Проснулся я от дребезжания стекол и грохота. Вскочил в холодном поту, но чуть погодя расслабился. Сообразил, что это всего лишь вернулся папа. Думаю, ему просто хотелось, чтобы я узнал о его возвращении. Хотя, когда он так сажает флаер, о его возвращении узнаю не только я, но и все соседи на двадцать километров в округе. Я вышел на крыльцо. Папа как раз выбирался из дымящихся останков флаера и выглядел слегка усталым. Я помахал рукой и папа улыбнулся в ответ. Разумеется, он не пострадал. Для его костюма из биопластика такие посадки мелочь. И флаер не жалко. Согласно штатному довольствию Корпуса, папе положено три таких в месяц. Тот, кто утверждал довольствие — умный человек и понимает, что флаеры быстро изнашиваются. Куда быстрее, чем костюмы из биопластика. Я почесал затылок. Окинул взглядом рассыпавшиеся на посадочной площадке детали и где-то внутри шевельнулось сомнение. А может папа просто забыл включить тормозные двигатели? С него станется.
Дело в том, что он — склеротик (последствия контузии). От нас даже мама ушла по этой самой причине. А еще ей не нравилось то, что он работает в Экологическом Корпусе. Однажды я услышал их разговор. — Как тебе не стыдно, Сергей. Для тебя нет ничего святого. Во время последнего рейда на Завиракс вы спалили дотла семь городов! — Леночка, но ведь они загрязняли окружающую среду! — Вы наполовину истребили население этой несчастной планеты! — Зато какая там теперь экология! А поголовье тунца выросло в три раза! Тогда папа привез мне гранатомет. Совсем как те, с помощью которых они в Корпусе борются за соблюдение Экологического Кодекса. На самом деле, конечно, игрушка. Боезаряд почти вдвое меньше, чем у настоящего. Баловство. Зато все мальчишки мне завидовали. Правда, после того как мы с друзьями разнесли дом Сидоровых, папа гранатомет отобрал. Было, конечно, обидно. Тем более, что никто не пострадал. Разве что, дедушка Сидоров. Но ведь он все равно был старенький. А спустя месяц от нас ушла мама. Наверно, она просто нас не любила. С тех пор, папа стал привозить кучу интересных вещей. Бластеры — к сожалению, совершенно неисправные. Списанные энергоэлементы больших космических излучателей. Полуразобранные инфрапушки, и, однажды, ракетную установку — как оказалось, в превосходном состоянии. После двух моих залпов по Иркутску, папе пришлось срочно передать её в наш краеведческий музей. Вот уж, не пойму, чего все так переполошились? Ракеты-то были без боеголовок! Я обиделся и целых три дня не разговаривал с папой. Должно быть, и он в душе чувствовал, что поступил несправедливо. Через неделю привез мне Поющий Бриллиант. Не ракетная установка, конечно, но тоже штуковина интересная. Двадцать четыре часа в сутки выводит одну и ту же мелодию. По громкости, правда чуть слабее, чем стереосистема. Случилось так, что папу, практически сразу, опять вызвали в командировку. А я забыл Поющий Бриллиант на столе и с приятелем Мишкой укатил в Иркутск, на праздник Смеха. Только нашим соседям эти три дня было не до смеха. Они чуть с ума не сошли. И наверное высадили бы нашу дверь. Если бы могли. Дверь у нас из суперпластика. И ставни на окнах — тоже. Звук пропускают, а все остальное — нет. По возвращении, папе пришлось упаковать Бриллиант в двадцать слоев звукопоглотителя и зарыть в саду. Причем, мне он так и не признался, где именно. Такая жалость. — Вовочка, — сказал мне после того случая, папа, — Если ты хочешь чего-нибудь добиться в жизни, ты должен тренировать не только это, — похлопал себя по накачанным бицепсам, — но и это, — он выразительно хлопнул себя по лбу. — Поверь, — вздохнул он, — Иногда работать головой бывает намного полезнее, чем работать бластером. Ага, легко ему говорить. Вряд ли я когда-нибудь смогу так же ловко работать головой, как и он. Это ведь особый талант нужен. Каждое утро папа разбивает лбом здоровенную стопку кирпичей. А у меня даже от одного кирпича начинается такая головная боль, что никакой аспирин (единственное болеутоляющее в нашей домашней аптечке) не помогает. Сегодня папа выглядел даже более усталым, чем обычно. — Был тяжелый день, да? Он слабо улыбнулся: — Есть такая профессия, сынок, экологию сохранять... — Папа... — несмело я заговорил, пытаясь напомнить о подарке. Он ведь обещал привезти старинный пулемет системы «Максим». Без патронов, конечно. Патроны есть у Мишки, но папе об этом знать ни к чему. — Завтра, Вовочка, всё завтра... Ложись спать. Я кивнул и отправился в спальню. Спорить в таких случаях бесполезно.
Утром я проснулся от глухих ударов и треска. Выглянул в окно и понял, что все в порядке. Папа тренируется. По всему саду уже валялись расколотые кирпичи и сломанные деревяшки. Во время тренировок его лучше не отвлекать. Я отправился на кухню и тут, прямо на коробке с мармеладом, обнаружил подарок. Что-то вроде металлического ларингофона с большим утолщением впереди. Увы, значит, с пулеметом, пока, облом. Я повертел подарок в руках. Ага, кажется вот так! Надел вещицу на шею и с трудом сумел защелкнуть сзади тугую застежку. Внутри «ларингофона» что-то затикало. Как в старинных механических будильниках. Интересно. Я подошел к зеркалу. Выглядело круто. Ребята умрут от зависти. Наскоро перекусив, я отправился к Толику. Мы с приятелями собираемся там по утрам. У Толика самый большой бассейн в округе. Девчонки тоже туда иногда ходят. Как-то раз, мы с Мишкой подбросили им парочку мурен. Вот визгу-то было! Папу Толика чуть не хватил инфаркт. Нехорошо вышло. Он-то не знал, что мурены были почти ручные и совсем не голодные. С тех пор, мы с Мишкой больше так не шутим. Ну, разве, что иногда... Сегодня народу в бассейне было немного. И все вели себя как-то странно. Сначала с интересом обступили, разглядывая мой «ларингофон», потом, прислушавшись, удивились: — А что это тикает? — Там тикает, внутри. Они глянули на меня испуганно и вдруг начали так стремительно выскакивать из воды, словно в бассейне опять обнаружились мурены. Но ведь не было даже пираний! Отчего этот переполох? Скоро никого не осталось. Один Толик. — Слушай, — сказал он, оставаясь на дальнем конце бассейна, — Шел бы ты... купаться куда-нибудь на озеро. — Это еще почему? — удивился я, подплывая. Увы. Ответа не дождался. Толик, как ошпаренный выпрыгнул из воды и скрылся в кустах. С ума они все посходили? Я вылез и вытерся полотенцем. Эх, жаль Мишки нет, еще вчера вечером укатил с родителями в Иркутск. Он бы оценил папин подарок! В следующий раз, перед тем как кидать мурен в бассейн к этому психованному Толику, ни за что не буду их кормить!
«А, действительно, почему оно тикает?» — подумал я, возвращаясь домой, и решил снять вещицу, чтобы еще раз хорошенько изучить. Не тут-то было. Проклятая застежка не поддавалась. Ничего, сейчас отец поможет... Я обнаружил его дремлющим за классическим романом. Кажется, что-то из Лукьяненко. Врач прописал папе двадцать страниц после еды для улучшения пищеварения. — А-а, сынок, — сказал отец, мгновенно просыпаясь, — Извини... там в гостиной пулемет, такой, как ты хотел... Подарок. — Да? — выдавил я озадаченно, — А это тогда что? Папа внимательно зыркнул на меня и глаза его округлились: — Сынок, ты что новости не смотришь? Какие там новости, вчера было не до того. Вчера мы с Мишкой запускали в космос кота Сидоровых. — А что случилось, пап? «Спартак» не вышел в финал? — Да нет, Вовочка. Всё не так страшно, — сказал отец, быстро вскакивая с дивана. И попытался стащить с меня «ларингофон». Причем делал он это так старательно, что едва не оторвал мне голову. Застежка не поддалась. — Ты чего, папа! — закричал я, вырываясь. — Извини, Вовочка, нет времени на объяснения, — папа разогнался и лбом пробил облицовочную панель стены. В открывшейся нише обнаружилась... Я глазам не поверил — старинная бензопила «Дружба»! Да ведь за её хранение, не говоря уже об использовании — в два счета можно вылететь из Корпуса! Все знают, какой огромный экологический вред наносят бензопилы. — Папа! — изумленно открыл я рот. — Нет времени, Вовочка! — прошипел он, хватая бензопилу, и ласковыми отцовскими пинками погнал меня наружу, к почерневшему флаеру. — Но ведь он не взлетит! — Взлетит, — сурово буркнул папа, швыряя меня на сиденье, — В Корпусе мы проходили курс техобслуживания в экстремальной обстановке. И он дал флаеру такого мощного пинка, что на посадочную площадку градом посыпались детали, еще кое-как державшиеся после вчерашнего приземления. А спустя секунду флаер взмыл ввысь, да так стремительно, что папа едва успел запрыгнуть внутрь. — Что случилось? — допытывался я, пока мы неслись куда-то над лесом. — Извини, сынок, — вздохнул папа, опуская глаза, — Дурацкий склероз... Я просто забыл вчера эту штуковину на столе. — Кстати, хотел спросить. Там внутри что-то всё время тикает. Это что фишка такая? Для прикола? Да, пап? — Нет, Вовочка, это не фишка, — кашлянул он, глядя куда-то в сторону, — Это часовой механизм. — Что-то вроде будильника? — озадаченно я нахмурился. — Почти, — кивнул папа и мягко добавил, — Террористы на Завираксе используют такие штуки для минирования покойников. Мне повезло. Одну удалось достать целехонькую, для изучения. Жаль, ты не смотрел новостей... Вчера все информагентства показали об этом репортаж. — Погоди, ты хочешь сказать... — до меня наконец дошло и я заорал благим матом: — Сними с меня эту гадость! — Не сейчас, Вовочка, — вздохнул папа, глядя вниз, — Мы над лесом. А эти чертовы террористы используют такие экологически грязные технологии... Я взвыл. Но тут лес наконец-то кончился. — Теперь-то можно это снять! — Нельзя, Вовочка, — виновато развел руками папа, — Мы над озером. Ты же не хочешь, чтобы рыбки погибли? Я прикусил губу. Всё таки, папа у меня — добрый. Только по-моему он слишком долго служил в Экологическом Корпусе. Через минуту озеро кончилось и папа немедленно включил бензопилу: — Теперь можно, сынок! Я вздохнул, наклоняя голову: — Пап, а ты уверен, что это не взорвется, когда ты будешь распиливать застежку? Он задумался на мгновенье: — Ты прав, сынок. Не будем её распиливать. Слишком велика опасность загрязнения. — Но как же ты её снимешь, папа?! — Есть одна мысль, Вовочка! — успокоил он, поднимая бензопилу. — Какая? — спросил я, с надеждой поворачивая голову. И заорал во всю глотку, когда понял...
Очнувшись, я услышал голоса. — Как это его угораздило? — озабоченный женский. — Ну... Вы знаете этих мальчишек, — ответил голос папы, — Нашел в шкафу древний бритвенный станок... В общем, сами понимаете... Я открыл глаза. Женщина-врач и папа стояли рядом со мной. Точнее, не совсем со мной. Одной важной части у тела, опутанного трубками и датчиками, явно не хватало. Если бы не свежая наколка «Спартак-чемпион», я бы себя не узнал. — А почему срез такой неровный? — недоверчиво спросила врачиха. — Э-э... наверное, лезвие тупое попалось, — вполне убедительным тоном соврал папа. Я, насколько было возможно, скосил глаза вниз, но так и не смог разглядеть следов работы бензопилы. А еще у меня очень чесался подбородок. Врачиха куда-то вышла, а папа присел на стульчик. Спиной ко мне. То есть не ко мне, а к одной, но очень важной части меня. Взял опутанное трубками тело за руку: — Ничего, Вовочка! У нас в Корпусе бывало и покруче... Не переживай... Если что — найдем тебе трансплантант. Будет не хуже родной! По крайней мере, умней. А нет, так сделаем протез. У нас в Корпусе многие с протезами. И ничего — отличники боевой и экологической. Говорят даже, сам главнокомандующий — тоже с протезом! Я попытался выругаться. Только из этого ничего не вышло. Ни звука. И я снова закрыл глаза. Эх, папа, папа... Хорошо хоть он голову не потерял. В смысле, мою голову! С него станется. Он ведь склеротик... Мой папа — склеротик! А может, ему просто поставили некачественный протез...  Скачать произведение
|
