатство и силу Братства. — Ты прав, — живо отозвался брат Амаха. — Я думаю о том же. А как ты себе это представляешь? Брат Атари не ответил. Глядя в окно, он думал, до какого предела он может положиться на брата Амаху в задуманном им щекотливом деле. Перспективы, открывающиеся в случае выполнения плана, открывались ослепительные, но провернуть его в одиночку он был не в состоянии. Ему нужна была помощь в столице. — Ты уснул? — подал голос брат Амаха. — Нет, — отозвался Атари, — я думаю. Я думаю о мудрости Кархи, дающего в руки немногих возможность оказать Братству услуги, и об их судьбе. — Эти люди избранны Богом и судьба их достойна зависти, — твердо ответил Брат Амаха, — ибо на них изольется щедрость Кархи и Братства! — Ты в этом уверен? — быстро спросил хозяин. — Иначе не может быть! — категорично заявил брат Амаха. — Хотел бы я разделить твою уверенность, — вздохнул Атари. После недолгого молчания, когда каждый обдумывал сказанное, отыскивая в словах собеседника скрытый смысл, гость мягко потребовал: — Я вижу, у тебя опять есть и план и люди. Расскажи-ка мне о нем! — План? — переспросил Атари, все еще колеблясь. — Нет. Пока это только отдельные мысли. А что касается людей, то они действительно есть. Это ты и я. Старший Брат Амаха поднялся, бросив веер. Прислонившись спиной к прохладной стене, сказал. — Ну, ну, смелее, брат мой. Старший Брат колебался недолго. Он знал, что такое счастливый случай и знал, что эти случаи нельзя упускать — они не имели привычки возвращаться. Упущенная удача не ходила кругами, как взбесившаяся рыба, в ожидании, когда на нее обратят внимание, а норовила подплыть к кому-нибудь другому и предложить себя кому-то более расторопному. Он чувствовал, что именно сейчас она уже махала хвостом, что бы уплыть в другие руки. — Я знаю эркмасса, — начал Атари. — Он мыслит категориями главаря провинциального отряда наемников: сила, сила и еще раз сила. Он будет посылать в лес лазутчиков и войска. Ничего другого ему в голову прийти не может. И продолжаться это будет до тех пор, пока он не смириться с этим. Старший Брат Атари поднял вверх палец, подчеркивая важность сказанного. — Когда же это время наступит, нам нужно будет убедить его в бесцельности борьбы с Дьяволом с помощью военной силы. Гость наклонился вперед и понизил голос. — Все-таки с Дьяволом? — Именно с Дьяволом. Я не знаю, что там будет на самом деле, но эркмасс должен думать именно так! И именно так должен будет доложить обо всем Императору. Иначе упрямство его утроиться и дело кончиться войной с неведомыми захватчиками. В любом случае, кто бы там ни был, нам проще будет договориться с ними, нежели этому солдафону. Он заходил по комнате, размышляя в слух: — Я думаю в этом случае, нам удастся убедить Императора передать Дурбанский лес Братству. Для борьбы с нечистым, разумеется. А когда это произойдет... Когда на документе будет стоять Императорская печать... Он вздохнул. — Я буду считать, что наш план реализовался полной мерой. Слушая хозяина, брат Амаха задумчиво теребил кисточку веера. Когда тот умолк он спросил: — Это возможно? — В этом мире, к счастью, возможно все. Разумеется, если есть достаточно сильное желание. А уж если желание подкреплено возможностями... И гость, и хозяин отлично знали, что может Братство. — Это будет тонкая игра.. — мечтательно сказал брат Амаха. — Придется обращаться в Имперский Совет, или даже.... Он поднял палец вверх. — Разумеется. Зато, какую награду можно получить в результате! Они переглянулись уже как соучастники, взявшиеся за одно дело. Лицо брата Амахи вдруг сделалось серьезным. — Но мы сами должны знать правду. Мы должны знать то, что там твориться на самом деле и что никогда и не при каких обстоятельствах не узнает ни эркмасс, ни Император. Они понимали друг друга. — Конечно. Поэтому все то, что узнает безбожник не должно уйти дальше наших ушей. В раздумье Амаха подошел к окну посмотрел на лес, на монахов, поднимавших пыль во дворе монастыря, и сказал, подводя итог: — Что нужно Братству, то нужно и нам. Имперский город Гэйль. Гэйльскй монастырь Братства. Подвал. Дверь, как ей и полагалось, заскрипела и отошла в сторону. Подняв светильник выше головы, брат Така первым шагнул в темноту, жестом приглашая следовать за собой Старшего Брата. Атари шагнул следом и уже на правах хорошего хозяина по-свойски, за рукав, потянул внутрь Шумона. Запах кожи и слежавшейся материи заполнял келью так плотно, что казалось, неизбежно должен был просачиваться сквозь каменные стены к соседям. Горло у Шумона перехватило, он закашлялся и, морщась, стал оглядываться. Сапоги и плащи, что лежали тут поменяли за свою жизнь не одного хозяина. Шумон представил, сколько людей таскало это на себе, и передернул плечами. Словно прочитав его мысли, брат Атари улыбнулся. — Не нравится? Шумон не стал скрывать своих чувств. — Нет. — Это не для тебя, — успокоил его монах. — А зачем тебе это... Ну, чтоб я ушел отсюда как паломник? — Потому что из монастыря должны уйти монах и паломник. А ты пока на него не похож... Их темноты появился брат Така. В одной руке он держал сапоги, а на другой висел плащ. Не новый, но чистый и свежий. — Это мой, — объяснил Атари. — Высокая честь для меня, — съязвил Шумон. — Ничего, отработаешь, — отозвался монах и повернулся к Младшему Брату. — Шляпу... — В лесу? — с сомнением отозвался монах. — Именно. Чтоб никто не подумал, что вы идете в лес... Брат Така кивнул и опять скрылся в темноте. Его шаги удалились, в темноте заскрипела еще одна дверь. — У меня есть несколько слов только для твоих ушей, — негромко сказал Атари. Он снял с шеи и ожерелье с двумя фигурками и одел на шею Шумону. — Мне это не поможет, — серьезно сказал безбожник, узнав оберег. — Отдай лучше своему монаху... — Поможет. Не так, как ты думаешь, но поможет. В темноте что-то заскрипело и с шелестом посыпалось на пол. Атари оглянулся и придвинулся ближе к безбожнику. — Я вот о чем... Я не знаю, что вы там найдете, но вполне может случиться, что брату Таке все станет ясно, раньше чем тебе... Шумон оглянулся. Монах за стеной что-то перекладывал с места на место. — По-моему он и сейчас уже все знает... — Да. Он проще, и суждения у него несложные. Потому-то я и говорю с тобой без него. Возможно, что получится так, что он захочет вернуться в Гэйль раньше, чем ты выяснишь там все для себя. Если ты посчитаешь, что нужно остаться.... Шумон усмехнулся. — Для того, что выяснить все окончательно, — невозмутимо продолжил монах. — Тогда покажи ему это ожерелье и скажи, что твое желание — это мое желание. Он поймет. Экс-библиотекарь пожал плечами и всем видом своим показывая, что идет на нешуточную уступку, спрятал ожерелье под одежу. Имперский город Гэйль Гэйльскй монастырь Братства. Монастырский двор. Выйдя утром на монастырский двор, Шумон с видимым удовольствием потянулся — эту ночь он провел с относительным комфортом и не в подземелье, а в одной из монастырских келий. После ухода Старшего Брата Атари его проводили в маленькую, скромно обставленную комнату, хоть и с зарешеченным окном, но зато сухую и с кроватью. По распоряжению главы общины к нему по очереди привели лазутчиков и Шумон почти пол ночи слушал их россказни о несметном числе нечисти, невесть откуда появляющейся и неизвестно куда исчезающей, о личной святости лазутчиков, уберегшей их от несчастий. Рассказы их были похожи друг на друга, и вскоре он сам уже подсказывал монахам и солдатам, что произошло вслед за тем-то и тем-то. Не поленившись, Шумон все-таки выслушал их всех и уселся думать. Как не крутил он в голове рассказы монастырских героев об их приключениях, выходила явная несуразица. Существо, обладающее согласно догматам Братства возможностью творить ничем неограниченное зло действовало на редкость неумело и даже добродушно. Только этим можно было объяснить, что среди героев не было ни одной жертвы! Ни одной! Никто не потерял не то, что души — а даже руки или ноги. Все осталось при них. Все как один возвращались в город целыми и невредимыми — исцарапанные, перепуганные, но целые. Только один ухитрился сломать ногу, да и то по собственной глупости. Дело там обошлось без Пеговых помощников и их злых козней. Да и этот случай с одноногим героем скорее вызывал удивление, чем восхищение его смелостью. Не было ни погони, со щелкающими за спиной зубами, ни преследования, ни удивительных чудес и знамений. Просто бежал человек, да споткнулся. Да и споткнулся-то он уже подбегая к Гэйлю, на глазах у братии. Может быть, споткнись он тремя-четырьмя поприщами раньше, рассказ получился бы совсем другой, более красочный. Появилась бы в нем и схватка с самим Пегой и соблазнение большими деньгами и заморскими принцессами (бродили такие рассказы в народе после Саарского инцидента, бродили...) и грозный отказ от всех предложений и посрамление врага рода человеческого, и удачное бегство на одной ноге, но все вышло, как вышло, и приврать монах не решился. Слов было сказано много, но пользы из разговоров Шумон не извлек. Оставались еще, правда охотники и ловчие, что первыми вышли из леса, но разговоры с ними безбожник отложил на следующий день. Эти должны были не только рассказать о том, что видели своими глазами, но и о Дурбанском лесе и Замских болотах. Постояв несколько минут на солнце, он подошел к воротам, перед которыми его ждал брат Така. Вчерашней мрачности на его лицо не было, хотя и дружелюбным его назвать он не решился бы. — Здравствуй, брат! — Черт тебе брат, — угрюмо ответил монах. Шумон на секунду задумался. — Ну, здравствуй друг. — Черт тебе друг. — Нда-а-а-а, — озадаченно протянул Шумон. — Сердит ты приятель. — Черт тебе приятель, — монотонно ответил монах. Шумон понял, что любое обращение его к монаху у того есть готовый ответ. — А вот Старший Брат обещал, что мне с тобой веселее будет. — На кол бы тебя, для всеобщего веселья, — злорадно сказал монах. Младший Брат Така чувствовал себя униженным поручением Старшего Брата Атари. Обида переполняла его. Будущее рисовалось темным и неопределенным. Единственным светлым пятном в нем было обещание Старшего Брата сделать его по возвращении в монастырь Средним Братом. В очередной раз вспомнив об этом он подумал, светлея лицом: «Нет, братья, есть на этом свете польза и от безбожников, есть...» Понимая, что твориться в душе у монаха, и оттого сочувственно улыбаясь, Шумон все же был настроен решительно — он хотел, как можно скорее уйти в лес, подальше от гостеприимства Старшего Брата. Была бы его воля, он на руках отнес бы Младшего Брата к городским воротам, но, увы,... Монах казался неподъемным. — Сколь странен мир, — сказал тогда экс-библиотекарь, разглядывая спутника. — Безбожник стремится умножить славу Братства, а Младший Брат сидит в праздности и ругается! Укор не подействовал. Монах даже не пошевелился. На его лице, хранившем вид оскорбленной добродетели, ничего не дрогнуло. Шумону показалось даже, что тот вовсе и не слушает его. Оглянувшись, он увидел башенки монастырской тюрьмы, что поднимались над стеной, вспомнил сырость каземата и невольно поежился. Каждое мгновение, что не отдаляло его от этой скорбной обители, он считал напрасно прошедшим. Тем более, что Старший Брат вполне мог и передумать. Поняв, что монаха так просто сдвинуть с места не удастся, он зашел с другого бока. — Между прочим, твоя задница не лучшая подпорка для этих ворот, — сообщил он ему. Младший Брат только плечом повел — не хватало еще выговора от безбожника выслушивать. — Хотя, это твое дело. Можешь подпирать их и дальше, а я пошел. Так и передай Старшему Брату: «Ушел, мол, в лес Шумон. Велел добром поминать. Обещал вернуться». Услышав это, а главное, увидев, что Шумон действительно направился прочь от монастыря, брат Така живо сбросил одолевавшую его меланхолию. — Стой, безбожник! — крикнул он удаляющейся спине. Тот остановился, дружелюбно глядя на насупившегося монаха. — Так. Как ты ко мне будешь обращаться, мы определились. А я, с твоего, конечно разрешения, буду обращаться к тебе по-прежнему — брат Така. Не возражаешь? У монаха было, чем возразить, но безбожник, не дожидаясь возражений, пошел дальше. Идти к болоту теми дорогами, которыми уже ходили Братья и наёмники эркмасса Шумон не хотел. Чтобы он там не встретил, повторять их дорогу не имело смысла. Он решил идти своей дорогой, благо Старший Брат не настаивал на каком-то конкретном пути. Атари было важно, чтоб они дошли, и возможно он считал, что извращенная логика безбожника поможет там, где не могла помочь искренняя вера. Единственное на чем настаивал монах, так это на том, что они должны были найти малый охотничий домик эркмасса и часовню при нем. — От дьявола она вас защитит, а уж от альригийцев сами поберегитесь! — напутствовал их Старший Брат. — Кто знает, что там еще бродит... Предстояло как можно скорее выяснить как можно больше о том, что представляет собой Дурбанский лес, а особенно те его части, что лежат в стороне от Большой дороги. Помочь им разобраться в этом мог только кто-нибудь из ловчих или охотников за драконами. Старший Брат рекомендовал Шумону найти охотника Хилкмерина, который теперь, когда лес стал недоступен, дни и ночи проводил в харчевне «Под хвостом дракона». Имперский город Гэйль. Харчевня «Под хвостом дракона». Общий зал. Харчевня стояла на другом конце города, у протоки, отводившей воду из реки в замковый ров. Среди окрестных добротных каменных строений она выделялась только вывеской, изображавшей драконий хвост, из-под которого на землю валились грудами золотые монеты, и тем, что к ней вела самая широкая и самая утоптанная дорога. В это время возле харчевни было малолюдно и тихо. Лошади у коновязи изредка ржали и били копытами в стену соседнего дома. Из открытой двери тянуло запахом свежего хлеба и пива. Хилкмерина они увидели сразу, как только вошли. Они лежали рядом — он и его широкополая шляпа с украшениями из чешуи дракона. Три пустых кувшина из-под местного вина объясняли причину неподвижности старого охотника. Шумон в нерешительности застыл, разглядывая, уткнувшегося лицом в объедки охотника и раздумывал, как быть дальше. — Это он? — спросил Младший Брат, одобрительно разглядывая неподвижное тело. Взгляд монаха говорил том, что нынешнее состояние охотника знакомо ему самому до тонкостей и что он молча переживает этот приятный момент вместе с ним. — Он, — с досадой ответил Шумон. Безбожник не был суеверен, но такое начало не предвещало ничего хорошего. Вряд ли сейчас старый охотник был разговорчивее своей шляпы, а как раз разговор с ним и интересовал Шумона более всего. Ждать, когда старый охотник проспится, и терять из-за этого еще один день Шумону не хотелось. Задерживаться в городе еще на сутки, рискуя вновь испытать гостеприимство брата Атари, он никак не улыбалось. Выход нашел брат Така. — Эй, хозяин! — зычно крикнул он. Хозяин вышел из-за стойки и, в знак уважения, подошел к монаху. Приподняв голову Хилкмерина за волосы, он спросил: — Он давно у тебя? — Нет, только спустился, — хозяин показал рукой вверх, где были жилые комнаты постояльцев. Монах довольно кивнул. — Когда успел? — в отчаянии пробормотал Шумон. Монах отвечать не стал. Умный бы спрашивать не стал, а дураку, как не ответь, он все не поймет. — Тебе заплачено? — Да. Брат Така оглянулся на столы, выбирая, чем тут можно поживиться. В воздухе промелькнул запах жареной птицы. — Тогда дай нам два кувшина вина и курицу. Он не стал раздумывать как Шумон над тем, что нужно делать. Ощущая состояние охотника как свое, он отлично знал, как ему его из него вывести. Монах подхватил Хилкмерина на плечо и двинулся к двери. Шумон словно лодка за большим кораблем пошел следом. У порога их нагнал хозяин с корзиной. Руки у брата Таки были заняты и её пришлось взять экс-библиотекарю. Выйдя из дверей харчевни Брат Така покрутил головой, что-то отыскивая, скомандовал: — Бреди за мной, греховное семя... Сквозь кусты, росшие левее харчевни, они вышли на берег протоки. Брат Така снял все еще спящего охотника с плеча и, поудобнее устроившись на камне, начал макать его в воду. После первого окунания Хилкмерин проснулся. Как положено в таких случаях он заорал, попытался вырваться, но монах перехватил его половчее и продолжил экзекуцию. Хилкмерин хлебал воду. Через некоторое время он перестал орать, так как брат Така вынимал его из воды все реже и реже и тех мгновений, что старый охотник был на воздухе, ему едва хватало на то, чтобы вздохнуть. Когда он перестал кричать и начал дергаться, брат Така поднял его и перевернул вверх ногами. Изо рта охотника хлынула вода и брань. Он кашлял, шумно извергая из себя потоки воды пополам с вином, а воздух выходил из него руганью и нечленораздельными проклятьями. — Что же ты делаешь, ногой тебя в грудь!!? Слова выблевывались вместе с водой, тиной и пузырьками воздуха. Намокшая борода падала на лицо, и Хилкмерин безуспешно отбрасывал ее нетвердой еще рукой. Брат Така приподнял его над водой так, чтоб можно было заглянуть в лицо. Глаза охотника вращались в орбитах, словно жили сами по себе, но каждый смотрел вполне осмысленно. — Ожил, — довольно сказал монах, — говорить способен. Спрашивай, что хотел. Он аккуратно поставил охотника на ноги и даже отряхнул водоросли, прилипшие к одежде. Однако вместо делового разговора, в ответ на такую заботу со стороны Братства, старик закатил скандал, требуя от них денег за три кувшина вина, которые он выпил. Вцепившись в рясу Младшего Брата, он взывал к его совести: — Девять монет! Кто мне их вернет, ногой тебя в грудь? Я платил деньги за вино, а ты наполнил меня водой, словно я коровье вымя! — Не до конца отрезвел, — озабоченно сказал брат Така Шумону, услышав про вымя. — Заговаривается. Видать, всосаться успело. — Это я не протрезвел, ногой тебя в грудь? — зашелся Хилкмерин, безуспешно пытаясь трясти Младшего Брата. — Я трезв как ребенок! Устав от шума брат Така легко поднял охотника и тряхнул. Зубы охотника лязгнули. — Не зуди, мирянин, а то еще окуну. Хилкмерин умолк, даже с полупьяну понимая, что монах легко выполнит угрозу. Воспользовавшись этим, Шумон убрал кнут и пустил в ход пряник: — У нас есть два кувшина вина. Один из них твой. — Один? — возмущенно переспросил Хилкмерин, тараща глаза. — Послушай, мирянин, — внушительно сказал брат Така. — Мы ждем от тебя помощи. — Двоим за один кувшин? — упрямо переспросил охотник, для верности пересчитав их. Чувствуя его правоту в этой странной арифметике, Шумон хотел, было уступить, но Брат Така равнодушно сказал: — Да, ты прав. У нас есть два кувшина. Он демонстративно провел ладонью по запотевшему боку, смахивая влагу делавшую кувшины прохладно — матовыми. — Но если ты не захочешь помочь нам, я оба разобью о твою голову. В этом случае оба кувшина станут твоими, но в твое брюхо попадет лишь несколько капель. А потом мы отведем тебя в монастырскую тюрьму. Выбирай... Эти слова побудили охотника к сотрудничеству. Хилкмерин понял, что силой ничего не добьется. — Что нужно вам от старого трезвого человека? — плаксиво и жалобно спросил он. — Нам нужна дорога к Замским болотам. Хилкмерин свистнул, тут же позабыв о своих слабостях. — В лес идете, ногой вас в грудь? — Он вроде бы даже как-то воодушевился. — Дорога-то вон она. Проторена. По ней драконов возим. — Сам знаешь, что теперь по ней идти — назад вернуться. Другой путь есть? Хилкмерин почесался, ему очень хотелось потребовать вина, и он даже набрел в грудь воздуху, что бы это сделать, но монах, уловив его желание, качнул перед лицом кулаком и охотник махнул рукой. — А ладно! Расскажу. Только что бы без обмана — оба кувшина. — Торопливо сказал он, уже ощущая, как вино смачивает горло, и как пальцы слипаются от жирного мяса. Опасаясь, что они передумают Хилкмерин, разровняв песок прутиком, начал рисовать план Дурбанского леса и пути к Замским болотам. Шумон смотрел, как прутик бегает по песку, и время от времени спрашивал: — Река? Так. А это что? Понятно. А сколько до нее? Хилкмерин знал лес, и план получился подробный, а выпив вина и съев курицу, он еще более подобрел и костью начертил ту его часть, которой владели Альригийцы, находившуюся за Внешним Поясом Обороны. — Туда лучше не ходите, — предупредил он их. — Ребята там крутые. Повесят за ноги, и спрашивать не будут, чего это вам там понадобилось. — Ой ли? — весело спросил Шумон, довольный оборотом дела. — Вот за ноги подвесят, тогда и ойкать будешь, — осадил его Хилкмерин. — Ты свою прыть поубавь. Дорогу-то знаешь да вот только пройдешь ли? — Пройду, — уверенно сказал Шумон, — вон у меня какой заступник! — и он показал на брата Таку. — А Пеговы помощники? — поинтересовался Хилкмерин. — Там, говорят, их видимо-невидимо? Куда ни плюнь — черт сидит! — А молитва? — в тон ему ответил Шумон. В силу молитвы старый охотник почему-то не верил и, покосившись на брата Таку, сказал: — Так не всякого черта молитвой возьмешь. — Кого молитвой не усмирим, того брат Така кулаком усовестит, — отшутился безбожник. Перспектива вернуться назад, в подземелье стремительно отдалялась. Сердце его радостно стучало, губы сам собой улыбались. Задержки удалось избежать. Хоть сейчас они могли покинуть город, грозивший ему столькими бедами. — Ну-ну, — хмыкнул Хилкмерин, неверно истолковавший улыбку экс-библиотекаря, — попробуй. Там черти кулаков не бояться. Зуппа вон, ножом одного ткнул со страху, и то ничего. — Какой такой Зуппа? — сразу став серьезным, спросил Шумон. — Как какой? Тот самый. Он один и есть. Младший ловчий в моей ватаге. Почувствовав их интерес к его рассказу, он задумчиво посмотрел на оставшийся кувшин. Шумон кивнул. Хилкмерин с видимый удовольствием поднес кувшин ко рту, и волосатый кадык его задергался, провожая в желудок порции зелья. Выпив полкувшина, он вытер губы ладонью, показывая, что готов к разговору. — И что же? — А он как черта увидел, так ножом в него со страху и двинул. С десяти шагов. — С молитвой надо было, — наставительно сказал брат Така. Хилкмерин хлебнул из кувшина и махнул рукой. — Какая в нашей молитве сила? Тут святому человеку молиться надо. — А сам Зуппа-то цел остался? — А что ему сделается? — удивился охотник. — Он ведь заговоренный — в прошлом году дракону на хвост наступил. А после этого пять лет страха не имеешь. Из любой переделки целым выйдешь. Проверенно. — Ну а дальше — то что? — Да ничего, — на лице Хилкмерина постепенно начало появляться сонливое выражение. Он зевнул. — Нож в него как в воду вошел — без всякого следа и даже не булькнул. Так что, ребята, на кулаки особенно не надейтесь. Он, отчего-то помрачнел, допил кувшин и, не попрощавшись, пошел в сторону харчевни. Несколько мгновений монах и безбожник молча наблюдали как впавший в меланхолию охотник, покачиваясь пробирается сквозь кусты. — Что ж, — сказал Шумон, — пора и нам. Он наклонился, рассматривая план. Рисунок на песке походил на детскую шалость, только вот толку от него должно было быть больше, чем от детской шалости. — Ты охотничий домик найдешь? — Найду. Безбожник разровнял песок, словно стер прошлое. — Тогда пошли.  Скачать произведение
|
