|
Валерий Гаврилин. Хоровая симфония-действо «Гаврилинские «перезвоны» — это и образ,
и явление, и целое понятие современной
русской художественной жизни...»
А. Золотов «Перезвоны» В. Гаврилина — произведение уникальное. Оно не знает аналогов — общительное, мелодичное, задушевное, как русская протяжная песня, как любимая композитором родная северная природа, «Перезвоны» обладают той же притягательностью, что и лучшие сочинения Свиридова, духовным наследником которого Гаврилин, безусловно, был. Музыкальный символ судьбы России «Перезвоны» воспринимаются как музыкальный символ судьбы России в трагичном для нее XX веке. Они возвращают хор к его первоначальному назначению — быть инструментом духовного совершенствования человека. При первом же знакомстве произведение завораживает спокойно льющимся светом. Из простых и знакомых интонаций, песенной мелодии и сочного, образного слова соткана их поэтическая материя. Автор обращается к сокровенным тайникам души человеческой, к живущим там от рождения и до смерти Красоте и Добру, Гармонии и Справедливости — к вечным человеческим ценностям. Из пестрой мозаики картин и жанров складывается грандиозная фреска истории человека и народа, их общей судьбы, возникает «голос народной жизни во всем ее многообразии». Здесь и массовые народные сцены, и монолог героя, осмысляющего простые и вечные истины человеческого существования, а рядом колоритные, как бы выхваченные из самой жизни и запечатлевшие ее красоту поэтичные зарисовки посиделок и вечёрок, грустно-озорные частушки, завораживающая картина вечерней природы и таинственных ночных видений. Но всё это зыбко, ассоциативно... словно пришедшее из далёкого сна. «По прочтении Шукшина» — такой подзаголовок дал своему сочинению Валерий Гаврилин. «Все написанное им предельно искренне, бескомпромиссно, полно любви к человеку и к родной земле, — писал Гаврилин. — Так и выстраивается «действо»: начало и конец — трудная Дорога. А в середине — свет. Он есть и будет в жизни всегда. И всегда будет любо выйти на простор, взглянуть, как велика и прекрасна русская земля. И как бы ни менялся мир, есть в нем Красота, Совесть, Надежда». Звучащее Бытие Что же такое эти многозначные и переливчатые «Перезвоны», само название которых наполнено столь многими смысловыми обертонами и ассоциациями? Свою родословную они ведут от древней традиции колокольности в русской музыке. Многочисленные звоны колоколов, курантов, ходиков и колокольчиков «Птицы-Тройки» знают историю страны и «звонкие судьбы», помнят лишение языка, изгнание и кандалы... И привлекают они, прежде всего, своей емкой символикой, ибо это — звучащее Бытие, измеренное время, знак единения и общей судьбы. И все эти перезвоны то сливаются в один грандиозный символический звон, то вновь рассыпаются на миллионы подобий, хранящих память-отзвук этого общего звона. «Перезвоны» можно сравнить с древнерусской Книгой. Как древняя Книга они как бы «единым взором» охватывают Вечность и Время, историю Руси и житие отдельного человека. Обрамляющие номера — «Весело на душе» и «Дорога» — подобны потемневшему переплету или заставке, где множество причудливых картин, эмблем и виньеток. Здесь еще царствует хаос Мироздания. Отдельная человеческая жизнь еще не отделена от предшествующих и последующих, от многих других жизней. Однако уже положены ее пределы: Небо и Земля, Жизнь и Смерть, Добро и Зло, Ад и Рай. Между ними тянется Дорога: «...человечество вступает на Путь Жизни и идет по нему упрямо, с верой, с грехом, и каждого человека ожидает конец, но люди продолжают идти. Дорога эта вечная, тяжкая, но почему-то необходимая». Соединившись, мотивы хаоса и пути образуют пространство, где встречаются все и вся: радость и горе, веселье и грусть, слезы и смех, наивная надежда и рвущее сердце безысходное отчаяние — «слезы соленые, кони дареные, весело на душе...». Поэтому, наверное, крайние части так напоминают гигантский театральный занавес, где соседствуют две маски: маска комедии и маска трагедии. Так же различны, контрастны две половины действа, но главный сюжет его начнется, когда будет перевернута заставка, когда «раздвинется занавес», зазвучит и предстанет притча о смерти благородного разбойника. Воспоминания на пороге смерти Начнется она с конца, на пороге смерти и закончится последним его часом, но в эти обращенные к памяти мгновения вместится все. Так было и у Шукшина, ведь возвращение памяти к детству, отчему дому у него довольно часто, слова «а я беспречь назад оглядываюсь» — один из лейтмотивов его творчества и жизни. Так же мог сказать о себе и лирический герой «Перезвонов» в этот краткий и великий час подведения итогов. Поэтому и становится этот последний час и житием, и молитвой, и исповедью. Вся жизнь пройдет перед человеком в это мгновенье. Она развернется перед судом его совести и будет представлена Всевышнему как единственный и неоспоримый довод в мольбе: «Зачем же тебе не простить меня?». Но судьба героя не просто жизнь и смерть где-нибудь в глухом тихом углу, а жизнь и смерть на Дороге, в самой ее круговерти. С этого и начинается сама притча: «Ой, да схороните меня, братцы разбойнички, да между трех дорог, в перекресточке». Отсюда и лежащая на всем печать многоликости, контрастности. В первой половине — начало, свет, утро, весна, детство, праздник, во второй — ночь, тьма, зима, старость, смерть... Душа-Дудочка. Столь же контрастен и образ лирического героя — доброго заступничка и разбойника, странного шукшинского «чудика-дурачка» и крепкого мужика, грубого и нежного одновременно. Таковы и два его лика, два его голоса — тенор и бас (чтец), возвышенный и приземленный, детский и взрослый, певучий и говорящий — полетный голос мечты и тяжелого мудрого знания. Есть у них и «общий знаменатель», внутреннее бессловесное единство — их общая Душа. Это — «Дудочка», в тембре которой как бы сплелись символика любви и простой деревенской жалости. Ее негромкая песня-разговор, песня-плач печальна и проникновенна. Она как будто все время силится, но не может вырваться из своего бессловесного плена. Только в начале второй половины «Перезвонов» («Скажи, скажи, голубчик») мы услышим слова ее песни. Это — слова матери, лейтмотив размышлений, воспоминаний человека. Несколько раз звучит «Дудочка», вспоминая-предвосхищая три вопроса: «Где ты живешь? Что ты поешь? Что не заснешь?» На три главных вопроса и пытается ответить человек на пороге смерти, предъявляя как единственную свою драгоценность и оправдание всю прожитую им жизнь. А основа ее — Родина, Душа и Совесть — главные источники Красоты, Правды и Добра, три главные нити, связывающие человека с его народом. Лики Матери. Первым и главным олицетворением этой Красоты становится для человека его Мать. Она незримо сопровождает его через всю жизнь, через все его «перезвоны». Образ ее предельно обобщен и для каждого конкретен. Различны и едины лики Матери в «Перезвонах». Первый лик — мать в воспоминаниях сына, воплощение света и доброты, той реальной земной веры, что ведет и хранит человека в нелегком пути. Второй лик — реальная мать в беседе с сыном («Скажи, скажи, голубчик»). Чистоте светлой и сердечности противопоставлен агрессивный образ «Страшенной бабы» с гигантским арсеналом всего страшенного — нечистой силы, «нечистым котище змеины глазища, вострющи когтища», «страшенным ножищем», кровищем и т. д.. Но здесь борьба добра и зла, словно во сне, постепенно переводится в сказочно-юмористический план детской игры... Третий лик матери — стихийная и могучая «Матка-река». От поколения к поколению несет она негасимый «свет жизни». Во всех этих ликах живет память сердца, память земли, память поколений — витает великий охранительный дух материнства. Вспомним и дудочку, которая рождена природой, сотворена человеком и звучит голосом матери. Теперь она — совестливая, добрая, поющая душа сына. Хоровой театр Следует сказать и об особой театральности «Перезвонов». Она не столько внешняя (перестановки хора, необычное его расположение, пространственные эффекты, включение зала как «пространства соучастия» ...), сколько внутренняя. В ней отчетливо различимы: авторская интонация, голоса героя и враждебных ему сил, его воспоминания и размышления, отдельные проникающие в партитуру звуки-символы самой жизни... И эта проявляющаяся в самом звучании хора внутренняя театральность особенно отчетливо раскрывается именно в записи сочинения, где уже не видишь, но именно слышишь хоровой театр во всей его многогранности и глубине. «Останется немногое, — говорил Георгий Свиридов, — но музыка Гаврилина останется». «Это был русский Шуберт, — сказал Сергей Баневич. — С Гаврилиным умер последний романтик в музыке».  Скачать произведение
|
Работы автора: По следам Поезда-Призрака Кармина Бурана Хованщина все работы Публикации: Кольцо времени Колесо в заброщенном парке
|
