Откипело, улеглось и, вроде, вызрело,
Перемножив боль мою с твоею болью.
То ли песню написать мне в стиле Визбора,
То ли просто биться в стенку головою.
Головой, в которой строчки перепутаны,
По которой лупят, словно жернова,
По-вчерашнему далекие и смутные,
Но безжалостно реальные слова.
Слышишь, крест скрипит, качаясь над моей убитой верой?
Видишь, вороны кружатся, на мечту мою позарясь,
Безнадежность, словно бездну, оставляя, как замену,
Да, не ведомо к кому, слепую зависть.
Почему всегда другие, почему не я?
Что за сила им волшебная дана?
Или я не человек, а просто мумия?
Или весь я их подметкам не цена?
Впрочем, что я? Лучше петь про то, как чудится
Алый парус над водою в синеве.
И твердить тебе: — Все сбудется, все сбудется, —
И бежать по засыпающей Москве.
Да, ты тоже в передряге. Так давай, пока я рядом,
Разряди свои печали прямо в грудь мою снарядом.
Понимаю, принимаю на себя твою потерю,
Говорю: — Ты только верь, — а сам не верю.
Вот и все. И кто б сказал, взглянув со стороны,
Что шагают, протянув друг другу руку,
Две, сродненные бедою, две души больных?
Что по-разному нужны они друг другу?
И захлестывают улицы осенние
Их водоворотом будничной возни.
Может быть, еще дарует бог спасение.
Но когда же, ну когда же, черт возьми?
|