Творчество: Борис Тараканов

По следам Поезда-Призрака

На правах рабочей рукописи

Борис Тараканов,
Антон Фёдоров

«Берегись поезда!»
табличка на заброшенном
железнодорожном переезде

Москва, 1992 год

    — Не могу обнадеживать вас, — лениво икнув, сообщил капитан милиции. — Иногда документы, конечно, подкидывают. Но вот с деньгами и дорогим бумажником скорее всего придется проститься.

    — Да ладно бы деньги! — потерпевший был не на шутку расстроен. — У меня там загранпаспорт лежал, права, журналистское удостоверение и еще куча важных документов...

   Дежурный пожал плечами. Ему очень не хотелось принимать заявление у этого нестарого еще человека с седеющей бородкой и пронзительными грустными глазами.

    — Мы, конечно, постараемся, Григорий Ефимович, — сказал он, еще раз глянув на «шапку» текста заявления, — но никаких гарантий я дать не могу.

    — Я понимаю... Главное, я зазевался как-то странно. Будто затмение какое нашло. А когда опомнился, портфеля уже не было, представляете! Просто наваждение...

   Капитан развел руками и сказал:

    — Может, и гипноз какой. Сейчас ведь сами знаете — всяких «талантов» развелось. Раньше их хотя бы регистрировали худо-бедно, а теперь — так полный бардак... — он прервал монолог и с чувством зевнул. — Мы работаем над этим. Может, и вам сможем помочь...

   Пришедший посмотрел на него, слегка покачал головой и вздохнул. «Ничем ты мне не поможешь, страж так называемого порядка...» — говорил его взгляд.

    — Спасибо. Мне только остается пожелать удачи и вам, и мне.

   С этими словами он встал и вышел. Дверь районного отделения милиции сердито хлопнула ему вслед.

Рим, 14 июля 1911 года

   Лето 1911 года выдалось жарким. Ранним утром четырнадцатого июля вокзал уже был переполнен. Это было неудивительно — туристическая компания «Mauro Sanetti», дабы привлечь богатых клиентов, устраивала развлекательную проездку для осмотра уникального сооружения своего времени — сверхдлинного горного тоннеля. Вопреки опасениям хозяина фирмы, желающих приобщиться к столь необычной поездке оказалось предостаточно. В ожидании отправления поезда великосветская публика собиралась в небольшие группы и в разговорах предвкушала впечатления, которые она получит от этого оригинального железнодорожного путешествия. Вокзал пестрел дорогими нарядами. В нежных лучах утреннего солнца на тонких изящных женских шейках неярким светом мерцали бриллианты, сапфиры, изумруды... Торговцы с лотка разносили по перрону сигареты, фрукты, сладости, пузатые бутылки с превосходным вином.

   Неподалеку, почти особняком, стояла группа молодых людей — студентов Римского университета. Они громко смеялись, рассказывая друг другу истории своих похождений и пикантные анекдоты, не забывая в то же время поглядывать в сторону своих очаровательных подружек. Подойти ближе они не решались — молодые дамы находились в обществе родителей.

    — Марио, куда это ты смотришь? — спросил Джузеппе.

    — Куда же еще может смотреть ловелас Марио? — подхватил Антонио, — конечно же, на Алессандру, синьорину ди Лассо!

   Вся компания взорвалась смехом. Все давно знали о неразделенной страсти молодого студента к дочери судьи.

    — Смейтесь, смейтесь, — с улыбкой отвечал Марио. — Уже следующей весной я женюсь на ней.

   Компания захохотала пуще прежнего. Синьор ди Лассо имел свои виды на брак дочери. И молодой, пусть и не бедный, студент Марио Джулиани в эти планы явно не вписывался.

    — Будь осторожен, Марио, — сказал Федерико. — Как только судья узнает о твоем желании жениться на его дочери, он обвинит тебя в подготовке государственного переворота!

    — Или в покушении на Святейшего Папу!

    — Все равно она будет моей, — сказал Марио, глядя на прекрасную Алессандру, беседующую со своей тетей.

   Студенты в очередной раз заразительно расхохотались.

    — А чтобы вы в следующий раз не насмехались над своим приятелем, — продолжил Марио, — вас в поезде ждет ма-аленький сюрприз.

    — Ты прямо в поезде попросишь ее руки? — сквозь смех спросил Андреа.

    — Нет, в поезде я заставлю вас умереть от страха, — улыбаясь, ответил Марио, — вы у меня надолго запомните эту поездку!

   Молодые люди еще долго смеялась бы над недостижимой мечтой своего друга, но дежурный по вокзалу ударил в сияющий на солнце станционный колокол, похожий на начищенную корабельную рынду, возвестив тем самым о скором отправлении поезда. Пассажиры проходили в вагоны, провожающие оставались на перроне, помахивая руками и платочками.

   Колокол ударил снова. Паровоз протяжно фыркнул, залив перрон белым густым паром, и подал гудок. Колеса нехотя сцепились с рельсами и начали медленно поворачиваться, увлекая за собой весь состав. Гомон на вокзале усилился.

   Постепенно набирая скорость, новый трехвагонный поезд покидал Римский вокзал, унося с собой сто шесть счастливых пассажиров. Они ожидали необычных и удивительных впечатлений от этой прогулки. Этим ожиданиям суждено было сбыться.

Россия. 1992 год

   Вот уже полчаса лопата натыкалась на камни. Глубины Вовка достиг небольшой, сантиметров в восемьдесят. А дальше, поначалу незаметно для себя самого, он постепенно отходил в сторону в пределах очерченных контуров предполагаемого «шурфа», и, дорывшись все до тех же камней, делал еще один шаг в сторону. Первые несколько минут, когда работа только начиналась, все казалось ему не очень страшным. Земля, конечно сухая, копать трудно. Корни растений сплелись и высохли так, что похожи на электрические провода. «Ну и что же? — успокаивал себя Вовка. — Хорошо отточенная лопата и крепкие руки могут многое сделать. Многое перебороть». По правде говоря, рукам было худо — кое-где на них вспухли болезненные мозоли. «И солнце не так страшно, — продолжал думать Вовка, — когда на голове панама, а во фляге есть вода. Кстати, о воде...» Вовка отложил лопату, отвинтил тугую крышку и сделал глоток. «Тёплая...» — поморщился он.

    — Эй! Сачок Иванович! — раздался неподалеку голос отца. — Ты чего делаешь? Я тебе где сказал копать?

    — В западном углу, — тихо сказал Вовка.

    — А ты сейчас где?

    — В северном, — выдохнул подходивший к яме Стас. — У ребенка налицо полный топографический дебилизм. Вероятно, как следствие теплового удара.

    — Сам ты дебил! — крикнул Вовка и швырнул лопату на дно ямы.

   Лопата ловко подпрыгнула и полетела в сторону Стаса. Тот еле отскочил.

    — Полегче, да? — строго сказал он Вовке. — Ну-ка, что тут у тебя?

   Его взору открылось дно ямы.

    — Ого, — сказал Стас. Он снял очки, протер их носовым платком и снова нацепил на уши.

   Вовка почти с ненавистью смотрел на отца и Стаса, аспиранта исторического факультета МГУ. Нет, они, конечно, предупреждали его, что такое степь в конце июля, под палящим солнцем. Но он даже не предполагал, каких усилий стоит копать в этой степи яму. Яму шириной в два и длиной в три метра. Отец и Стас отнеслись к вовкиному испепеляющему взгляду совершенно спокойно — в конце концов, он сам напросился в экспедицию. Еще в Новогоднюю ночь он начал уговаривать отца и тот, будучи в приподнятом хорошим коньяком настроении, опрометчиво сдался — согласился взять с собой сына, но при условии, что Вовка будет покорно выполнять любую порученную ему работу. Жизнь археолога только в фильмах про Индиану Джонса бывает полной приключений, сказочных сокровищ и неожиданных открытий. В обычной жизни она, увы, наполнена пылью. Либо пылью библиотек и хранилищ, где, в основном, и проходит большая часть жизни настоящего исследователя умерших цивилизаций, либо пылью раскопок. Что, собственно, и было сейчас...

    — Виктор Иванович, — многозначительно начал Стас после небольшой паузы, — сдается мне, что ваша теория о месте захоронения друидов-миноритов зашла в тупик.

    — Вы заблуждаетесь, Станислав Игоревич, — невозмутимо ответил Виктор Иванович, — это не моя теория, а ваша.

    — Позвольте с вами не согласиться...

    — И не подумаю позволить!

    — Я не буду больше копать, — бесцеремонно перебил их полемику Вовка.

   Отец и Стас прервали дискуссию и повернулись к мальчишке.

    — Вальдема-ар, — на одесский манер протянул Стас, — ты таки странно разговариваешь с отцом. Ты таки делаешь ему неприлично!

   Вовка задержал дыхание и отвернулся в сторону, чтобы не расхохотаться и тем самым не выдавать себя. Всякий раз, когда Стас начинал «говорить по-одесски», а Вовку именовать Вальдемаром, его одолевал приступ смеха.

    — А я ведь вас предупреждал, Виктор Иванович, — продолжил Стас разговор с начальником экспедиции и своим научным руководителем. — Ваша теория не выдерживает даже минимальной критики.

   Виктор Иванович окинул окрестности взглядом, задумался на мгновение, и, хитро прищурившись, сказал:

    — Станислав Игоревич, будьте любезны, передайте мне, пожалуйста, карту, если вас это не слишком затруднит.

    — Не извольте беспокоиться, — ответил Стас, поднимая с земли плотную папку, и протягивая ее Виктору Ивановичу. — Не затруднит.

   Тот взял папку, спрыгнул в яму и разложили карту на траве. Стас спрыгнул следом. Вовка стоял чуть в стороне, взяв в руки лопату и опершись на ее черенок. Стас открыл папку, достал оттуда лист плотной бумаги, испещренный картографическими знаками, и... замер от внезапной догадки. Неужели вчера с Максимом они ошиблись в координатных расчетах? Если это так, то «исполнением любого желания» тут не отделаешься. Не тот человек Вовка, чтобы запросто простить такую ошибку.

    — Ну и куда же ты смотрел, четырехглазый? — спросил начальник экспедиции у своего помощника.

   Стас чувствовал себя гадко. Ни фига себе ошибочка! Триста двадцать четыре метра между двумя точками. Но самое страшное, что нужно было что-то сказать. Если не в свое оправдание, то хотя бы ради приличия. Двенадцатилетний парень с утра копал эту яму и, как выяснилось, не там, где надо.

    — Зато я нюхаю и слышу хорошо, — выдавил из себя Стас, глядя куда-то перед собой.

    — А что случилось-то? — спросил изможденный Вовка.

   Он разглядывал причудливой формы камень на дне ямы и поэтому не уловил смысл разговора.

    — Не там копали, — сообщил папа сыну благую весть. — А ты, ушастый, снимай стеклышки — бить будем.

   Глядя в Вовкины глаза и на то, как его руки скользнули вниз по черенку лопаты, Стас решил, что Вовка воспринял эту идею буквально.

   На самом деле Вовка чуть не плакал. Столько копать и все напрасно! И зачем он только напросился в эту дурацкую экспедицию! Три недели он только и делал, что копал и копал землю. Археологи не нашли ничего, даже самого захудалого черепка глиняного сосуда. А Вовка так надеялся. Он мечтал, что, по приезду домой, будет рассказывать ребятам во дворе и на уроках истории в школе о несметных сокровищах, которые он вместе с Максимом, Стасом и отцом отыскал в бескрайних степях. А толстая вредная историчка просто помрет о зависти!

    — Вовка! За мной одно желание, — торопливо выговорил Стас, подняв к плечу указательный палец левой руки. — И потом, я не при чем, это все Максимка. Я ему только помогал.

    — От имени Всемирной археологии объявляю вам благодарность, — торжественным тоном провозгласил начальник экспедиции, возложив руку на плечо сына. — И премирую вас выходным в двадцать четыре часа. Даже в двадцать пять. Так что до четырех часов завтрашнего дня ты, Вовка, предоставлен сам себе.

   Вовка отвернулся и хлюпнул носом.

    — Кстати, что-то Макса долго нет, — сказал отец. — Он часа два как должен был вернуться.

   За невысоким холмом послышался странный механический шум. Археологи притихли. Непонятный, и в то же время смутно знакомый гул приближался. Если это Максим, то старенький опель, на котором он ездил, уж очень странно громыхал.

   Археологи повернулись в сторону приближающегося гула и замерли в ожидании. Неожиданная догадка появилась в голове Стаса и удивлением отобразилась на его лице.

    — Поезд... — пробормотал он. — Бред какой-то...

   Он не успел договорить — в следующее мгновенье из-за холма выскочил паровоз. Пыхая паром и отстукивая на стыках невидимых рельсов, он тащил за собой угольную тележку и три вагона. Археологи от неожиданности отпрянули к противоположному краю ямы и, задрав вверх головы, смотрели на поезд с открытыми ртами. Паровоз был каким-то очень странным, не похожим на те, что еще не так давно ездили по дорогам необъятной Родины. В вагонах, таких же старых, как и паровоз, были наглухо задернуты шторы и кое-где открыты дверцы. Так же стремительно, как и появился, поезд скрылся за другим холмом — все его прохождение длилось секунд десять не больше.. Еще через несколько мгновений стих и шум. Археологи постояли в оцепенении какое-то время, глядя ему вслед.

    — Интересно, — наконец выдавил из себя Стас, — сны наяву — это, все-таки, реальность или научная фантастика?

   Вовка кивнул. Затем он повернулся в сторону отца, потом перевел взгляд на Стаса и, что было силы, ущипнул его чуть выше локтя.

    — Уй-а!!! — вскрикнул Стас от боли.

    — Не, — уверенно сказал Вовка. — Это не сон.

    — А что же это тогда? — спросил Стас, потирая мигом образовавшийся возле локтя синяк.

    — Возможно... пример коллективной галлюцинации, — несмело предположил Виктор Иванович. — Хотя конечно...

   Его взгляд вцепился в алюминиевую флягу, точнее в то, что от нее осталось после того, как она попала под колеса поезда. Покореженная, фляга лежала в метре от ямы, из нее толчками вытекали остатки воды.

   Наконец, археологи решились вылезти из шурфа. Обойдя кругом оба холма и внимательно осмотрев каждый метр земли, они не обнаружили никаких следов прохождения таинственного состава. До палатки шли молча. Через пару минут Вовка взобрался на спину Стасу, и тот смиренно нес его до палатки, отрабатывая «одно желание». Закон есть закон.

Рим, 14 июля 1911 года

   Поезд шел со скоростью около тридцати километров в час, чтобы дать пассажирам возможность оглядеть окрестности. А вокруг было на что посмотреть... К пассажирам давно пришло ощущение общности, причастности к знаменательному событию. Тем более что пассажиров было не так уж много.

   Люди старшего поколения и более знатных родов все еще оставались на недосягаемой для общения высоте. Остальные же пассажиры, те, кто не отличался аристократическим происхождением, и, тем более, молодые студенты, давно уже запросто общались между собой.

   Антонио Риттондини многих созвал в свое купе, выставив на столик огромную бутыль вина, сыр и слегка подсушенную тёмно-красную ветчину.

    — Антонио, ты гений! — восхищались новые друзья, налегая на выпивку и закуску. — А что ты еще умеешь?

    — Я? — удивился Антонио. — Да я пою как тенор Бонифорти!

   Это заявление встретило дружный хохот как старых друзей, так и новых знакомых.

    — Браво-браво! — раздалось вокруг.

    — Антонио, спой!

    — Просим! Дорогой!

    — Не стесняйся!

    — Нет-нет, — отмахивался Антонио. — Ну что вы! Здесь, и без концертмейстера...

   Холеная женская ручка легла на его предплечье.

    — Вы ведь не откажете даме? — спросила молодая белокурая женщина. Антонио и не заметил, когда это она села рядом с ним. Ведь до сих пор на этом месте сидел весельчак Бруно...

   Но раздумывать было некогда — сидящая рядом дама была сказочно хороша. Антонио скользнул по незнакомке глазами, невольно останавливая взгляд на совершенных деталях ее фигуры.

    — Ну, разве что, ради вас... — смущенно проговорил он. — Правда, я не знаю вашего имени.

    — Меня зовут Анна. Анна Джильи. Я еду в первом вагоне. А к вам зашла на вашу вечеринку. Можно?

   Со всех сторон раздалось:

    — Конечно! Какие могут быть возражения!

    — Почтём за честь!

    — И потом... — добавила гостья, — мне очень нравится имя Антонио. Так сложилось.

    — Первый вагон — это ведь сплошные купе-люкс! — шепнула хохотушка Франческа добродушному увальню Паоло. — Говорят, там даже настоящая ванна есть!

    — Ну и что? — спросил тот.

    — Как что! — вспыхнула Франческа. — Там же сплошная знать!

    — А что бы вы хотели услышать? — спросил Антонио, польщенный столь неожиданным признанием очаровательной незнакомки.

    — То, что вы сами готовы нам предложить, — светским тоном ответила красотка.

   Все, сидящие и стоящие в купе, с интересом наблюдали за их диалогом.

    — Может, Верди? — неуверенно спросил Антонио. — Например, «Va, pensiero...». Так, чтобы все подпели.

    — Прошу вас, — царственно улыбнулась собеседница.

   Антонио прокашлялся, направил взгляд в угол купе и запел:

    — Va, pensiero sull'ali dora-a-a-te... (СНОСКА: «Лети мысль на золотых крыльях...» — ит.) — голос его был звучным, с красивым бархатным тембром.

    — ...Va ti posa sul clivi e sull colli... (СНОСКА: «Над холмами и над долинами», — ит.) — воодушевленно и стройно подхватили все.

   Этот знаменитый «Хор пленных евреев» из оперы «Навуходоносор» вот уже много лет считался неофициальным гимном Италии.

   Паоло принялся энергично дирижировать. Вскоре к поющим подтянулись из других купе. Каждый, кто стучался в дверь, получал в свою чашку или стакан порцию вина из неиссякаемой бутылки Антонио и по кусочку сыра и ветчины.

   Марио Джулиани распевал вместе со всеми, но при этом не забывал поглядывать в окно, вперед по ходу поезда. Он с нетерпением ждал появления тоннеля. Именно перед въездом в него он собирался поразить попутчиков своим розыгрышем. Тоннель этот был построен совсем недавно, но уже успел произвести газетную сенсацию, поскольку получился одним из самых длинных в мире. Шутка ли — целый километр внутри горы! Наконец, за поворотом показалось круглое жерло, в которое упирались четыре блестящие нитки рельсов. Марио поднялся и, извинившись, стал пробираться к выходу.

    — Ты куда? — крикнул Марко вслед приятелю, уходящему в сторону своего купе.

    — Сейчас вернусь, — ответил Марио, — я же обещал сюрприз.

   Дверь купе открылась и захлопнулась за его спиной.

    — Del Giordano-o le rive-e salu-u-ta... — приглушенно доносилось из-за двери. (СНОСКА: «Поклонись берегам Иордана...» — ит.)

   Проводник, невольно подпевая стихийному хору, прошел от начала вагона в конец, зажигая на ходу изящные керосиновые светильники на стенах.

   Марио достал из-под кожаного диванчика плетеный сундучок и резким движением откинул крышку. В сундучке лежал палисандровый ларец. Золотые углы и накладки тускло блестели в полумраке купе. Непонятно из-за чего, но по телу Марио пробежал неприятный холодок. На мгновение он испугался, но через уже секунду улыбнулся предвкушению эффекта от шутки, что собирался проделать. Не вынимая ларца, Марио повернул в замке маленьким ключом, поднял крышку, дождался, пока поднимется механическая подставка, и осторожно взял череп. Странно — он показался Марио неожиданно теплым. По купе прошелся легкий ветерок. Дернулись занавески на окнах. Недовольно колыхнулось пламя в стеклянной колбе керосиновой лампы. Молодой студент еще раз подивился легкому чувству незнакомого страха, и в предвкушении успеха своей проделки вышел из купе.

    — ...Arpa d'or dei fatidi-i-ci va-a-ti... (СНОСКА: «Золотая арфа наших пророков...» — ит.) — многоголосно и стройно скандировали гости Антонио.

   Поезд вошел в тоннель. Вагон погрузился в голубоватый полумрак, по стенам заплясали трепетные отблески света от керосиновых ламп. Марио шел медленно, со зловещей улыбкой на лице. Перед собой на вытянутой руке он нес череп, сокрытый до поры до времени парчовой тканью.

    — Ну что, все поете? — замогильным голосом проговорил Марио. — Сейчас я покажу вам пленных евреев с Захарией во главе!

   Пение прекратилось, пассажиры с застывшими улыбками на лицах на время замерли, в ожидании, что же будет дальше.

    — Ты чего это Марио? — недовольно спросил прерванный в апогее певческого удовольствия Антонио.

   Марио не ответил. Выдержав небольшую паузу, он сорвал прочь покрывало с руки. Все вздрогнули, женщины и девушки вскрикнули.

    — Что это? Черт побери, что это такое? — раздалось в купе.

    — Мне страшно!.. Мне страшно!!!

    — Помогите! Кто ни будь, помогите!!!

    — А-а-а!!!...

   Марио не сразу понял, что причина этих криков вовсе не его проделка. В соседнем купе раздался душераздирающий женский визг. Марио вздрогнул и посмотрел на череп в своей руке, затем оглянулся вокруг. Легкий молочный туман постепенно заливал все окружающее пространство. Марио вдруг почувствовал, что непонятный страх, который слегка «пощекотал» его в купе, вдруг навалился душной и липкой волной. Дышать становилось всё труднее.

   Туман сгущался. В какой-то момент Марио посмотрел на свою левую руку — ему показалось, что она стала влажной и липкой. В соседних купе слышались истошные вопли — и мужские, и женские. Антонио сидел неподвижно, глядя остекленевшим взглядом в угол купе. Губы его бесшумно двигались, словно повторяя слова прерванного хора из оперы Верди. Сидящая рядом с ним незнакомая красивая дама словно в помешательстве закатила глаза и внезапно зашлась каким-то душераздирающим истерическим хохотом, породившим новую волну ужаса — пассажиры бросились врассыпную из купе Антонио и страшный смех катился за ними, настигая даже в дальних концах вагона. Марио едва увернулся, чтобы его не сбили с ног. Наполовину опустевшая бутыль с вином опрокинулась — красная струя из нее почему-то не хлынула на пол, а потекла медленно, словно загустевшая кровь. Непонятная сила раскачивала вагон из стороны в сторону, пассажиры метались по всему поезду и кричали от охватившего их необъяснимого ужаса. Их крики смешивались с душераздирающим хохотом белокурой незнакомки из оставленного купе.

   Туман вокруг становился все более густым. Теперь он уже стекал по лицам и собирался на одежде. Марио вбежал в свое купе и положил череп на стол. Он метнулся к двери, чтобы бежать к Алессандре, но вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. С дрожащими от страха губами Марио медленно повернулся. Череп смотрел прямо на него. В пустых глазницах было темно, но за этой темнотой угадывалось НЕЧТО, нацеленное прямо на Марио. Оно звало и притягивало. Оно что-то обещало и пугало одновременно... Марио сделал еще один шаг и тут порыв ветра ударил в липкое от белого тумана лицо и в ушах появился чудовищный шум. Марио пронзил отчаянный ужас.

    — А-а-а-а-а-а-а!!! — закричал он, упав на колени и зажимав уши руками.

   Несколько секунд он пробыл так, согнувшись и покачиваясь из стороны в сторону. Затем резко встал и отскочил к двери, ударившись об нее спиной. В почти непроницаемом тумане Марио вдруг ясно увидел нацеленные на него пустые глазницы и почувствовал таящуюся в них бездну. До его слуха долетел не прекращающийся хохот помешавшейся в уме красотки из купе Антонио. Шум в ушах усилился.

   Не помня себя от страха, Марио нащупал ручку, открыл дверь и вывалился в коридор. Коридор был пуст, но Марио этого не видел — липкий туман застилал глаза. Он шел, зажимая уши руками. Раскачивающийся вагон кидал его от одной стены к другой.

   Очутившись в тамбуре, Марио протянул руки вперед и нащупал дверь вагона. Найдя ручку, он повернул ее и почувствовал, что дверь открылась. Вагон в очередной раз качнуло и тело Марио, не найдя опоры, провалилось в пустоту.

   Упав на гравий, Марио прокатился по нему несколько метров и затих, скорчившись от боли и ужаса.

   Кто-то тронул его за плечо, потом подхватил и поволок. Волна чудовищного страха постепенно сходила на нет. Марио открыл глаза. Тащивший его оказался проводником в изрядно потрепанной форменной одежде. Вскоре он выбился из сил и усадил Марио на гравии неподалеку от входа в тоннель. Молочно-белый туман постепенно рассеивался. Проводник сел рядом на гудящую рельсу.

   Оба они посмотрели вслед поезду — мерно отстукивая на стыках, он уходил все дальше, скрываясь во мраке туннеля и в густом молочном тумане. Огни последнего вагона прощально мигнули и пропали из виду. Только стук колес, все удаляясь, напоминал об уходящем составе. Вскоре стих и он.

Россия. 1992 год

   Максим приехал только к вечеру. Он был местным, жил в Старом Кургане — небольшом городке в тридцати двух километрах от места раскопок. С Виктором Ивановичем он был давно знаком — первый раз они встретились в Гамбурге, на международном семинаре по археологии. Потом вместе участвовали в раскопках у Черного моря — в Турции, в Болгарии... А теперь общими усилиями искали в степях древние капища друидов, неизвестно каким образом оказавшихся в этой части Европы.

    — Ты где пропадал? — в задумчивости спросил Виктор Иванович.

    — Колесо пробил, — возбужденно ответил Максим. — Представляете, в степи на гвоздь напоролся. Бывает же такое...

    — Бывает и не такое, — пробормотал Стас, доставая бутылку пива из походного холодильника.

   Вовка помог перенести из машины продукты и, поставив в палатку последнюю коробку, упал на свою раскладушку. Стас продолжал пить пиво и попутно просматривал свежие газеты, привезенные Максимом.

    — Что-то вы невеселые, — сказал Максим. — И Вовка какой-то угрюмый.

    — Яму не там копал, — пояснил Стас. — Ошиблись мы с тобой на триста двадцать метров. С хвостиком...

   Стас вдруг напрягся и отставил бутылку с пивом в сторону. Его взгляд впился в одну из статей. Пробежав ее до конца, он передал газету Виктору Ивановичу. Тот молча принял ее и погрузился в предложенное чтиво.

    — Дела, — сокрушенно сказал Максим. — Вовка, наверное, обиделся.

    — Да уж не обрадовался, — все так же задумчиво сказал Стас. Он поднялся и с почти пустой бутылкой начал прохаживаться по палатке.

    — Ну не из-за этого же вы такие задумчивые, — сделал вывод Максим. — Что случилось-то?

   Начальник археологической экспедиции слегка встряхнул газету, похрустел ею, сложил пополам и прочел:

   «Удивительный феномен мировой железнодорожной сети — «поезд-призрак», периодически возникающий на разных ее участках. О нем говорят и пишут не первый год. Тем не менее, напомним, о чем идет речь: в 1911 году трехвагонный туристический состав покинул римский вокзал, вошел в сверхдлинный горный тоннель в Ломбардии и... бесследно исчез.

   Двое из ста шести пассажиров сумели выпрыгнуть из вагона перед самым исчезновением поезда и впоследствии поведали следующее: при въезде в тоннель поезд попал в облако молочно-белого тумана, который с каждой секундой становился все более вязким. При этом всех пассажиров охватило чувство страха, близкое к панике. Тоннель впоследствии тщательно обследовали, но даже копоти от паровозного дыма на его сводах не было обнаружено. Через несколько лет вход в тоннель замуровали, а во время 2-й мировой войны в него попала американская авиабомба...

   Правда, спустя годы, выяснилось, что злополучный поезд прошел и снова исчез там, где никто не ожидал его встретить — в столице Мексики. В тот же период были обнародованы записки известного мексиканского психиатра Энрико Перейра о том, как однажды в Мехико появились 104 (!) итальянца, сразу попавшие в психиатрическую лечебницу, т.к. утверждали, что прибыли в Мехико из Рима на... поезде.

   Загадка заключалась в том, что записки Перейра были сделаны в 40х годах XIX века! Этот факт навел некоторых исследователей на мысль о том, что поезд каким-то образом прошел еще и сквозь Время...»

   Максим помолчал несколько секунд в нерешительности и высказался:

    — Ну и при чем здесь это фуфло?

   Стас остановился, посмотрел а часы, поднял взгляд и ответил:

    — Сорок минут назад этот поезд был здесь.

   Максим несколько секунд переваривал услышанное, потом ответил с улыбкой уставшего от жизни психиатра.

    — Стасик, ты, наверное, перетрудился сегодня. Устал, когда яму копал, да?

    — Устал сегодня Вовка. Это он копал яму. А поезд мы видели втроем.

   Максим с недоверием смотрел на Стаса, а потом перевел взгляд на Виктора Ивановича. Тот подтверждающе кивнул головой.

    — Ерунда какая-то, — сказал Максим. — «Поезд-призрак»... да и откуда в степи рельсы? Я читал об этой легенде. Эта штука, говорят, раньше тоже появлялась, но только на железных дорогах. А вот чтобы в степи... по траве.

    — Да хоть по воздуху, — ответил Виктор Иванович. В его руках появилась раздавленная фляга. Он коротким, резким движением бросил ее в Максима.

   Тот поймал флягу и принялся непонимающе разглядывать.

    — Ее переехала наша коллективная галлюцинация, — пояснил Стас.

   Максим посмотрел на Стаса, на Вовку, затем снова перевел взгляд на расплющенную флягу.

    — Вот, тут еще написано, — Виктор Иванович хрустнул газетой:

   ...Этим явлением заинтересовались многие исследователи «непознанного» во всем мире. В некоторых странах на изучение железнодорожного феномена даже были выделены бюджетные средства, организованы исследовательские лаборатории. Однако же, сколько-нибудь ощутимых результатов получить не удалось. Железнодорожный фантом по-прежнему появляется в разных участках земного шара. Единственный вывод, к которому приходят все исследователи, когда-либо занимавшиеся этой проблемой, состоит в том, что в появлении «Поезда-призрака» есть определенная закономерность: он всегда проходит по железнодорожному полотну — то есть либо по уже существующей железной дороге, либо там, где рельсы были проложены в прошлом, а теперь сняты. Или же в тех местах, где рельсы будут проложены в будущем...

    — Я знаю вас много лет, — сказал Максим. — И вы еще ни разу не произвели на меня впечатление идиотов. Так что, хоть и с трудом, но я начинаю верить в ваш рассказ. Кстати, в этой же газете, в передовице, написано, что через степь скоро будет построена прямая железнодорожная ветка, которая соединит Старый Курган с Юго-западной железнодорожной сетью.

    — Ну, вот вам и дорога в будущем, — сказал Виктор Иванович. — Как ученый-практик, я с большим сомнением отношусь к существованию этого поезда. Но как человек в здравом уме и твердой памяти, готов подписаться под каждым словом этой статьи. Потому что видел поезд-фантом собственными глазами.

   Виктор Иванович замолчал и после небольшого размышления вышел из палатки. День клонился к вечеру.

   «Странно все... — думал Виктор Иванович. — Свидетелем такого становятся раз в сто лет, да и то далеко не все. Я столько повидал в жизни, но понятия не имею, как на все это реагировать...».

   Стас с Максимом сделали новые расчеты и ушли в степь делать новую разметку для раскопок. Завтра они сами возьмутся за лопаты. И, конечно же, Вовка будет ходить по краю шурфа и издевательски давать советы — как копать, куда бросать. А Стас с Максимом через какое-то время начнут наигранно сердиться и обещать надрать ему уши, если он сейчас же не уйдет. Вовка, конечно же, не уйдет. Он будет продолжать экзекуцию виновных в такой большой ошибке. Но, с другой стороны, если бы Стас с Максимом не ошиблись, и он не выкопал этот ненужный шурф, стали бы они свидетелями столь загадочного явления, как «Летучий Итальянец»? Кто знает...

Малороссия 1857 год

    — Плоха будет осень, ой плоха... — привычно скривилась бабка Кривуха.

   Ее на деревне так и звали — Кривуха. Была она низкорослой, крючконосой, действительно кривой на один глаз. Голова ее мелко-мелко тряслась. Когда она разговаривала, во рту был виден только один зуб. Старики поговаривали, что она — ведьма, но молодые им почти не верили.

    — Зальет нас всех... — продолжала Кривуха. — Не к добру все... Прютили чернокнижника, вот и покарает нас Бог.

    — Да брось ты, Кривуха! — раздался слева глуховатый голос. — Не чернокнижник он. А так... у панов, сама ведь знаешь, свои причуды.

   Наступившая ночь принесла с запада тяжелые свинцовые тучи. К утру полил нудный монотонный дождь. Жители выходили из своих домов, смотрели на небо, досадно сплевывали и вздыхали:

    — Кривуха-то, как знала...

    — Небось, сама и зробыла, ведьмака проклята!..

   Последнее, впрочем, говорилось без подобающей таким вердиктам злобы.

   Приземистые мазанки забытой Богом малороссийской деревеньки смотрели на мир мутными глазницами покосившихся окон. Дожди здесь не любили. А уж осенью — и подавно. Как зарядит, так считай целую неделю ни одного сухого дня — дороги размоет, до города и не доехать.

   Однако, на третий день, к удивлению старожилов, дождь кончился. Ранним утром заскрипели ворота — жители выгоняли коров попастись остатками травы.

   Свист кнута разрывал глухой туман и наполнял собой рассветную тишину. Наконец, рассвело. На колокольне стоящей на невысоком холме кладбищенской церквушки грустно ударил колокол, созывая прихожан к тихой деревенской литургии.

   Около полудня из широких, покосившихся от времени ворот обветшавшей панской усадьбы вышла тощая, серая в яблоках лошаденка, запряженная в телегу. С трудом преодолевая размытую дождем дорогу, она вышла на широкую тропу, ведущую к старому кладбищу на холме. На телеге покоился дорогой дубовый гроб, обитый позументом, украшенный металлическими углами и бронзовыми ручками по краям.

   Под уздцы лошаденку вел низенький мужичок в распахнутом овечьем полушубке. За телегой, тяжело ступая, двигалась Кривуха — завсегдатай всех деревенских похорон — а за ней еще с десяток человек. Среди них была высокая женщина с узким печальным лицом. Она вела за руку светловолосого мальчика лет двенадцати отроду. Мальчик то и дело косился на телегу — в его взгляде выражались любопытство и страх. Несильный, но безотчетный.

   На протяжении всего пути никто не разговаривал. Слышались только приглушенные вздохи, да негромкие покрикивания мужичка, который то и дело тпрукал кобылку, направляя на нужный путь. Мальчик тоже молчал, понимая, что сейчас не время для разговоров — не гоже попусту болтать, когда хоронят человека.

   Поднявшись на холм, процессия прошла вдоль невысокого забора и остановилась возле открытых ворот кладбища. Четыре мужика подошли к телеге, набожно перекрестились, подняли гроб и осторожно понесли его на плечах мимо неровных рядов крестов к свежевырытой могиле. Люди, шедшие за лошадью, последовали за ними. Возле могилы мужики поставили гроб на две круглые табуретки, отряхнули руки, снова перекрестились и отошли в сторону. Подошедшие люди остановились неподалеку, но подходить близко к могиле не стали.

   На тропинке, ведущей от храма показались нестарый священник, трое певчих и невысокий лысоватый алтарник. В руках у последнего слегка дымилось блестящее бронзовое кадило.

    — Батюшка, отец Василий, благословите... — послышалось из толпы.

    — Бог благословит, — негромко отвечал священник, перекрестив людей и открывая потертый требник.

    — Благословен Бо-ог на-а-аш... — нараспев провозгласил он. — Всегда-а, ныне и присно, и во веки веко-ов...

    — А-ами-инь... — не очень стройно протянули певчие.

   Все, кто стоял на кладбище, перекрестились. Мальчик отпустил руку матери и тоже перекрестился. Вскоре его внимание переключилось на окружающий пейзаж — взгляд начал блуждать по крестам и памятникам на могилах, по тускло блестевшему за деревьями куполу кладбищенской церкви. Он почти не вслушивался в печальные строки чина отпевания.

    — Блажени непорочнии в путь... — провозглашал отец Василий.

    — Помяни, Господи душу усопшего раба твоего... — привычно вторили ему певчие.

   Пришедшие на кладбище чуть склонили головы.

    — Ходящи в законе Господни-и...

    — А почему гроб-то закрытый? — тихонько спросил только что подошедший кладбищенский сторож.

    — ...помяни, Господи душу усопшего раба твоего...

    — Говорят, ему голову отсекли, — послышался хрипловатый голос Кривухи. — На второй день, как преставился.

   Сторож испуганно перекрестился и сделал шаг назад. Все долгое время стояли молча, лишь вздыхая и крестясь вместе с отцом Василием и певчими.

    — ... в месте светле, в месте злачне, в месте покойне... — продолжал распевать священник.

    — А не брешешь, Кривуха? — неожиданно спросил низкорослый старик с редкой бороденкой. — Тебе-то откуда ведомо?

    — ...отнюдо же отбеже болезнь, печаль и воздыхание, всякое согрешение, содеянное им...

    — Откуда надо, оттуда и ведомо! — обиделась Кривуха.

    — Да, говорят... — ответил сбоку чей-то негромкий голос.

    — Во блаженном Успении вечный поко-ой, — провозгласил батюшка. — Пода-аждь, Господи, усопшему рабу Твоему Александру-у, и сотвори ему вечную па-а-мя-ать.

    — Ве-е-ечная па-а-мя-ать... — затянули певчие. Из толпы им тихонько подпевали.

    — А чего ж не в храме-то отпевают? — вновь спросил сторож.

    — Владыка, говорят, не благословил, — последовал ответ.

    — Грехи наша... — сторож сокрушенно покачал головой и снова перекрестился.

    — ...души их во благих водворя-ятся.... — сосредоточенно выводил священник.

    — Да что голову-то, — вмешался третий мужик с одутловатым сизым лицом, — его ж небось только осиновым колом убить можно. Да, Кривуха?

    — Истинно так, истинно... — запричитала бабка, мелко тряся головой.

   Наконец, певчие трижды пропели «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас...» — отпевание кончилось. Отец Василий благословил подошедших к нему прихожан и в сопровождении певчих и алтарника двинулся к кладбищенской церквушке.

   Мужик в полушубке вернулся к телеге и принес вожжи.

    — Он чай не упырь, что его колом-то протыкать, — сердито сказал он, повернувшись к Кривухе.

    — А кто же он?

    — А Бог его знает... Родился-то здесь, потом в город уехал. Писатель говорят, был известный, сочинитель. В Москве жил. А боле ничего не знаю.

    — Так чего ж не в Москве хоронют-то? — спросил сизоликий мужик.

    — Воля его последняя была, чтоб на родине, значит, погребли.

   Четыре мужика приподняли гроб на вожжах и перенесли к могиле. На какое-то время он, покачиваясь, завис над ямой, а затем медленно стал опускаться вниз. Внезапно у одного из мужиков сорвалась вожжа. Никто не успел и глазом моргнуть, как он с криком отскочил от могилы, потирая правую руку, словно от ожога. Гроб накренился и ухнул вниз. Раздался громкий удар, вспугнувший стаю воронов, облюбовавших невысокое дерево на соседней могиле — с громким карканьем они поднялись в воздух и принялись описывать круги над кладбищем. Толпа ахнула.

    — Отмучился, горемышный, — проговорила Кривуха. — Вон как земля-то его к себе притянула.

   Ей никто не ответил. Из-под гроба вытащили вожжи. Каждый, из стоящих на кладбище, по очереди подошел к могиле и бросил в нее горсть земли. Толпа постепенно рассеивалась. Вскоре у могилы остались только два могильщика, которые принялись молча и споро заваливать яму сырыми комьями земли.

    — Мама, а зачем ему голову отрубили? — спросил мальчик, тронув высокую женщину за рукав.

    — Не знаю, сынок, — ответила мать, поворачиваясь лицом к храму и осеняя себя крестным знамением. — Может, и не отрубили вовсе. Мало ли чего люди болтают.

Россия. 1992 год

   Ночь нехотя опускалась на маленький городишко. Сумерки сгущались неторопливо, будто сомневаясь. Виктор Иванович, Максим, Стас и Вовка стояли на перроне вокзала, скупо освещаемого тусклыми желтыми фонарями. Вокзал был практически пуст, а на перроне народу не было вовсе. Над рельсами стелился легкий туман.

   Виктор Иванович молча курил. Поезд на Москву задерживался на пятьдесят минут. Ночь была теплой и археологи решили не ходить в зал ожидания, а остаться на перроне.

    — Ну что же, — сказал Максим. — Как говорится, мой дом — ваш дом. Приезжайте чаще.

    — Спасибо, Макс, — ответил Виктор Иванович. — На следующий год обязательно приедем. А, Вовка? На следующий год поедешь с нами?

    — Поеду, — ответил Вовка с плохо скрываемой улыбкой. — Если возьмете.

    — Ну-у-у... — протянул Стас. — Если будешь землю копать, отчего же не взять.

   Археологи хохотнули неровным хором.

    — Злой ты, Стас! — обиделся Вовка. — Говорят, что все очкарики добрые, а ты злой.

    — Я не злой, — с улыбкой ответил Стас. — Я дальновидный. А очки я скоро сниму. У меня ведь операция в клинике Федорова.

    — Не бойся, Вовка. Не заставит он тебя землю копать, — успокоил мальчишку Максим. — И в следующий раз обязательно клад найдешь. Только ты ведь теперь знаешь, что в археологии клад — это не только золото.

    — Знаю, — сказал Вовка. — Иногда полугнилая дощечка гораздо ценнее для науки, чем жемчужное ожерелье.

    — Какой хороший мальчик растет, — улыбнулся Виктор Иванович.

    — Весь в папу, — подметил Стас.

    — Ну, тогда дай своему ребенку золотой, — сказал Вовка. — А он на него газировки купит.

   Папа залез в карман брюк и достал купюру. Сын взял ее и побежал к зданию вокзала.

    — Вовка, магазин на втором этаже, — крикнул Максим. — Как поднимешься по лестнице, сразу направо.

   Мальчик скрылся в здании вокзала. Археологи продолжали беседовать, обсуждая перспективы новых раскопок. До поезда на Москву оставалось тридцать пять минут.

    — Ну что же, — сказал Максим. — Теперь мы точно знаем, что случайно осевшие здесь друиды делали капища гораздо южнее.

    — Или восточнее, — уточнил Стас. — Вряд ли они хоронили соплеменников так близко — это могли бы обнаружить.

   Только сейчас Стас заметил, что Виктор Иванович смотрит куда-то сквозь Максима. Смотрит так напряженно, как будто пытается прислушаться к чему-то в этой ночной тишине.

    — Виктор Иваныч, — окликнул его Стас. — Бо-осс...

    — Да?.. — как-то отрешенно отозвался Виктор.

    — Что-то случилось?

    — Нет, но...

    — Что «но»? — спросил Максим.

    — Вы ничего не слышите? — спросил Виктор Иванович.

   В этот момент откуда-то слева раздался протяжный гудок. Через мгновение из тумана с шумом выехал маневровый тепловоз.

    — Обыкновенный толкач, — ответил Стас.

    — Нет, до этого.

    — Ничего особенного, — подтвердил Максим. — Обычные вокзальные звуки.

    — Да нет же! — с досадой махнул рукой Виктор Иванович.

   Маневровый тепловоз проехал грохоча и исчез в тумане. Шум стих. Виктор поднял палец.

    — Слышите?

    — Что? — спросил Максим.

    — Прислушайся, Стас! — настаивал Виктор.

   Стас искренне мобилизовал весь свой слух.

    — Ну же!

    — Что «ну»? Ну поезд идет где-то рядом. Это нормально, мы на вокзале, а не на пристани.

    — Звук, Стас. Слушай звук! Слышишь?

    — Что именно? — искренне не понимал Стас.

    — Черт возьми, он точно такой же, как тогда, в степи!

   Виктор отстранил Максима в сторону и двинулся к краю перрона. Его собеседники в недоумении смотрели на своего научного руководителя. Стас удвоил слуховые усилия и оцепенел — перестук колес на рельсах был обычным, но ржавые звуки давно не смазываемых механизмов показались ему поразительно знакомым. Да еще эти характерные «чухи»...

   Стас подошел к Виктору Ивановичу. Тот стоял у самого края перрона и всматривался, даже, скорее, вслушивался в туманную даль. Глаза его постепенно заволакивала какая-то мутная пелена.

    — Планеты сошлись... — пробормотал начальник экспедиции каким-то незнакомым, низким голосом. — Триста лет за мгновение слияния в точке Философского Камня...

    — Что?! — испугался Стас.

   Виктор Иванович не шевелился. Глаза его наполнялись какой-то неземной тоской — казалось, он не видел ничего, кроме того, что было открыто в данный момент его внутреннему взору.

    — Виктор! — громко сказал Максим.

    — Гиперборейская амальгама... — глухо произнес Виктор Иванович. — Они вернулись... Зеркало... Боже, как глупо!..

    — Что глупо?!! — в ужасе крикнул Стас. — Что с ва...

   Он не успел договорить — справа из легкой дымки медленно выкатился паровоз. Как и в первый раз, он был очень старым и тянул за собой несколько вагонов. Шторы в них были наглухо задернуты, дверцы кое-где открыты. Стас шарахнулся от края платформы, Виктор Иванович остался стоять на месте. По рельсам, ржаво громыхая на стыках, шел «поезд-призрак». Когда с ними поравнялся паровоз, археологи заметили, что в нем нет машиниста. Еще через несколько секунд поезд остановился. Паровоз выпустил облако пара.

    — А я, мужики, признаться, вам до сих пор так и не верил, — ошарашено сказал Максим. — Теперь сам все вижу. Красавец, ничего не скажешь.

    — Макс, что с ним? — коротко спросил Стас.

    — Понятия не имею... — растерянно ответил Максим, тронув начальника за плечо. — Виктор Иванович!

   Поезд стоял в конце перрона, мерно пофыркивая паром. Задник последнего вагона казался каким-то заиндевелым, словно старый склеп.

    — Виктор Иванович, а не для киносъемок ли привезли сюда этот... реквизит, — из последних сил усомнился Стас.

    — А вот это тоже для киносъемок? — Максим указал куда-то вниз.

   Стас не поверил своим глазам — рельсовая колея была не десяток сантиметров шире «размаха колес» поезда, как он мысленно окрестил ширину колесной пары. Колеса как бы висели в пустом пространстве между рельсами.

   Виктор вдруг дернулся и повернул голову к Стасу. Глаза его на мгновение прояснились.

    — Стас! Если что, довези Вовку до дома.

    — Иваныч, ты что? Не дури! — Стаса охватил ужас. — Остановись!

    — Я должен Стас! Я должен, — горячо ответил Виктор, почему-то закатывая глаза. — Это зов... Сейчас или никогда! Тысячи людей гоняются за этим «Летучим Итальянцем» с одной лишь целью — хотя бы увидеть его. А я могу в него войти. Понимаешь? Я могу! Потому что вот он — стоит передо мной! Вот он! Он мой!

    — Если вообще в него можно войти, — пробормотал Максим, на всякий случай обхватив запястье начальника. — Виктор, это же фантом! Его нет! Да что с тобой!!

    — Вот сейчас и узнаем, — подвел черту Виктор.

   Паровоз устало вздохнул, поезд дернулся, лязгнул сцепами вагонов и медленно начал движение.

    — Прощаться не будем, ни к чему. Стас. Я на тебя надеюсь.

    — Нет!.. — только и смог вымолвить Стас, глядя в снова странно помутневшие глаза Виктора Ивановича. — Нет!

   Поезд набирал скорость. Виктор, вдруг отдернул руку, высвобождая запястье из пальцев Максима, и как заправский спринтер, рванул с места. Вовка, вышедшей из здания вокзала, сильно удивился, когда увидел, что его отец куда-то бежит. Он хотел его окликнуть, но не смог — отец бежал за поездом. За тем самым «призраком», которого они видели в степи.

    — Папа... — наконец выдавил из себя Вовка.

   В эту секунду Виктор прыгнул на подножку последнего вагона. Не сумей этого сделать сейчас, то в следующее мгновение он уже не допрыгнул бы. Держась за поручни Виктор поднялся в вагон. Как только он скрылся из виду, тотчас за ним закрылась дверь вагона.

    — Па-а-а-па-а!!! — протяжно крикнул Вовка и побежал в сторону уходящего поезда. Бутылки с «Байкалом» упали на асфальт и шипучие брызги вместе с осколками разлетелись в разные стороны.

   Колеса монотонно отстукивали ритм. Через несколько мгновений последний вагон скрылся в дымке.

    — Папа-а... — выдохнул Вовка и опустился на асфальт.

   Мерно постукивая, поезд удалялся и вскоре его звук совсем исчез. Вовка сидел на асфальте и смотрел в сторону, где только что исчез «поезд-призрак», унося в своем чреве отца. С путей грустно светил красные и синие огни. Вовка хотел заплакать, но слез не было.

Москва, 1909 год

   По Москве всегда ходило множество разных слухов. Одни из них основывались на полудостоверных фактах, о которых власти предпочитали умалчивать, другие представляли собой всевозможные легенды и вымыслы, которые придумывали люди, чтобы объяснить то, чему они не знали объяснения.

   Вот уже несколько лет в городе поговаривали о том, что один очень богатый господин, известный покровитель театра и литературы, его сиятельство князь Георгий Сперанский коллекционирует черепа умерших великих писателей и актеров. Уже одно это способно было вселить в умы обывателя ужас в сочетании с любопытством. Но, послухам, этот коллекционер заполучил однажды в свою коллекцию голову знаменитого писателя Александра Кручинского, с судьбой и смертью которого были связаны сотни непонятных и необъяснимых происшествий. Его сочинения порой рассказывали такое, чего обычный человек, как казалось обывателю, не мог придумать, разве только он не заложил свою бессмертную душу дьяволу. Вдобавок ко всему, в Москве начали твориться странные вещи — в доме мецената происходили события, которые стоили рассудка почти десятку людей, находившихся у него в услужении. И несмотря на то, что платил он щедро, мало кто из москвичей соглашался идти к нему на службу — пришлось выписывать кучера и повара из провинции.

   Слухи об украденной когда-то голове писателя Кручинского, наконец, дошли до его внука Николая.

   «Какой родственник сможет терпеть надругательство над останками своего предка?» — думал Николай. Он был полон решимости, но не имел никакого понятия, как ему поступить — как именно вернуть голову деда и захоронить ее по православному обряду.

   Решение пришло неожиданно. Сегодня он просто придет и потребует вернуть то, что должно покоиться в земле, а не лежать в коллекции.

   Мать знала о планах сына. Так же она знала что человек, который хранит у себя череп свекра-гения как реликвию, очень опасен и не щадит никого из тех, кто становится на его пути.

   Николай ходил по комнате, готовясь через несколько минут выйти из дома, быть может, в последний раз, когда в дверь к нему постучали.

    — Не заперто...

   Вошла мать.

    — Коленька, — умоляюще проговорила она. — Не ходи туда. Не надо.

   Николай остановился.

    — Кто-то должен остановить это. Кто-то должен!

    — Я боюсь за тебя, сынок. Кучера князя Вяземского нашли с объеденным лицом. А ведь он только на секунду заглянул за приоткрытую дверь.

    — Да, я слышал про то, что он рассказывал в трактире. Свечи, черепа, какие-то люди в черных балахонах...

    — Съездим к отцу Антонию в монастырь, закажем по дедушке панихиду. Не ходи туда, у меня предчувствие плохое!

    — Какую панихиду, маменька! Если и кости-то его не все отпеты, земле не преданы, да в игрищах бесовских участвуют!

    — Ох, Господи. Я уж и молебен Спиридону Тримифунскому заказала. Он ведь что хочешь повернет, ежели помолиться с душой... — мать заплакала. — Чувствую, не послушаешь ты меня, все равно пойдешь.

    — Пойду... Кто, если не я, сделает то, что должно?

   Мать взяла себя в руки, утерла глаза платком.

    — Ну что же, видно я не смогу тебя отговорить. Иди, коль решил. И храни тебя Господь.

   Она перекрестила сына и поцеловала в лоб. Николай поцеловал мать, оделся и вышел из дома.

   На улице было темно. Весна нехотя переползла в конец марта и под ногами вовсю хлюпала вода. Дом князя Сперанского стоял в некотором отдалении от улицы, испокон веку именуемой Солянкой. Его окружал высокий забор с массивными воротами. Окна первого этажа были забраны чугунными решетками Каслинского литья. Перед подъездом раскинулась клумба, которая сейчас была покрыта толстым слоем ноздреватого снега, но летом славилась одними из лучших цветов в городе.

   Николай позвонил. За воротами послышался собачий лай, окрик, звон связки ключей. Небольшая калитка в воротах бесшумно отворилась. На пороге стоял дворецкий.

    — Что вам угодно? — церемонно осведомился он.

    — У меня срочное дело к его сиятельству князю Сперанскому, — ответил Николай.

    — Как о вас доложить?

    — Мое имя ничего не скажет господину Сперанскому. Доложите лишь, что я настаиваю на встрече. Скажите, что она в его же интересах.

   Дворецкий отступил назад, жестом пригласил гостя войти. Они проследовали через двор и вошли в дом. Дворецкий попросил обождать и с легким поклоном удалился. В холле с большими венецианскими зеркалами журчал маленький фонтанчик. В дальнем углу стоял стол с двумя массивными кожаными креслами, рядом — большой кожаный диван. Ждать Николаю пришлось недолго — вошедший дворецкий сказал, что его ожидают, и проводил к хозяину.

   Князь Георгий Модестович Сперанский, одетый в пестрый восточный халат, встретил гостя в своем кабинете, стоя возле камина с трубкой в руках. Он осмотрел незваного гостя, судя по выправке, морского офицера, и знаком приказал дворецкому удалиться. Что тот с поклоном не преминул сделать.

    — Слушаю вас, сударь, — начал разговор хозяин дома. — Мне доложили, что у вас ко мне дело.

   Николай, постояв несколько секунд в нерешительности, проглотил ком в горле и с небольшой дрожью, скорее от волнения, нежели от испуга, заговорил о цели своего позднего визита.

    — Ваше сиятельство, — начал он. — Я пришел к вам в столь поздний час, чтобы забрать то, что по праву вам не принадлежит. Думаю, что вы уже сами поняли это. И если вы не соблаговолите прислушаться к голосу разума...

   Николай большими шагами направился к столу, на ходу перекладывая перчатки в левую руку, а правой доставая из-под овчинного полушубка револьвер.

    — Здесь два патрона. Один для вас, другой для меня, — револьвер лег на стол, гулко стукнув о деревянную крышку. — Мне терять нечего. Выбор за вами. Встретить вам утром солнце или стать еще одним экспонатом вашей дьявольской коллекции.

   Князь смотрел на револьвер таким же усталым и равнодушным взглядом, каким встретил позднего незваного гостя. Через несколько секунд он перевел взгляд обратно на молодого человека и, опустившись в кресло у камина, глубоко и с удовольствием затянулся трубкой. По комнате поплыл запах дорогого табака. Николай старался оставаться спокойным — он был готов к любому ответу.

    — Мне шестьдесят пять лет, — спокойно проговорил меценат. — За свою жизнь я участвовал во многих рискованных авантюрах. Я вижу, что вы не шутите, но, поверьте, мне абсолютно плевать на ваши угрозы. Однако, прежде чем сказать вам: «Подите вон!», только из праздного любопытства я задам один вопрос. Что именно вы имели ввиду?

   Николай посмотрел в спокойные глаза старика и понял, что испугать его не удастся.

    — Череп Александра Кручинского.

   Сперанский опустил глаза на левый рукав халата, затем медленно поднял их на гостя. От этого взгляда по спине Николая побежали мурашки.

    — Почему вас интересует именно это? — с металлической интонацией спросил меценат.

    — Я его внук.

   В кабинете повисло тяжелое молчание, которое, как показалось Николаю, длилось целую вечность. В этой гнетущей тишине было слышно лишь как утробно стучат большие напольные часы и потрескивают свечи.

    — Да. Вы правы. Я почти сразу понял, что совершил ошибку. Большую ошибку. В первую же ночь умерла моя собака. Она провыла всю ночь, как по близкому покойнику, а к утру издохла. Врач сказал, что у нее разорвалось сердце. Через сутки не стало моего кузена Анатоля. Он пустил пулю себе в висок... В той комнате, где после Обряда ненадолго остался череп вашего гениального дедушки. А потом... Много чего еще было потом. — Сперанский замолчал, словно обдумывая какое-то решение. Наконец он произнес: — И знаете, сударь, я, пожалуй, отдам вам то, что вы просите. Вопреки желанию тех, кто замешан в этой истории.

    — Вы сказали «обряда»? — спросил Николай.

    — Культ «Двенадцать Голов». Несколько лет мне пришлось пожить в Индии. У одного из местных народов есть поверье — разум после смерти не покидает тело дольше, чем душа. Душа выходит из тела сразу, а та сущность, что принято называть разумом, концентрируется в голове умершего. И дремлет там до поры. Жрецы этого народа научились использовать это свойство для своих мистических нужд. Но для достижения некой цели могут быть использованы только вместилища разума с весьма определенными характеристиками. Бывший обладатель черепа должен быть наделен недюжинным талантом в любой сфере, требующей приложения ума, и почти магнетической духовностью. После прохождения через Обряд Посвящения черепа становятся обладателями некой Незримой Силы... — Сперанский хрустнул пальцами. — Это трудно объяснить.

   Он положил трубку в золотую пепельницу.

    — Кто эти люди, что были с вами, когда всю эту чертовщину увидел кучер Вяземского?..

    — Незачем вам это знать! — резко оборвал его меценат. — Я отдам то, что вы просите. Но вы уверены, что справитесь с той ответственностью, что берете на себя? Я спрашиваю об этом, потому что знаю, о чем говорю. Как вы намерены поступить, с тем, что сейчас получите у меня?

    — Отвезу в Италию. Дедушка говорил, что Италия его вторая родина. Там череп захоронят по христианскому обряду.

   Меценат молча поднялся и подошел к дубовому шкафу. Достав из кармана ключ, он повернул им в замочной скважине и открыл одну дверцу.

    — Как бы там ни было, теперь это ваша ноша.

   Палисандровый ларец с золотыми углами и накладками появился в руках мецената. Он повернулся и поставил его на стол. Кровь застыла в венах у Николая. Сердце медленно отстукивало ритм. Сперанский достал из складок халата тяжелую связку, отсоединил от нее маленький ключ и повернул им два оборота в замочной скважине ларца. Замок щелкнул. Крышка ларца откинулась. В закрытом кабинете прошелся ветерок — словно кто-то большой и невидимый тяжело вздохнул о непоправимой утрате. Пламя свечей дрогнуло и заколыхалось. В ушах у Николая появился легкий звон. Изнутри ларец был отделан черным бархатом. Послышалось тихое механическое жужжание и со дна ларца начала подниматься подставка, на которой покоился череп, украшенный лавровым венцом из золота. Николай смотрел не мигая.

    — Зачем вам это нужно? — наконец смог выговорить он. — Вы задумали посоревноваться с дьяволом, собирая вместо душ головы умерших?

    — Может быть и так.

    — Но ради чего?!

   Меценат усмехнулся.

    — На этот вопрос ответил однажды ваш дедушка. Скучно, господа, жить! Скучно и неинтересно. А во что только не ввяжешься от скуки... Но плохо, когда невинное оккультное развлечение перерастает в служение.

    — Служение?

    — Служение, сударь мой, служение. И в зависимость.

    — В зависимость от кого, черт побери! От Бога? От дьявола?

   Сперанский грустно посмотрел на Николая. Глаза его старчески слезились.

    — Вы молоды и безрассудны, голубчик. Вам еще только предстоит осознать всю трудность и тяжесть понятия «от кого»... И дай вам Бог успеть сделать все, что вы задумали. Забирайте ларец. И постарайтесь скорее воплотить ваш план с похоронами. Помните — этот череп уже не просто часть останков вашего деда.

    — Я вас не понял, — Николай постарался произнести это как можно менее вызывающе.

    — Череп, который вы сейчас унесете, уже прошел Обряд Посвящения. Теперь он — вместилище Незримой Силы и никто (слышите — никто!!) не знает, в какой момент этой силе настанет время освободиться, и что она повлечет за собой — чье-то счастье или конец света.

    — Но у любого дела есть цель. Что вы собирались получить в конце всего этого?

    — Я уже и так рассказал вам больше, чем достаточно. Мне придется ответить за то, что я отдал вам череп, равный которому теперь появится не раньше, чем через триста лет.

   Меценат осторожно опустил крышку ларца и запер его на ключ. Затем он поднял ларец и вложил его в руки Николая. Николаю показалось, что на его плечи легла невыносимая тяжесть, хотя ларец был легким.

    — Возьмите вот это, — Сперанский протянул Николаю венецианской парчи. — Заверните ларец.

   Николай последовал совету. Потом еще раз посмотрел в глаза человека, которому все равно, с кем играть — с Богом или дьяволом, и пошел прочь из комнаты.

    — Андрей! — крикнул меценат. В дверях появился здоровенный мужик. — Проводи гостя до ворот. Потом с братом зайдете ко мне. А вы, сударь...

   Николай остановился возле двери и, обернувшись, посмотрел на Сперанского.

    — Остерегайтесь людей со шрамом в левой части лица. Ото лба и до подбородка. — Меценат провел по лицу рукой сверху вниз.

   Николай, ничего не ответив, поклонился и вышел из кабинета в сопровождении Андрея. Он весь был напряжен, как пружина, хотя и старался не подавать виду. И только лишь когда за спиной лязгнули засовы массивных ворот, он вздохнул с небольшим облегчением. Но ощущение легкости оказалось недолгим.

   Николай шел по пустой улице. Краем глаза он заметил, как будто бы чья-то тень скользнула справа, вдоль домов. Внутри у него все обмерло, он резко обернулся. В трепетном свете газовых фонарей улица была пуста. Николай достал револьвер и спрятал под ларцом, поддерживая его снизу. Так он дошел до дома, постоянно оборачиваясь на шорохи и дуновения ветра. Ночные очертания деревьев, темные переулки, и даже безлюдность улиц — все вселяло тревогу. Дома он не лег в кровать, а просидел всю ночь в глубоком кожаном кресле с револьвером в руке. Главное было дотянуть до утра. Рано утром Николай должен был уехать из Москвы в Севастополь, а оттуда отплыть в Италию.

   Сперанский тоже провел эту ночь не в постели. После ухода гостя он призвал Ивана и Андрея, двух братьев-близнецов, вот уже с десяток лет служивших у него. Братья были роста огромного и силы недюжинной. Они спокойно восприняли рассказ хозяина о возможной угрозе и его молчаливый приказ фактически перевести дом на осадное положение. После того, что братья повидали в Индии, вряд ли еще что-то могло по-настоящему напугать их.

Москва, 1992 год

   Юра сидел на кухне, вяло болтая ложкой в уже остывшем кофе, и воочию представляя себе беседу с Главным редактором «Московского Прометея» по поводу его, Юры, неумения найти в жизни таинственное, но реально существующее явление и раздуть из него хотя бы недолгую сенсацию. Предложенная Викой идея «поезда-призрака», якобы блуждающего по железным дорогам всего мира, конечно же, хороша, но о ней уже писано-переписано десятки раз. А в последний год коллеги-журналисты как с цепи сорвались — не проходит и недели, чтобы какое-нибудь издание не упомянуло об очередном появлении фантома где-нибудь под Урюпинском. Причем свидетели все как на подбор — то баба Серафима, вечнодежурная по какому-то заштатному переезду близ какого-то хутора, то полупьяный стрелочник дядя Петя... Конечно, с бодуна чего только не покажется, но из этого умудряются раздуть статью вроде той, из позавчерашней «Вечерки». Как ее... а, «Трехвагонный фантом в лабиринтах времени»! Более идиотского названия и придумать трудно, так ведь раскупаемость газеты подскочила чуть ли не вдвое! Эх, вот если бы самому увидеть этот дурацкий поезд, да сделать репортаж, снабженный собственноручно отснятыми фотографиями. Скромно так указать: «Фото автора»... Но где искать то, в существовании чего сам не уверен? А, может, просто съездить на железнодорожный полигон под Щербинкой, наснимать там старых паровозов... небольшой компьютерный монтаж и готово дело.

   Слава Богу, что полученный неделю назад диплом об окончании журфака МГУ дает право на неограниченное посещение спецфондов Российской Государственной библиотеки — «в девичестве» просто «Ленинки». Но и там все сводится к методу «пойди туда, не знаю куда». Консультанты уже стонут от одного только вида запросов типа «блуждающие призраки и мировая железнодорожная сеть».

   Пока Юра предавался этим невеселым мыслям, на кухню вошла мама.

    — Чего грустишь? — спросила она, и, взяв пульт, включила стоящий на подоконнике небольшой телевизор. На полуслове в кухню ворвался замогильного тембра голос известного телекомментатора Доренкова: «...инственного поезда в разных точках планеты. Сегодня утром по каналам агентства «ИНТЕРФАКС» мы получили информацию о появлении трехвагонного железнодорожного фантома в тоннеле под Ла-Маншем». Юра весь превратился в слух. Телеведущий тем временем продолжал: «Мы попросили прокомментировать этот феномен известного ученого-тополога, кандидата физико-математических наук, Ивана Александровича...»

    — Надо же, ведь серьезный обозреватель, а мелет какую-то ерунду! — заметила мама, заглушив на мгновение телеведущего.

    — Мама! Умоляю, дай послушать! Я из-за тебя фамилию пропустил! Как он сказал?

    — Не повышай голос на мать, — удивленно ответила она.

    — Извини. Мне это нужно для работы, — хоть и сдержанно, но все же недовольно проговорил Юра.

   Мама налила себе чай и села за стол.

   На экране возник мужчина лет сорока, классической «ученой» наружности: «Феномен, о котором идет речь, существует. Поезд образца начала двадцатого века, таинственным образом появляющийся в разных местах планеты, представляет собой зарегистрированное многими странами явление из области топологических аномалий. Существуют фотографии и видеозаписи этого феномена, названного специалистами «НЖО» — неопознанный железнодорожный объект. Через две недели группа ученых-энтузиастов, которую я возглавляю, отправится в экспедицию на Украину, в город Белая Церковь Киевской области, где два месяца назад наблюдалось неоднократное прохождение подобного объекта по одному из заброшенных подъездных путей местного железобетонного комбината. В настоящий момент нам известно, что похожий по описаниям трехвагонный состав бесследно исчез в Италии летом 1911 года, о чем написали многие газеты того времени. В нашем распоряжении также имеется копия отчета итальянской комиссии, которая пыталась расследовать это исчезновение по горячим следам...».

   Юра торопливо надел сандалии, схватил кожаную папку, проверил ее содержимое и, застегнув молнию, выскочил на улицу. Теперь он знал, в какой области нужно проводить поиск информации, чтобы найти прослушанную им фамилию ученого. А узнать по фамилии адрес-телефон не составит труда. Только бы ученый согласился взять его в свою экспедицию! Сегодня поиски будут целенаправленными, а не наугад, как прежде.

   В переходе на станцию «Библиотека имени Ленина», как всегда в этот час, было не протолкнуться. На вопрос пассатижного вида тетки: «Куда прешь, дылда очкастая!», Юра добродушно ответил: «Мадам, Вы все равно не поверите». Выслушав спиной ответный вопль: «Интеллигенция-я!...», Юра протиснулся к выходу и через мгновение был уже в подземном переходе, который выведет его на залитую солнцем Моховую.

   В переходе двое пожилых музыкантов душевно наяривали «Аргентинское Танго» на скрипке и гитаре. Через пару метров стояла миниатюрная старушка. Мимо таких бабушек Юра всегда проходил, не останавливаясь — но вовсе не от того, что он не имел к ним сострадания. Просто слишком много было в городе профессиональных попрошаек, и попадаться на их удочку в очередной раз Юра никак не мог себе позволить. Однако в этот раз рука практически сама достала из кармана бумажник и положила горсть мелочи в протянутую ладонь. Старушка подняла голову, которая мелко-мелко тряслась. Один глаз у нее был кривой. Из приоткрытого рта смотрел на Юру большой желтоватый клык — казалось, это был единственный зуб на весь сморщенный рот. Юра невольно содрогнулся.

    — Не гони коня вперед, коль не уверен, что не наткнешься на следы его, — прохрипела старуха, глядя на Юру здоровым глазом.

   Неприятный холодок прошелся по спине Юры. Он смотрел прямо в глаза этой старушенции, а та как будто заглядывала в его душу. Кривой глаз при этом часто моргал.

   Усилием воли Юра заставил себя сдвинуться с места. Он шел, а странная старушенция, казалось, продолжала смотреть ему в спину своим сверлящим взглядом. «...что не наткнешься на следы его...» — звенело в ушах. Юра не выдержал и резко обернулся. Старухи не было! Все было на месте — и музыканты, и торговцы газетами, но место, на котором только что стояла бабка, было пустым. Постояв немного в растерянности, Юра двинулся дальше.

   Здание Российской государственной библиотеки в очередной раз поразило Юру сочетанием грандиозности архитектурного замысла с простотой его воплощения. Открыв тяжелую деревянную дверь первого подъезда и сдав в камеру хранения папку, Юра предъявил свое читательское удостоверение и направился по огромной центральной лестнице на второй этаж. Обширное гулкое помещение было плотно заставлено ящиками каталогов, картотек и указателей. Среди них толпились озабоченные посетители и скучающие консультанты. Пройдя через Главный зал, Юра свернул в неприметный коридорчик, который привел его к двери с табличкой «Специализированный каталог читального зала №2». За дверью его встретили ряды шкафов с учетными карточками информационных материалов, которые по каким-то непонятным библиотечным причинам не попали в картотеку Основного фонда. Возможно, причина была в реалистической неоднозначности этих материалов, а, может быть, в чем-то другом — Юра не знал.

   Пожилая дежурная консультант подняла глаза от очередного формуляра и, увидев Юру, схватилась одной рукой за сердце, другой — за стоящий тут же на столе пузырек валокордина.

    — Здравствуйте, Майя Евгеньевна... — как можно спокойнее проговорил Юра.

    — Молодой человек! Я ведь Вам уже пять раз русским языком говорила — мистика у нас в читальном зале №3! А фантастика...

    — Да, но я не по поводу мистики и фантастики...

    — Но вы же сами пишете в своих запросах слово «призрак»! — перебила его дама, — а призраки — это мистика!

    — Нет, вы меня не так поняли. «Поезд-призрак» — это не мистика, это зарегистрированное многими странами явление. И вообще, мне сейчас нужно найти статьи одного ученого...

    — А я вам говорю, что мистика! Или фантастика. И не мешайте работать!

    — Ну, можно я тогда сам поищу? Вот, у вас тут компьютер как раз освободился. Я тихонечко. Честное слово! Это мое задание на испытательном сроке. Если я не справлюсь, меня не возьмут на работу. Вы же не хотите, чтобы меня выгнали!

    — Ой, делайте что хотите, — Майя Евгеньевна устало махнула рукой, — только не забывайте, что у нас машинное время — не более пятнадцати минут на каждого посетителя.

   Юра сел за стоящую в углу включенную старенькую персоналку и выбрал на экране режим «Поиск по сложному запросу». Автоматизировать каталоги самой большой библиотеки страны начали совсем недавно и далеко не все еще было занесено в базы данных. Но Спецкаталог №2 уже загрузили больше, чем наполовину, и кое-какие облегчения при поиске нужных материалов это, безусловно, давало. Немного подумав, Юра набрал в поисковом окне: «Железн*+дорог*» and «Топологические аномалии». Система задумалась.

   На экране сменялись названия баз данных, в которых проводился поиск, и высвечивалось количество документов, найденных в каждой из них. Затем появилась фраза: «Идет соединение с Химкинским филиалом». В стоящем рядом допотопном модеме при этом что-то щелкало и залихватски подмигивало. Наконец система выплюнула на экран длиннющий список источников, среди которых то и дело попадались фразы «Ghost train», «Поезд-призрак», «Lost Train», «Блуждающие фантомы в железнодорожных легендах» и, наконец, «Топологические аномалии на малоинтенсивных участках Юго-восточной железной дороги». Научно-исследовательская работа (отчет), автор — Иван Александрович Бурмистров». Юра нашел то, что искал. Не обнаружив рядом с компьютером ничего напоминающего хотя бы простейший матричный принтер, он глубоко вздохнул, и принялся переписывать в блокнот номера и шифры заинтересовавших его источников.

    — Пятнадцать минут, между прочим, уже прошло... — мстительно напомнила консультант.

    — А я не виноват, что она у вас работает со скоростью подыхающей коровы!

    — Молодежь пошла. Никакой культуры. Но так уж и быть, работайте... Может быть, хоть сейчас найдете то, что ищете и больше не будете трепать мне нервы... Кстати, если не секрет, зачем вам все это надо?

    — Я журналист. Хотелось бы написать что-нибудь про малоизвестные таинственные факты, но так, чтобы людям запомнилось... Да и Главный наседает...Вот и выбрал тему «поезда-призрака» на свою голову. Понимаете, это не миф. В 1911 гору поезд ушел из Рима и пропал в горном тоннеле.

    — Да-да. Припоминаю. Вы далеко не первый, кто этим так настырно интересуется. Месяц назад здесь часами просиживал очень солидный мужчина, вроде, кандидат наук. Засиживался допоздна. Ну, я его чайком и баловала. Мы с ним много беседовали, и хотя в реальности всех этих историй он меня так и не убедил, я твердо поняла одно — есть сферы, в которые лучше не соваться.

    — А фамилию его, случайно, не запомнили? — Юра надеялся найти еще одного специалиста, который, может быть, поделится своей информацией.

   Майя Евгеньевна выдвинула из шкафа деревянный ящичек и перелистала пачку формуляров.

    — Бондарь. Григорий Ефимович.

    — Я пытаюсь его найти, — соврал Юра. — Вы мне не дадите его телефон?

    — Номера телефонов посетителей хранятся в регистратуре. А у нас только номера читательских билетов. Но в регистратуре вам вряд ли помогут — им запрещено выдавать сведения о посетителях.

    — Ничего, справлюсь сам. До свидания. Спасибо вам.

   В этот момент на столе дежурного консультанта зазвонил телефон. Майя Евгеньевна попрощалась с посетителем и заторопилась к столу. Юра стоял как раз напротив выдвинутого ящичка, в котором она нашла формуляр того самого Бондаря, что тоже интересовался поездом.

   Соблазн был велик. Майя Евгеньевна говорила по телефону в пятнадцати метрах от Юры и к тому же повернулась к нему спиной. Юра осторожно придвинулся к ящику с формулярами. Он не глядя протянул руку, попутно следя за хозяйкой читального зала. Та продолжала беседовать по телефону. Юра повернулся к ящику и протянул руку.

    — Не гони коня вперед, коль не уверен, что не наткнешься на следы его, — послышался знакомый голос. — Ты слушай Кривуху-то...

   Мурашки побежали по телу Юры. По залу библиотеки прошелся легкий ветерок — он колыхнул бумаги на столе консультанта и прошелестел карточками в наглухо закрытых ящичках Каталога №2. Юре почудился слабый шум, напоминающий то ли свист, то ли вой. Юра медленно обернулся и оцепенел. К нему шла Майя Евгеньевна почему-то с лицом бабки из перехода. Юра непроизвольно попятился назад и, сделав несколько шагов, споткнулся о пустое ведро, стоящее рядом со шваброй. Падая, он развернулся лицом к выходу и успел выставить вперед руки. В суетливых движениях он поднялся с пола и обернулся.

   Возле стола с телефоном стояла Майя Евгеньевна — она смотрела укоризненно и качала головой. Юра неловко извинился и вышел за дверь.

   На улице он, наконец-то, смог прийти в себя. У подземного перехода он остановился — спускаться под землю ему не хотелось. Юра повернул направо и пошел по тротуару. Неожиданно для себя он осознал, что на улице нет прохожих, а по дороге не едут машины. Юру охватил ужас близкий к паническому. Оглядываясь по сторонам, он снова остановился.

   Воздух разорвал крякающий звук немыслимой громкости. На Юру накатила новая волна страха. Из-за поворота вылетела милицейская машина и, продолжая крякать, пронеслась мимо на огромной скорости. Через несколько секунд на дороге появились еще несколько милицейских машин. Юра вспомнил, что этот звук принадлежит новым милицейским «сиренам». Вслед за милицией показались машины охраны и собственно «членовоз». Автомобильный кортеж пролетел мимо и скрылся за поворотом. Юра облегченно вздохнул. Он вышел на тротуар и увидел ожидающих у светофора пешеходов. На дороге появились машины, сдерживаемые до этого ГАИшниками, освобождавшими трассу для проезда какого-то высокопоставленного лица. Юра вытер пот со лба и, устало переставляя ноги, направился в сторону метро.

Москва, 1909 год

   Лишь на вторую ночь Сперанский позволил себе отдохнуть. Меценат лежал на кожаном диване, накрывшись толстым цветастым пледом с непонятными узорами. Он повернулся на правый бок, обратившись лицом к спинке дивана, и дремал, прикрыв глаза. Кроме свечи на столе ничто не освещало комнату. В слабом, колеблющемся пламени различались только диван, стол и угловая часть комнаты — все остальное было погружено в полумрак. Часы глухо отсчитали одиннадцать ударов. Шесть минут назад Иван заходил в комнату проведать хозяина. Увидев его спящим, он так же тихо прикрыл дверь и, стараясь не скрипеть половицами, спустился на первый этаж.

   На улице послышался шум, залаяла собака. Чуткий сон мецената мгновенно улетучился. Сперанский оторвал голову от диванного валика и прислушался. Может, это извозчики снова сцепились колясками? Сперанский скинул плед на пол и поднялся. Старые ноги опустились в расшитые остроконечные шлепанцы, привезенные когда-то из Турции. Он подошел к окну. За забором, на мостовой, слышался неясный гомон. Сперанский прислушался.

   Ворота вздрогнули. Кто-то или что-то ударило в них, гулко отозвавшись литым чугуном и дубовыми досками. Потом еще раз и еще. Удары в ворота становились все более частыми и сильными.

    — Отдайте нам антихриста! — донеслось с улицы.

   Резким движением Сперанский обернулся и посмотрел на дверь. В комнату вбежал Андрей.

    — Уходить надо, ваше сиятельство. Народ бунтует. Вас требует.

    — Много их? — спросил Сперанский еле заметно дрогнувшим голосом.

    — Человек двадцать, — ответил Андрей. — Но народ все идет. Все эти сплетни про дом дьявола на Солянке... Уходить надо! Иван их задержит, пока мы до подземного хода дойдем. А там, на пустыре, и коляска уже дожидается.

   Собака, перешедшая уже на хрип, вдруг взвизгнула и замолчала.

    — Что с Маркизом? — спросил Сперанский.

   Пытаясь успокоиться, он взял со стола подсвечник с горящей свечой и запалил еще несколько фитилей. В комнате заметно посветлело.

    — Не знаю, ваше сиятельство. Сейчас посмотрю, — сказал Андрей.

   Он выбежал из комнаты. Сперанский повернулся к окну и посмотрел во двор. От правого забора скользнула неясная тень. Меценат вздрогнул и прислушался к шагам на лестнице. Сперанский был смелым человеком и смерть его не пугала. Но смерть смерти рознь. Та, что готовилась ему, мецената совсем не устраивала.

   На лестнице раздался стон, и после треска сломанной древесины что-то с грохотом упало на пол. Сперанский выжидательно смотрел на дверь.

   Крики на улице становились все сильнее. Ворота не выдержали и рухнули на землю. Иван выбежал навстречу неистовствующей толпе и первым же взмахом оглобли сбил с ног шестерых.

   Махнув оглоблей еще несколько раз, Иван опустил ее одним концом на землю, и перевел дух. Толпа немного отступила. Стоящие впереди мужики и бабы продолжали выкрикивать проклятия, но все же не решалась снова зайти на двор. Иван довольно усмехнулся и, все еще не бросая жерди, развернулся и пошел ко входной двери дома. Когда он поднялся на последнюю ступень, из тени в дверном проеме возникла женщина. Иван в нерешительности остановился. Она молча дотронулась до его лица и вдруг запела. Иван неестественно улыбнулся, выпуская из рук жердь...

   Дверь в комнату Сперанского вылетела, вырывая с мясом петли из косяка, и упала на стол у противоположной стены. Меценат продолжая смотреть на пустой, чернеющий дверной проем, двумя руками оперся о подоконник за спиной. Огромного роста человек со шрамом на левой щеке ото лба и до подбородка, уверенно ставя ноги, вошел в комнату. Не задерживаясь у порога, он подошел к шкафу и раскрыл дверцы. Они почему-то оказались не запертыми. По комнате пронесся легкий ветерок, колыхнув пламя свечей и потушив половину из них. Мороз прошел по коже Сперанского. Громила отошел на три шага назад. Из тьмы шкафа в полумрак комнаты пустыми глазницами смотрело девять черепов. Громила поднял левую руку с растопыренными пальцами и глухим басом завыл слова древнего заклинания: «Эвер! Агн! Вир!...» Порыв ветра вышел из шкафа и люстра под потолком слегка качнулась.

   На улице послышались крики. Сначала мужские, сдержанно приглушенные, затем женские, душераздирающие. Сперанский, не отрывая глаз, смотрел на шкаф. Все, что сейчас произойдет, он видел много раз, только теперь это должно было произойти с ним.

   После очередного порыва ветерка шипение перешло в негромкий свист. Громила продолжал смотреть на черепа в шкафу. Из пустых глазниц и носовых отверстий тонкими струйками потянулся черный дымок. Сначала из двух, затем еще из четырех и оставшихся трех черепов. Тонкие струйки постепенно густели. Вытекающий дымок опускался к полу и неспешно поднимался к потолку, собираясь в маленькие облачка и образуя правильный круг. В комнате что-то завыло, словно ветер в трубе. Черные облака пришли в движение и каруселью завертелись вокруг качнувшейся люстры.

   Сперанский почувствовал холодное прикосновение ветра к щеке, со стола слетело несколько бумаг. От потолка облака устремились к полу, затем снова начали подниматься вверх, собираясь в плотный сгусток. Через минуту он принял форму шара. Шар метнулась в правый, ближний от Сперанского угол комнаты, затем в левый дальний, не долетев до него, он резко изменив траекторию, опустился к пол и направилась к Сперанскому. Тот округлил глаза.

   Тело мецената как губка впитало в себя сгусток. Глаза его заволокла черная пелена, тело скрючило в страшных судорогах и Сперанский повалился на пол. Боль была настолько ужасной, что мышцы с силой сокращались, заставляя все тело принимать неестественные положения.

   В окнах домов то там, то тут зажигался свет. Жители улицы выбегали из своих домов. Казалось, что все собаки в округе взбесились от полной луны.

    — Пожа-ар! — раздался зычный протяжный крик.

    — Пожа-а-а-ар! — отозвалось на другом конце улицы.

   Дом Сперанского вспыхнул как порох. Он загорелся сразу и весь. От нестерпимого жара лопались стекла в домах напротив. Невозможно было не то, что подойти к дому, пройти мимо по улице и то было не просто. Дом горел всю ночь, а под утро погас в несколько минут, оставив только обугленный каркас, который вскоре с громким треском обрушился. Толпа зевак, пожарные и полицейские еще какое-то время стояли возле пепелища, выдвигая разные версии о причине происшедшего. Кто говорил, что князь был прислужником дьявола и его Бог наказал, кто уверял, что, наоборот, он был слишком набожным и в доме всегда горело столько свечей, что немудрено было случиться такой беде. Удивлялись, как это еще раньше все не сгорело.

Москва, 1992 год

   Юра сиял от счастья — статья о «поезде-призраке» удалась. А фотографии к ней, точнее, компьютерная обработка снимков из старого железнодорожного атласа, выполненная Мариной в коллажном духе Евгении Стерлиговой, придали тексту, как выразился Главный, «подозрительную достоверность». Главный редактор признался, что давненько не видел такого успеха.

   Телефон «Московского Прометея» раскалился докрасна — причем, звонили сплошные очевидцы и каждый из них видел этот самый поезд собственными глазами. Сразу появилась масса советчиков, как именно нужно охотиться за таинственным железнодорожным фантомом. Предложения были самые разнообразные, одно бредовее другого. Например, один пенсионер-железнодорожник решительно советовал забраться в первый вагон злополучного поезда и дернуть там тормоз какого-то Вестингауза. Юре пришлось, чертыхаясь, лезть в справочник и выяснять, что, оказывается, имелся в виду тривиальный стоп-кран. Учитель математики из подмосковного города предлагал дождаться появления состава на каком-нибудь участке идущего в гору и... намазать рельсы солидолом: «Ни за что въедет!» — радостно возглашал наставник молодежи. Секретарь выслушивала всех, параллельно записывая информацию на диктофон и обещала читателям, что в ближайшее время появится продолжение статьи. Автор собирается принять участие в очередной охоте на «поезд-призрак».

    — Ну что же, Юрий, — сказал главный редактор, — тему выбрал ты удачно. И написал хорошо. Я думаю, мы сработаемся. Можно сказать, из ничего сенсацию сделал — старый миф, можно сказать, обратил в реальность.

    — Спасибо, — довольно улыбаясь, сказал Юра.

    — Откуда тему откопал?

    — Да сама жизнь идею подкинула, — неопределенно ответил Юра.

    — Чтоб я так жил!.. — неостроумно пошутил Главный.

   Выйдя на улицу, Юра поднял глаза к небу. Солнце на исходе лета улыбалось ему, жизнь казалась прекрасной.

    — Юрий! — послышалось сзади.

   Юра обернулся. Справа от мраморной лестницы, ведущей в редакцию газеты, стоял худощавый мужчина в очках. На вид ему было около двадцати восьми лет, одет он был в изрядно выцветший джинсовый костюм и кроссовки.

    — Простите? — ответил Юра, останавливаясь.

   Рядом проехал груженный камаз и его рев заглушил слова незнакомца. Он, как и Юра, поморщился в ожидании, когда машина, наконец, проедет.

    — Меня зовут Стас, — ответил мужчина в очках и протянул руку.

   Юра пожал ладонь.

    — У вас получилась любопытная статья. Если интерес к «Летучему Итальянцу» у вас еще не иссяк, то я могу рассказать вам кое-что новенькое.

   Юра улыбнулся. Еще одного «очевидца» ему только и не хватало.

    — Видите ли, — начал он, — у меня сейчас очень важная встреча. Если вам не трудно, поднимитесь, пожалуйста, в редакцию. Спросите Милу Шапорину — это секретарь. Расскажите ей все поподробней из того, что знаете...

    — Вы, по все видимости, не совсем правильно меня поняли, — с ответной улыбкой ответил Стас. — Если вы все же согласитесь нас выслушать, то при одном непременном условии — вы об этом никогда и никому не расскажете.

   Юра уже развернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился.

    — Интересно! А зачем тогда мне вас слушать, если я не смогу об этом никому рассказать? Я, извините, журналист. Моя профессия — рассказывать. И потом, кого это НАС?

    — Похоже, я все же смог вас заинтриговать, — улыбнулся собеседник. — Нас — это группу исследователей и действительно очевидцев, а не шизиков, наверняка оборвавших телефон в «Прометее». А от вас мы хотим получить помощь. Есть один человек, который не подпускает нас к себе на ружейный выстрел. Он очень много написал про «поезд-призрак». Ваша статья кое-где похожа на его работы — по стилю, да и вообще по духу. Я думаю, что он вам не откажет. А, возможно, даже попытается использовать.

    — Использовать? — удивился Юра. — Не слишком ли много на один день желающих меня использовать?

    — Соглашайтесь, — со спокойной улыбкой сказал Стас. — Не пожалеете.

   Профессиональный журналистский инстинкт сработал и Юра согласился. Он вдруг подумал, что статья о «поезде-призраке» может получить неожиданное продолжение. А если приложить немного фантазии, то это продолжение легко превратить в фантастическую повесть. А то и роман! О писательской карьере Юра никогда не задумывался, но почему бы не попробовать? Если подойти к делу с умом, читатели будут просто визжать и плакать.

   Ничем не примечательная шашлычная на пересечении Солянки и Покровского бульвара сразу бросилась Юре в глаза. Пока новый знакомый расплачивался с частником за проезд, Юра быстро придумал начало статьи под рабочим названием «Поезд-призрак возвращается. Изменения в расписании».

    — Нам сюда, — сказал Стас показывая рукой на шашлычную.

    — Меня это не удивляет, — ответил Юра.

    — Банально, да? — с улыбкой спросил Стас.

    — Отчасти... — деликатно согласился Юра.

   Стеклянная дверь заведения была открыта и подперта обломком кирпича. Внутри шашлычной народу было немного. Стрелки на часах, висевших над дверью, показывали двадцать минут шестого. Негромко играла музыка. За столиком возле окна в дальней половине зала сидела компания из трех человек — мужчина лет тридцати, молодая женщина и мальчик двенадцати-тринадцати лет.

    — Знакомьтесь, — сказал Стас, когда они подошли к столу. — Это Юрий. Журналист. Тот самый.

    — Максим, — мужчина встал и протянул Юре руку.

    — Это Вовка, — сказал Стас, кивая в сторону мальчишки, — и наша царица Тамара.

   Тамара приветливо улыбнулась. Юра невольно задержал взгляд на новой знакомой. Существует такой тип женщин — не обладая модельной внешностью, они приковывают к себе взгляды мужчин тем самым внутренним обаянием, которое по праву ценится дороже, чем красота. Тамара несомненно принадлежала к дамам именно такого рода.

    — То, что царица, я и сам вижу, — сказал Юра с добродушной улыбкой.

    — Кстати, Тамарой ее назвала отнюдь не грузинская поэзия, а папа с мамой, — добавил Максим и подмигнул Юре.

   Подошла официантка. На беджике справа у нее было пропечатано имя: Даша.

    — Шашлык гостю, — сказал Стас.

    — Свинина, баранина, осетрина... — принялась перечислять Даша.

   Стас вопросительно посмотрел на Юру

    — Свинина, — сказал тот.

    — Я угощаю, — добавил Стас.

    — И бутылочку красного сухого, — сказал Максим. — Это уже я угощаю.

    — Спасибо, — сказал Юра, когда официантка удалилась.

   Первые несколько минут компания новых знакомых хранила молчание, словно собираясь с мыслями.

    — Юра, а почему вы взялись за тему «поезда-призрака»? — наконец заговорила Тамара.

    — Ну... для начала, если ни у кого нет возражений, я предложил бы перейти «на ты». Это во-первых.

    — Никаких проблем, — ответил Максим. — «На ты», так «на ты».

    — А во-вторых, тема как тема. Типичная обывательская утка, которую можно раздуть в сенсацию. По-моему, у меня получилось.

   Все улыбнулись, а Юра вдруг подумал, что непринужденность в этой компании несколько наиграна. Тем более, что сидящий напротив Вовка, откровенно выпадал из общего настроения — он равнодушно ковырял вилкой в тарелке, на которой горкой был навален картофель фри.

    — Твою статью мы читали, — сказал Стас. — Теперь мы расскажем свою историю.

   Подошла официантка. Она поставила перед Юрой тарелку. Пять привлекательных кусков приготовленной на углях свинины лежали в окружении маринованного лука и гранатовых зерен.

    — Сейчас принесу вино, — сказала она.

   Юра придвинул тарелку и обвел глазами компанию.

    — Мы уже поели, — сказал Максим. — Ты кушай, не стесняйся. А Стас пока расскажет.

    — Да, — сказал Стас. — Приятного аппетита... Так вот, этим летом мы были в археологической экспедиции в Старом Кургане. Это на юге...

    — Я знаю, где находится Старый Курган, — жуя перебил его Юра.

    — Это хорошо. Ты кушай, кушай... Так вот, мы с Максом археологи. Виктор, отец Вовки, тоже археолог, в этот раз он взял Вовку с нами. В тот день Максим уехал в город, а мы рыли шурф. Точнее, рыл Вовка, но... не суть важно. Все было как обычно. Солнце, воздух, монотонная работа. Потом послышался слабый шум, он все увеличивался. И вдруг из-за холма выскочил поезд! Древний паровоз и три допотопных вагона. Не торопясь, он проехал мимо нас безо всяких рельсов и раздавил флягу.

   Стас открыл сумку, извлёк оттуда покореженную флягу и со значением протянул её Юре. Тот важно покивал, осматривая «вещественное доказательство», но про себя подумал, что таких вот «аргументов» он сам может предоставить с десяток, совершив рейд на ближайшую помойку.

    — Возможно, к зиме я бы и смирился с тем, что это была коллективная галлюцинация, но когда мы уезжали домой.... — Стас замолчал и посмотрел на Вовку.

   Вовка нахохлился и шмыгнул носом. Выражение лица Максима тоже переменилось.

    — Мы стояли на перроне, — продолжил Стас, чуть замедлив речь, — и ждали поезда на Москву. Поезд опаздывал. И вдруг из тумана возник тот самый поезд, что мы видели в степи. Он шел по рельсам так же неспешно, как и в первый раз. Мы оцепенели от неожиданности. К тому времени в местной прессе уже появились публикации на эту тему и некоторое представление о «поезде-призраке» мы имели. Но чтоб увидеть его во второй раз... такое трудно было себе представить. Поезд остановился в конце платформы и как бы приглашал нас. Виктор по натуре своей....

   Вовка встал, с шумом отодвинув стул, и ушел в сторону туалета. Юра посмотрел ему вслед, положил в тарелку недоеденный кусок шашлыка, а затем вновь взглянул на Стаса.

    — Виктор очень грамотный археолог, хороший историк, но в свои сорок лет не растерял какую-то детскую тягу к приключениям. Когда поезд тронулся с места, с ним что-то случилось — какое-то наваждение, совершенно ему не свойственное. Он произнес несколько странных фраз и вдруг побежал за поездом. В самый последний момент ему удалось прыгнуть на подножку последнего вагона. Он вошел в вагон, и больше мы его не видели.

   Вовка вернулся такой же задумчивый, как и был раньше, только глаза его теперь были красными.

    — Трудно поверить в такую историю? — неожиданно спросил Максим.

    — Непросто, — честно ответил Юра.

    — Я сам в нее не верил, пока Виктор Иванович не исчез за дверцей доисторического вагона.

    — Какие слова произнёс тогда Виктор? — спросил Юра.

    — Что-то... — Стас посмотрел на Максима. — Про амальгаму какого-то зеркала?

    — Гиперборейского. Гиперборейского зеркала. Понятия не имею, что это такое.

    — И у меня никаких идей.

    — Так что вам нужно от меня? — спросил Юра. — Напечатать всё это в «Московском Прометее»?

   Максим снисходительно улыбнулся.

    — Бондарь. Вам... тебе, что-нибудь говорит эта фамилия? — бархатно спросила Тамара.

   Юра чувствовал, что голос этой женщины начинает творить с ним невообразимые вещи.

    — Бондарь, — повторил Юра. — Григорий Ефимович. — Исследователь феномена «Поезд-призрак». Один из тех, кто, судя по всему, продвинулся в этом направлении дальше всех.

    — Правильно, — подтвердил Стас. — Попробуй найти с ним контакт.

   Юра вопросительным взглядом окинул компанию.

    — С нами он не встретится, — пояснил Максим. — Мы пытались уже не однократно. Для него мы одни из сотен «очевидцев», которые обрывают его телефон. Особенно после твоей статьи...

Скачать произведение

Работы автора:

Кармина Бурана

Хованщина

Болеро и Павана на смерть Инфанты

все работы

Публикации:

Кольцо времени

Колесо в заброщенном парке

2004 — 2024 © Творческая Мастерская
Все права на материалы, находящиеся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе об авторском праве и смежных правах. Любое использование материалов сайта, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается. Играть в Атаку